лучшее доказательство губительности половой невоздержанности, чем ряды реально существовавших Хорохориных, оказавшихся втянутыми в постыдные преступные деяния? [2022] Два уголовных дела, представленные ниже, без сомнения способствовали созданию атмосферы, в которой сюжет романа Гумилевского ощущался современниками как актуальный.
В ходе расследования первого дела милиция выяснила следующее. В 1919 году познакомились два студента – Анастасия и ее будущий супруг. «Они друг другу нравятся. Интересы общие: оба захвачены общественной жизнью, участвуют в кружках, посещают митинги, лекции и т. п. <…> Все это сближает их. Она думает не только о своем самообразовании, но, будучи значительно культурнее его, она хочет поднять этот интерес к знаниям и у него, она ставит своей задачей сделать из него культурного и образованного человека» [2023].
Пока Анастасия с ним не жила половой жизнью, «рассудок был господином». Но в январе 1922 г., когда ей казалось, что волнение, связанное с дезертирством, кражами и эпилепсией может вызвать у него припадок, она вступила с ним в сексуальные отношения, «думая, что это предупредит припадок, его успокоит, а может быть и вылечит навсегда». Физическая связь дает ей удовлетворение, глубоко ее захватывает. Она так характеризует этот переломный период своей жизни: «До встречи с мужем я жила сознанием. А потом я жила чувством. <…> Сознательная жизнь как бы вытеснилась. Уступила место другой. Часто был рассудок с сердцем не в ладу, я сама чувствовала это».
Впоследствии девушка узнает, что ее любимый спит с другими женщинами, и, более того, он заражает ее венерической болезнью (заражение венерической болезнью законодательно было отнесено к преступлениям, обозначенным в УК РСФСФ 1922 года как телесные повреждения и насилие над личностью) [2024]. С Анастасией случился нервный припадок; ей казалось, что над ней издеваются.
Наступает последняя ночь. Физическое состояние ее тяжелое. Он хочет ее, она отклоняет его просьбы. Он, как всегда, сумел к ней подойти. Coitus болезнен, вскоре второй, усиливающий физическую и душевную боль. Он засыпает. Она лежит, вихри мыслей и воспоминаний прерываются только болезненными позывами. Она не знает, что она думала. В 7 часов она встает мочиться, обессиленная падает на его ноги. Привстав, она увидела блестящий нож (накануне отточенный мужем); при тщательном анализе, смутно и неуверенно вспоминает она теперь, что словно было какое-то ощущение, что «он» причиной всего. Дальнейшего она не помнит и не знает. Она приходит в себя в тот момент, когда они стоят друг перед другом. Первое, что она видит, это penis в своей руке, в другой – нож и кровь. При медицинском освидетельствовании потерпевшего было обнаружено, что член был ампутирован на ¾ сантиметра от pubis [2025].
Судебный психиатр Николай Павлович Бруханский, который сопровождал это дело, не сомневался, что на фоне ее соматического состояния и нараставшего душевного конфликта произошло действие «короткого замыкания», когда аффективные импульсы переходят прямо в действия, обходя личность в целом, «но не в форме элементарных двигательных разрядов, а в форме сложных действий». Подобные «короткие замыкания» «могут выполняться или в состоянии припадка, со склонностью к затмению сознания, или же иметь вид нормального действия при ясном сознании. Но в обоих случаях действие вместе с аффективным импульсом, вызвавшим его, образует одно сплоченное целое, отщепленное от прочей личности. Импульс не проходит через фильтр всей личности, а прямо переходит на психомоторную сферу и проявляется в действии, наиболее близко лежащем к данному аффекту и бессмысленном для всей личности в целом». Отсюда Бруханскому стал понятен и характер самого преступления, совершенного девушкой: «Стремление эмансипироваться, найти свою привычную установку, отошедшую на задний план благодаря глубокой сексуальной привязанности, которая ее захватила и поработила, неосознанно приводит к penis’y, как виновнику всего» [2026].
Как Хорохорина, так и Анастасию к преступлению привели их разбушевавшиеся половые инстинкты. Оба студента полагали, что половая активность – это дорога к здоровью, но потом лишь убедились, что на самом деле это путь к деградации и разложению. Советское законодательство проявило в отношении студентки Анастасии такое же сострадание, какое романист Гумилевский проявил к своему заблудившемуся в дебрях сексуальности герою. 10 ноября 1924 года Московский губернский суд признал, что инкриминированный девушке акт совершен ею в состоянии «временного расстройства психической деятельности», и дело прекратил.
Три года спустя еще одна уголовная история подтвердила мораль «Собачьего переулка», заключавшуюся в том, что берущие верх инстинкты превращают человека в животное. Здесь судебный нарратив также давал понять, что неразвитый студент из низов, подверженный власти тела, был не настоящим пролетарием, а бессознательным примитивным человеком. Вот некоторые подробности милицейского отчета: будущий преступник, К-ев, родился в крестьянской семье. В Гражданскую войну он служил в Красной армии, а после демобилизации в 1921 году ушел на поиски заработков в Москву и примкнул к коллективу грузчиков. Казалось бы, рост пролетарской сноровки обеспечен: товарищами по работе К-ев постепенно «обрабатывается», проходя через трудовую школу дисциплины, в 1924 году вступает в ВКП(б) и даже имеет честь быть избранным рабочими представителем местного комитета. Вскоре ячейка выделяет его и направляет на учебу в рабфак. «Безусловно, способный и толковый человек», – гласит его характеристика. Но вот тут и происходит трагедия. К-ев знакомится со студенткой буржуазного происхождения, женится, но чувствует себя с ней неровней. Студенческая пара часто ссорится, и К-ев, который демонстрирует все меньше и меньше самообладания, опускается до рукоприкладства. Кульминация происходит 26 февраля 1926 года: муж выбивает жене левый глаз и ранит ей щеку и нос своим перочинным ножом. Вот как судебная экспертиза объясняла упадок К-ева: в Москве у него наступает «сознание, чувство своей недостаточности. Встреча же с женщиной, социально и культурно чуждой ему, давшей ему новое, им не испытанное в любви, захватывает всецело его. Классовое противоречие, отсутствие духовной связи, чувство своей недостаточности выступает в полной мере. Внутренний конфликт углубляется и нарастает».
Суду стало сразу же ясно, что в браке сошлись два совершенно разных типа людей.
Гр-н К-ев является примитивной, т. е. простой, первобытной личностью, по своему психическому складу близкой к психике дикарей, детей с их простыми, непосредственными примитивными реакциями во внешней среде. Это подтверждается не только его крестьянским происхождением и всем формированием и развитием его личности, но и теми проявлениями, которые можно установить на суде. Его любование собой, своим телом, сквозящее в каждом движении, в его маршировке, выпячивании груди и временами величественной улыбке, пристальном взгляде, выражающем свое превосходство, свидетельствует о нарциссизме, т. е. самовлюбленности, и служит ярким доказательством его психического инфантилизма, проявления еще незрелых, детских, более низших начал. Его развязность, самоуверенность, цинизм, подчас, может быть, нахальство, грубость во внешних
