Я, конечно, знал, что вышка нужна во время бурения, и потом её убирают, но всё равно был удивлён этим примитивным, вроде как незаметным агрегатом. Торчит из земли кусок железа, а от него отходит этакий крошечный вал – слегка присыпанная землёй труба. Потом эта труба соединяется с другой, побольше, та со следующей. Ещё и ещё. Как сосуды под кожей… И в конечном счёте артерия доставляет потребителям сотни, тысячи, десятки тысяч кубометров газа и тонны нефти.
В Губкинском нет избушек, деревянных заборов. Самые старые здания – двухэтажные «деревяшки», а попросту бараки. Но выглядят они достаточно пристойно – не чёрные шпалы, а светлая обшивка. И вообще дома весёлые – окрашены в разные цвета, как это с недавних пор принято в районах Крайнего Севера: цветовое многообразие повышает настроение.
Впрочем, то, что мы в районе Крайнего Севера, как-то не верилось: снег лежал, но активно таял, растекался ручейками, и воздух был тёплый, небо ясное. По улицам гуляли мужчины и женщины с колясками… И все три дня пребывания в городе и его окрестностях стояла необычная для этого края теплынь. Но когда собирались обратно, Север проявил свою суровость: небо потемнело, пошёл густой колючий снег.
Губкинский был основан в 1986 году. Назван в честь геолога Ивана Михайловича Губкина, который в 30-е годы прошлого века дал обоснованные прогнозы того, что на территории Западно-Сибирской низменности находятся огромные запасы нефти. Как раз в этой низменности и стоит Губкинский…
Ещё об архитектуре. В городе много современных домов, как говорится, из стекла и бетона; есть несколько очень оригинальных для России – с задранными фронтонами – точь-в-точь как в каком-нибудь Копенгагене или на Фарерских островах… Вообще ощущение, что люди пришли сюда всерьёз и надолго; цены на жильё приличные – комната стоит больше миллиона, нормальная квартира – в районе пяти…
Когда мы встречались с Олегом Тяповым, генеральным директором «РН-Пурнефтегаза», по сути, градообразующего предприятия Губкинского, я задал ему вопрос:
– В Москве одна из модных тем: когда закончится нефть. Даже песню про это не так давно написали… А каковы, по вашим оценкам, запасы нефти и газа в окрестностях Губкинского?
– Скажу так, – ответил Олег Анатольевич, – разведанных запасов хватит на многие десятилетия. А может быть, на столетия… Когда я выбирал путь в жизни и решил стать нефтяником, мне говорили: «Что ты делаешь? Нефть вот-вот закончится!» А оказывается, тогда только всё по-настоящему и начиналось.
Глава «Пурнефтегаза», входящего, кстати сказать, в крупнейшую нефтекомпанию «Роснефть», больше говорил не о тоннах и кубометрах, выкачанных из недр, а об экологических программах, о помощи коренным народам Ямало-Ненецкого автономного округа.
Например, о том, что раньше газовый конденсат, находящийся в нефтяных залежах, закачивался обратно, а теперь идёт в дело. Или – не так давно попутный нефтяной газ попросту сжигался, а теперь, пройдя обработку на ДКС (дожимные компрессорные станции), поступает в общую газовую трубу.
– Мы наращиваем мощности, и уже в следующем году, с запуском второй ДКС, уровень рационального использования попутного газа составит почти 97%, – заметил Олег Тяпов.
Удалось побывать на дожимной станции Комсомольского месторождения.
Грубо говоря, выглядит она, как сплетение десятков больших и маленьких труб. Они поднимаются, опускаются, соединяются, разъединяются. Происходит очищение газа от примесей, воды… Интересно, что каждая такая станция устроена по-своему, исходя из типа и состава газа на тех или иных месторождениях.
Главный инженер Управления подготовки и транспортировки газа и газового конденсата «Пурнефтегаза» Андрей Гаранин долго и подробно объяснял процесс работы ДКС, но в итоге понять получилось немного. Несколько раз были просьбы к главному инженеру изъясняться проще, но не получалось. Мне вспомнились слова одного литературного персонажа: «Проще я не могу – этот предмет требует особого языка». Когда-то я воспринимал их с иронией, но чем чаще сталкиваюсь с разными гранями человеческой деятельности, тем сильнее убеждаюсь, что они точны.
