Я не испытывал сожаления, лишившись двух членов малочисленной команды Карри. Положение с кадрами становилось с каждым днем легче по мере продвижения союзников в Европе. Офицеры, работавшие в секциях наступательной разведки, видели, что объекты для их разведки быстро исчезают. Специалисты контрразведки, действовавшие против секретных служб стран Оси, понимали, что у них скоро не будет противника. Я оказался в завидном и необычном положении. Вместо того чтобы драться за кадры, я сам стал объектом обхаживаний со стороны желающих поступить в мою секцию, в том числе и таких, которых я не собирался брать к себе. Короче говоря, что касается рабочей силы, то конъюнктура на рынке складывалась в пользу покупателя.
Круг лиц, из которых подбирались кадры, делился на четыре категории: были никчемные люди, на которых я не терял времени. Было много таких, и среди них очень способные, которые хотели лишь одного — вернуться к мирной деятельности, и чем скорее, тем лучше. Я попытался уговорить некоторых из них изменить свое решение и остаться на службе, но, насколько я помню, лишь в одном случае добился успеха. Затем был ряд опытных офицеров старшего поколения, которые хотели остаться в своих креслах и получать жалованье еще несколько лет в ожидании отставки. Наконец, было десятка два более молодых людей приблизительно моего возраста, плюс-минус пять лет, которые приобрели вкус к разведывательной работе во время войны и горели желанием сделать ее своей карьерой.
Четвертая категория привлекала меня больше всего, и я уделил ей основное внимание. Когда секция была наконец укомплектована, большинство офицеров оказалось значительно моложе сорока лет. Но конечно, было бы неразумно подбирать в секцию лиц только одной возрастной группы, так как это создало бы проблемы для продвижения людей по службе. Поэтому я взял несколько человек старшего поколения, которые через короткое время должны были уйти в отставку и освободить вакансии для более молодых. Самым известным из них был Боб Кэрью-Хант, которому я поручил подготовку общих материалов о коммунизме. Он обладал большим преимуществом как человек образованный, хотя и не очень красноречивый. Со временем Боб стал признанным авторитетом в вопросах коммунизма и пользовался большим спросом как консультант и лектор не только в Англии, но и в Соединенных Штатах. Потом он говорил, что намеревался посвятить мне свою первую книгу под названием «Теория и практика коммунизма», но решил, что такая честь может поставить меня в неловкое положение. И в самом деле, я оказался бы в очень неловком положении по целому ряду причин.
В самый разгар моей кампании по подбору кадров Вивьен сказал мне, что освободилась Джейн Арчер, и заметил, что она будет чудесным приобретением для Девятой секции. Это предложение было для меня неприятной неожиданностью, тем более что я не мог ничего возразить против него. После Гая Лидделла Джейн была, пожалуй, самым способным профессиональным офицером разведки из сотрудников МИ-5. Она посвятила значительную часть своей сознательной жизни изучению коммунистического движения во всех его аспектах. Именно она допрашивала Кривицкого, офицера Красной армии, который бежал на Запад в 1937 году, а через несколько лет полностью разочаровался во всем и покончил жизнь самоубийством в Соединенных Штатах. Из него она вытянула опаснейшие для меня показания о том, что советская разведка послала в Испанию во время Гражданской войны одного молодого английского журналиста. И вот Арчер оказалась в моей секции. К счастью, Джейн как человек была мне по душе — со здравым умом и острым языком. Ее уволили из МИ-5 за то, что на одном высоком совещании она, воспользовавшись случаем, оскорбила бригадира Харкера, который в течение нескольких лет занимал должность заместителя начальника МИ-5. Он был очень мил, но никаких других достоинств не имел. Вскоре после ее прихода к нам разразившийся в Греции кризис потребовал решительных действий со стороны генерала Пластираса.
Джейн рассмешила меня маленьким каламбуром, в котором фамилия генерала рифмовалась с непристойным словом. Я почувствовал, что у нас с ней много общего, но иметь Джейн как врага было бы весьма опасно.
