— В самом конце дня зазвенел противным голосом телефон правительственной связи, — рассказывал Коротич, — и меня пригласили в ЦК, в тот самый первый подъезд, где были кабинеты большинства членов Политбюро: на пятом этаже— Горбачева и Лигачева, а на третьем — Яковлева, моего самого любимого коммуниста, который сделал больше других для развала коммунистических догм. Проверяли документы жесточайше. Офицеры на контроле, не скрывая, что знают меня в лицо, сто раз сверяли все номера и фото, пока позволили войти. За спинами у офицеров были гардероб и прекрасный книжный киоск, где, разглядывая обложки, можно было отдышаться. За спиной у меня — московская Старая площадь, названная так не из-за возраста членов Политбюро, а потому, что здесь когда-то торговали старыми вещами. И два топтуна, мерно вышагивающих перед заветным первым подъездом. Интересно, что подъездом этим не пользовались ни Горбачев, ни другие высокие начальники — у них был свой вход, со двора, и свой въезд во двор. Топтуны со стороны площади и контроль со стороны здания — все это было придумано, чтобы устрашить и сразу же поставить на место меня...
ЖИВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ СКРОМНОСТИ
В газете «Московская правда» отставной сержант милиции А. Березин назвал советницу президента по национальным вопросам Галину Старовойтову «редкой жемчужиной нашей жизни».
При напоминании об этом Галина Васильевна за*- рделась:
— Ах, для меня это неожиданно. Я не настолько молода и привлекательна, чтобы быть лидером еще и... еще и мужских симпатий...
НАЛАДИМ ВЫПУСК МОИХ ИЗВАЯНИЙ
1992-й год. Журналист Андрей Ванденко берет интервью у Владимира Жириновского:
— Владимир Вольфович, а в бронзе хотелось бы увековечиться?
Разговор шел об экспонате для музея восковых фигур.
— Уже делают. Мой бюст изготавливает тот же скульптор, который изготавливал и бронзовые фигуры Ельцина, Горбачева.
— Для кого это честь — для вас или для скульптора?
— Ни для кого! Я к нему не просился, опять все случайно совпало. Вы спросили про бронзу, я информирую. Мои бронзовые бюстики скоро поступят в продажу.
— Владимира Ильича на прилавках заменить намереваетесь?
— Зачем мне кого-то заменять? Я сам по себе. Меня люди хорошо знают. Наверняка найдется много таких, кто захочет постоянно видеть меня у себя дома, на даче, на работе. Мы должны помочь людям удовлетворить их естественное желание. Наладим выпуск моих изваяний.
САМООЦЕНКА
«Кем бы я был, если бы не Октябрьская революция семнадцатого года? Дурак дураком. А сейчас вот — генерал», — любит вспоминать своего преподавателя военной кафедры один мой московский приятель.
Старая студенческая шутка вспомнилась, когда в 1993 году читал интервью российского министра Михаила Федотова в московской прессе. «Когда один из моих друзей-журналистов поздравил меня с новой должностью, — признается министр, — я ответил: «Дурак, это я тебя поздравляю». Была опасность, что на министерском посту мог оказаться человек с иными взглядами, политически ангажированный. А я, кроме служебной машины и лишней головной боли, ничего не получил. Дачи правительственной у меня нет. Квартира? Если бы вы видели мою квартиру. Кухня размером с мой министерский стол. Подъезд... Тот еще. Поздно, говорят, ты стал министром, не в те времена. А в «те времена» меня бы и начальником отдела в министерстве не назначили бы».
ИЗ ЖИЗНИ ПРОВИНЦИИ
— После заседания правительства, на котором я присутствовал, Егор Тимурович Гайдар давал банкет в честь глав областных администраций. И вот после... ну, условно, первого тоста он подошел лично ко мне (все обратили внимание на этот шаг) и вслух заявил: «Геннадий Васильевич, вы делаете очень, очень большое дело...»
Данный фрагмент из выступления по областному радио главы липецкой областной администрации, члена Демократической партии России Геннадия Васильевича Купцова.
Еще один эфирный пассаж:
— Борис Николаевич Ельцин встал и пожал мне руку (речь идет об аудиенции в Кремле). Ну, вы знаете его рост и мой рост — соотношение... Мне как-то было не по себе. Он похлопал меня по плечу и говорит: «Молодец, Геннадий Васильевич». Ельциным принято решение о прибытии с официальным визитом в Липецкую область...
Губерния, припав ушами к динамикам, зачарованно слушала о приключениях своего губернатора в столице:
— Подошел Руцкой и тоже похлопал: «Ну как, земляк, дела?»
Я говорю:
— Нормально, Александр Владимирович!..
НОВЫЕ КУМИРЫ
Диалог ведут популярная телеведущая программы «Афиша» московского телевидения Алена и ее супруг, продюсер Армен Туманян.