Нас пустили походить по ярусам станции. Трубы гудели, приборы щёлкали, что-то мигало, но мы не встретили ни одного человека. Оказывается, их и не должно там быть. Работой станции управляют в домике неподалёку – в операторной. Там за компьютерами сидят молодые ребята, наблюдают за красными, синими полосками, столбцами цифр…
Вообще меня удивило, что большинство людей, работающих в «Пурнефтегазе», – молоды. В том числе молодо и руководство. К примеру, генеральному директору – сорок два года, Андрею Гаранину, главному инженеру управления, всего тридцать.
Гаранин родом из Башкирии, окончил там университет, приехал в Ямало-Ненецкий автономный округ. Скоро десять лет как живёт здесь… Когда прощались, я, уже убрав диктофон, спросил его:
– По-честному, не жалеете, что остались в этих краях? Одно дело – Башкирия, а тут – хилые лесочки, болота, зима восемь месяцев…
И, по-моему, абсолютно искренне, убеждённо, Андрей ответил:
– Нет, не жалею. Здесь я нашёл и профессиональное, и человеческое, семейное счастье.
«Счастье»… Кстати, через два дня, уже когда собирались отправляться в аэропорт, мы снова встретились с Андреем Гараниным.
– Уезжаете? – сочувствующе сказал он. – Зря, у нас рыбалка как раз начинается. – И улыбался действительно счастливой улыбкой.
Пожилых людей в Губкинском немного. Во-первых, город молодой, население ещё не успело состариться, а во-вторых, большинство людей, достигших пенсионного возраста, возвращается на малую родину, покупает жильё в южных областях России. Особенно часто селятся на Белгородчине.
– Помнится, когда-то на Кубань ехали, – сказал я.
– Кубань… Там теперь цены такие, что и мечтать не стоит.
Я спрашивал, сколько получают работники «Пурнефтегаза» и других нефтяных и газовых предприятий региона. В итоге понял, что зарплаты не такие уж большие. По крайней мере, по московским меркам. Пятьдесят тысяч рублей считаются неплохими деньгами. Многим важнее социальные пакеты и вахтовая система, когда человек месяц работает, а потом месяц… Нет, отдыхают единицы, в основном же подрабатывают в других местах.
В одной из поездок водителем у нас был парень родом из Перми. Работает на водозаборе, вахтовым методом. В свободное время подрабатывает. Живут вдвоём с женой, вместе получают около ста тысяч. Для жизни в Губкинском вроде бы хватает, но много денег отнимают кредиты, поездки на родину в отпуск. Иногда выбираются и на море.
– Три раза уезжал отсюда, – говорил водитель. – Сюда привезли родители ещё в восьмидесятые, и после школы вернулся в родную Пермь. Но пожил там и приехал сюда. Потом опять уехал, потом – приехал... Женился здесь в итоге. Квартиру в кредит купили. Что ж, Пермь – классный город, только там работы нет.
Но всё-таки, скорее всего, тех, кто родился в Губкинском и проживёт там до старости, будет немного. Уедут. И тут стоит поговорить о тех народах, которые на Севере жили испокон веку и для которых другой земли нет.
У «РН-Пурнефтегаза» много социальных и благотворительных программ. В том числе и помощь коренным малочисленным народам.
Харампур – подшефная деревня компании. Она находится в ста километрах от Губкинского, основное население – ненцы. Официально в деревне насчитывается более 700 жителей, но домов не так уж много.
– Что-то не верится, что cемьсот человек живёт, – усомнился я.
– Ну да, – ответил сопровождавший нас казак, – большинство только зарегистрированы, а живут на стойбищах.
Да, в Харампуре есть свои казаки – четверо мужчин и две женщины. Казаки следят за порядком.
– А как же полиция, участковый?
– Участковый есть, но на несколько деревень, появляется редко.
– И какие у вас полномочия?
– Ну как, смотрим, чтобы всё было нормально… Вроде дружинников мы.
Харампур с Большой землёй связывает понтонный мост, который в период половодья убирают примерно на месяц. Есть ещё подвесной мостик для пешеходов.
Наш приезд как раз совпал с моментом, когда родители забирали ребятишек на стойбища.
– Учебный год у нас – понятие условное, – объясняли местные. – Началась весна – детей увозят. Приближается зима – привозят обратно, в интернат.
Интернат – большая школа и жилые корпуса – пожалуй, главные здания Харампура. Новые, светлые. Кажется, уютные. Порадовал и клуб с библиотекой, музейчиком и большим концертным залом, где для гостей выступили юные артисты и поэт Владимир Казынкин. Есть Центр развития туризма. Из симпатичных, но традиционных деревенских домов выделяются около 20 восьмиугольных кирпичных коттеджей, напоминающих чумы. Говорят, подведено центральное отопление, по три спальни. В них живут большие семьи.
