— Вы сейчас целым цирком руководите. И что вы будете делать с этим коллективом как с системой?
— Я привык вдохновлять. Не вдохновляются, я иду дальше. Других способов у меня нет. Сейчас посмотрел, куда движется цирк, имеющий такие давние традиции, и придумал несколько направлений: первое — это традиционный цирк, это мастера. Я даже съездил к Олегу Попову в Германию, но пока мы с ним договорились только до того, что он приедет к нам в цирк, и мы обсудим: может, он примет участие в какой-то программе, посвященной воспоминаниям о традициях нашего советского цирка. Но это пока отодвигается. Второе направление — новые программы. Мы уже запустили три проекта: Белая, Цветная и Черная программы. К осени подготовим как минимум одну. Но как ее показать в старом цирке — проблема, цирк на Фонтанке сейчас не готов принимать ее по техническим причинам. Мы уже обсуждали в Москве, нам пообещали финансирование — если сделаем реконструкцию, сможем показать программу в помещении цирка Чинизелли. А пока шьем в Англии большой город-шапито из нескольких куполов и будем показывать свою первую программу на Олимпиаде в Сочи. Третье направление — гастролеры. Я уже составил список из 25 лучших мировых программ последних лет. Четвертое направление — школа, в том числе интернет-школа, чтобы люди во всей стране могли зайти в эту школу со своего компьютера и поучиться. С директором Русского музея Владимиром Гусевым договорились, нас включат в музейные виртуальные программы.
— Цирк — это поток, это нередко консерватизм и артистов, и зрителей.
— У нас будет все. Сегодня — традиционная программа, завтра — инновационная, послезавтра — гастролеры. Традиционные программы будут жить по тем законам, по которым они живут. Кто захочет измениться, сможет прийти в новые программы со своими идеями. Мы ему предоставим хореографов, костюмы, музыку.
— У вас звери будут в программах? Западные цирки принципиально отказываются от дрессированных животных, а традиционный русский цирк невозможно представить без них.
— Как решит общество, так и будет. Мое мнение — если по-человечески относиться к животным, тогда все в порядке, а эксплуатировать зверей недопустимо. Вообще ты от другого можешь потребовать ровно столько, на сколько ты ему дал любви. Еще Аркадий Райкин говорил, что только человек, страстно любящий мир, может его критиковать.
— Вас очень интересно слушать, но вы как бы в стороне от реальной жизни обитаете, от конфликтов и политики. Вам это неинтересно?
— Если я приезжаю в зону конфликта, я должен выступать на обеих сторонах, я не имею права выступать на чьей-то стороне. Мы, артисты, — вторая половинка весов, если мы их не удержим, мир взорвется. Кто-то борется, а кто-то держит свет в руках.
Закосить под дурака / Искусство и культура / Кино
Закосить под дурака
/ Искусство и культура / Кино
Кинорежиссер Юрий Быков: «Некоторые считают меня сумасшедшим. Понимать, оценивать, задумываться, сомневаться, переживать — дело юродивых и ущербных»
Юрий Быков дебютировал в 2009 году на «Кинотавре» короткометражкой «Начальник», снял полнометражный дебют «Жить», но проснулся знаменитым после фильма «Майор». В этом году фильм участвовал в каннской «Неделе критики» и был отмечен тремя призами Шанхайского фестиваля. Идею фильма навеял майор Евсюков, расстрелявший людей в супермаркете. Действие происходит в течение одного дня: майор полиции сбивает на дороге мальчика, а его коллеги, руководствуясь законом стаи, пытаются замести следы.
— Юра, есть ли в фильме Евсюков?
— Есть, но не главный герой, не майор. Может, коллективный Евсюков получился… Про него говорят, что он нелюдь. Давайте попробуем понять, что это за человек. Вот жена ему говорит: я от тебя ухожу. Он напивается, берет пистолет и идет стрелять. Почему? Просто у него к жене любовь есть, а к остальным людям нет. Его система так воспитала, что люди в супермаркете — просто мишени и можно на них выместить злобу. Главное, чтобы не поймали, чтобы замяли.
— Надо ли видеть в нелюди человека?
— Я считаю, что нет хороших и плохих — есть хуже или лучше. Бывает категория клиническая: человек со справкой о том, что ума нет. У него дважды два пять и жи-ши он пишет с буквой «о». А есть категория людей, у кого на генетическом уровне утрачена система ценностей. То есть человек с виду нормальный, но при этом инвалид. Ему недодано чего-то человеческого. Вот родился человек без руки — он же не виноват. Точно так у человека не бывает сострадания и т. п. Ему можно посочувствовать.