Вопрос Алене: сколько она получает за ведение «Афиши», в смысле, каков ее достаток?
Ответ Алены:
— Мой достаток— это мой муж, который одновременно мой продюсер. И когда я задаю ему вопрос: «Дорогой, сколько я зарабатываю?», — он отвечает: «А что тебе надо купить?»
Ответ супруга:
— Я уже перешел от категории зарплаты к категории прибыли. Я не знаю, какая зарплата у меня, какая зарплата у Алены...
Алена, отвечая на вопрос о ее популярности:
— Вообще меня трудящиеся замучили. Стоит мне зайти в соседний гастроном, как продавщицы делают соответствующие лица и говорят: «Наш магазин посетила Алена». И вообще началось. У подъезда караулят... Я открываю дверь ключом, а пацаны кричат: «Алена», «Афи-и-ша». Это совершенно жизнь не облегчает. Потому что все смотрят, сколько килограммов масла я беру, и злятся, что беру три килограмма, а они себе триста граммов лишь могут позволить. А уж когда на Дорогомиловском рынке что-то покупаю, то все кавказцы окружают меня и кричат: «Чао!» Мне приятно, что я популярна.
Супруг, касаясь темы личной жизни:
— На мой нежурналистский взгляд, надо идти на поводу у обывателя, которому хочется все знать о закулисной жизни. Но надо идти до определенных пределов. Им интересно знать, что муж Алены — это ее продюсер. А сколько раз мы за ночь трахаемся — им знать не обязательно. Пусть знают, что у нее есть ребенок, есть собака, есть машина...
ГОРБАЧЕВ ЛОМАЛ СИСТЕМУ ПО ЗАДАНИЮ КИСЕЛЕВА
Февраль 1993 года. Журналист еженедельника «Аргументы и факты» М. Дмитриев беседует с телеведущим Евгением Киселевым.
— Были ли в вашей «итоговой» судьбе какие-то серьезные проколы? — спрашивает журналист.
— Чувство наибольшего неудовлетворения у меня вызвало интервью с Горбачевым, — отвечает Киселев. — Это было летом прошлого года. Не то чтобы я оробел или попал под его знаменитое обаяние... Манера у Горбачева подавляющая. Мы хотели, чтобы он выступил в «Итогах» в течение минуты-другой, он сказал, что у него текст на 14 минут. Я сказал— нет. Мы вместе пытались сократить его выступление, посвященное, кстати, полугоду его отставки, но из этого ничего не получилось. Мне надо было бы превратить монолог в интервью, но я как-то не сориентировался.
— Удивительно, но и у Урмаса Отта передача с Горбачевым тоже не получилась. В конце беседы с ним Отт сказал: «Большое вам спасибо, но я должен отметить, что не получил ответа ни на один вопрос, который вам задал».
— Видите ли, Горбачев когда-то сказал: «Все равно я вам всего не скажу». Если «всего» поменять на «ничего», было бы точнее. Есть люди, которые готовы к разговору, а есть готовые только к тому, чтобы выплеснуть некую сумму мыслей. Я хотел бы нормального человеческого общения, на которое было бы интересно посмотреть телезрителям. А сейчас он ведет себя, как памятник самому себе, и по-прежнему ощущает себя президентом СССР.
— Еще до путча я был убежденным горбачевцем, — замечает интервьюер.
— Я тоже, и до сих пор считаю, что без него мы не сломали бы хребет этой системе. Но сейчас он для меня сплошное разочарование... То, что его по-прежнему принимают на Западе на самом высоком уровне, может быть, тешит его самолюбие, заряжает какие-то аккумуляторы самоуважения, но если бы он поехал на родину, на Ставрополье, да снялся там с мужиками в сапогах и в ватнике, его имидж в России мигом бы поднялся...
— Вас, наверное, все узнают в лицо. Не мешает ли вам это жить?
— Откровенно говоря, реакция людей удивляет. Один, помню, недавно долго стоял, мрачно смотрел на меня в метро, потом подошел, спросил: «Это ты?» — «Нет, — говорю, — не я». — «Да брось притворяться, я тебя узнал, ты «Спокойной ночи, малыши» ведешь...»
ДЕЛАЛ НЕ ОН, А ШИШКИ НА НЕГО
Однажды по Арбату шла пожилая женщина. Внезапно впереди себя она заметила высокого статного мужчину с глубокими залысинами.
— Это вы — Артем Тарасов? — спросила она, приблизившись к нему. — Что же вы со страной-то сделали!
Шел 1994-й год. Тарасов три года жил вне пределов России.
— Я ей тогда сказал: «Да я же в России три года не был, как же я мог что-то с ней сделать?» Очевидно, что сделали-то с ней именно те люди, которые начали творить в ней капитализм на том общественном материале, который его не воспринимает. До сих пор.