Я поручил Джейн разобраться в самой большой группе материалов о коммунистическом движении, имевшихся в то время в секции. Они состояли из значительного количества перехваченных телеграмм, касавшихся национально-освободительных движений в Восточной Европе. Из них вырисовывалась убедительная картина эффективной деятельности коммунистов в их борьбе против стран Оси. Большая помощь, систематически оказываемая им Советским Союзом, заставляла задуматься о многом. Несмотря на попытки УСС и УСО добиться политической поддержки на Балканах путем поставок оружия, денег и материалов, национально-освободительные движения отказывались идти на компромисс. Они, несомненно, приняли бы помощь хоть от самого дьявола, но вступать с ним в союз не собирались.
Помимо Боба Кэрью-Ханта и Джейн Арчер с их специализированными обязанностями секция была разделена на обычные региональные подсекции. В те дни у нас было очень мало секретной информации для работы. Однако недостаток текущих материалов имел некоторое преимущество. Дело в том, что очень немногие сотрудники в службе знали в то время что-либо о коммунизме. Нашей первой задачей было пойти снова в школу и получить элементарные знания по этому вопросу, не отставая в то же время от текущих событий путем изучения открытых материалов, таких как коммунистическая пресса и радиопередачи из социалистических стран. Та незначительная информация, которую мы получали, оказывалась большей частью ложной.
Я уже говорил, как разногласия между СИС и МИ-5 помогли моему назначению в Девятую секцию. Теперь мне было необходимо продолжать работать и строить отношения с МИ-5 на новой, дружественной основе. Моим коллегой в МИ-5 был Роджер Холлис, начальник секции, занимавшейся делами советских граждан и членов компартий. Это был приятный человек, склонный к осторожности. Он пришел в МИ-5, как это ни странно, из англо-американской табачной компании, которую представлял в Китае. Хотя ему не хватало некоторой доли легкомыслия, что я считаю важным (в умеренной дозе) для всякого нормального человека, мы с ним быстро поладили и вскоре обменивались информацией без ограничений с обеих сторон. Мы оба были членами объединенного разведывательного подкомитета, занимавшегося вопросами коммунистического движения, и всегда вырабатывали согласованную точку зрения, чтобы изложить ее менее информированным представителям других департаментов службы.
Хотя Холлису не удалось достичь многого в работе против советской разведки, он успешно добывал информацию о внутренних делах английской коммунистической партии весьма простым способом: установил микрофоны в штаб-квартире на Кинг-стрит. Результатом был приятный парадокс.
Микрофоны неуклонно свидетельствовали о том, что Коммунистическая партия Великобритании отдавала все силы, чтобы помочь стране выиграть войну. Так что даже Герберт Моррисон, который жаждал крови коммунистов, не мог найти законных средств, чтобы запретить деятельность партии.
В начале 1945 года, когда секция была должным образом укомплектована и размещена, для меня настало время посетить некоторые из наших резидентур за рубежом. Я имел целью возместить тот ущерб, который нанес Стептоу, а также обсудить с нашими резидентами пути и средства получения информации, интересующей Девятую секцию. Первая часть моей миссии была выполнена легко. Я просто рассказал всем, кого это касалось, что в качестве первого шага в своей новой должности я уволил Стептоу. Эту новость встретили всеобщим одобрением. Вторая часть оказалась труднее. Объект нашей деятельности был невидим и неслышим. Для СИС советской разведки словно и не существовало. Так что в результате всех переговоров мы смогли прийти лишь к общему решению: продолжать собирать мелкие сплетни о сотрудниках советских и восточноевропейских дипломатических представительств и о членах местных коммунистических партий. За время моей службы не было ни одной глубокой операции против советской разведки, которая принесла бы какие-то результаты. СИС жила лишь неожиданными подачками, которые судьба буквально бросала иногда ей в руки, если не считать одного-двух исключений, о которых я скажу позже. Эти подачки приходили в виде редких перебежчиков из СССР. Они «выбирали свободу», подобно Кравченко, который, последовав примеру Кривицкого, быстро разочаровался и покончил жизнь самоубийством.