— И оправдать убийцу?
— Я не оправдывал, а пытался понять, куда девается общечеловеческое в той системе круговой поруки, где зона ответственности — только ближний круг, а чужие никто. Внутри ментовской системы человеку трудно применить к своим поступкам общечеловеческую мораль. Цивилизованное общество предполагает ответственность постороннего человека перед посторонним человеком. Вот я иду по улице, человека бьют, а я подбежал, вступился, мне тоже настучали по голове, но я лежу довольный, потому что заступился за постороннего. А здесь другое. Система устроена как мафиозное сообщество, которое тебя защищает, если ты свой, и от тебя защищается, если ты чужой. Иначе не выжить.
— Вы хотите, чтобы зритель сочувствовал этим людям?
— Попасть в такие обстоятельства может каждый. И никто не знает, как себя поведет. В этом и заключается гуманистический посыл фильма (смеется).
— Ну разве что в этом. Вы не оставляете надежды.
— Да, мне сказали прокатчики, что если бы была другая концовка, то копий было бы больше. Но когда я принес первый вариант сценария продюсеру, он был совсем мизантропический. Алексей Учитель тогда сказал: «У вас герои животные». И я стал искать в них человеческое. Наверное, можно было бы дойти прямо до Человека-Паука и снять фильм про лучшего мента России, сейчас, на той волне, когда полицейские с рыночной мафией разбираются. Но с «Майором» ничего не поделаешь — там начинается с трагедии и ею же заканчивается. Счастливого финала быть не может, потому что из определенных обстоятельств выхода нет. Надо менять обстоятельства, менять менталитет и систему координат.
— Вам неинтересен другой тип героев?
— Вполне интересен. Сейчас с «Главкино» готовлю приключенческую картину «Живая вода». Еще волосы начал отращивать, чтобы самому сыграть главного героя в фильме «Дурак» — и финал у него будет обнадеживающий.
— Он дурак со справкой или по профессии?
— Он дурак, потому что человек исключительный, способный на идиотские поступки с точки зрения нормальных людей. По профессии он сантехник, бригадир ремонтников. У него обычная жизнь — жена, ребенок, квартира, зарплата. И все это он теряет, потому что хочет спасти чужих ему людей.
— Сантехник стал спасателем?
— Он приезжает на вызов, пытается разобраться в проблеме и понимает, что дом падает — рухнет в течение ночи. И он начинает поднимать бучу. Ему говорят: молчи, дурак, может, обойдется, куда мы будем 800 человек расселять? А он поднимает панику в городе, а ему затыкают рот. И от него отказываются близкие. Вот такая история.
— А вы в себе больше каких черт находите — майора-начальника или дурака-сантехника?
— Конечно, дурака. И не только я. У меня много недоброжелателей, и некоторые считают сумасшедшим. Я иногда думаю, что режиссура — это немужская профессия. Она настолько зависимая! Понимать, оценивать, задумываться, сомневаться, переживать — дело юродивых и ущербных. Мои однокурсники говорят: о, молодец, стал режиссером. А у меня ничего нет. Наверное, надо учиться жить по двойным стандартам: чтобы были очки Ray-Ban, пиджак от Аrmani и в то же время много лишений, как у всякого настоящего режиссера. Тогда и останешься в истории.
— Вы шутите?
— Шучу. Я не хочу быть гением и мучеником.
— А можно ли этого хотеть?
— Можно. Когда смотришь то, что делает, допустим, Звягинцев, то понимаешь, что человек себя внутренне позиционирует как гений. Это внутренняя убежденность в своей исключительности. Но в принципе каждый выживает до тех пор, пока у него хватает компромиссов внутри. Надо либо однажды сказать себе стоп: сколько смог — сделал, а дальше снимаю сериалы и спокойно живу с женой и детьми. Это называется мудростью. Либо в какой-то момент решить, что придется всю жизнь до финальной точки бежать. Я уже снимал сериалы — это система, в которой артисты пытаются запомнить какие-то реплики, чтобы отговорить их в камеру, а единственная задача режиссера — закрыться у плейбека и никому не мешать. Не важно, что потом, увидев это в эфире, ты просто отпрыгнешь от телевизора, но 12 минут в день надо отснять. Однажды мое тело само взяло сумку и ушло с площадки, хотя я хотел заработать эти деньги. И Игорь Толстунов написал продюсерам письмо, чтобы со мной больше никто не работал.
