Че обрадовался, что армия проводит свою операцию в другом месте. Возможно, это была уловка, ведь военные знали, что партизаны слушают радиосообщения. Случилось так, что Че вместе с семнадцатью партизанами был зажат в ущелье Юро. До темноты ущелье обстреливали из минометов. Четверо партизан были убиты на месте. Остальные пытались прорваться. Гевара был ранен в ногу и вместе с двумя товарищами захвачен в плен. Рядом с раненым команданте лежала разбитая в щепки полуавтоматическая винтовка М-2 американского производства. Когда солдаты после многочасовой артподготовки спустились в ущелье, они не могли поверить в то, что против них воевал такой голодный оборванец. Из одежды полувоенная форма в дырах, на ногах истертые в лохмотья мокасины. Заросший, словно вокзальный попрошайка. «Кто это?» – недоуменно спросил солдат. И человек ответил: «Все кончено, я Че Гевара». Тут же рейнджеры вызвали своего командира, капитана Гари Прадо, который приказал отконвоировать пленника в деревню Ла Игера. Это был ближайший населенный пункт, где имелись общественные здания, пригодные для содержания пленников. Куда посадить Че, долго не думали. Послали за молодой учительницей Хулией Кортес, у которой были ключи от одноэтажной школы. Лучшего места для временной тюрьмы не нашли.
Когда мы познакомились с Хулией в две тысячи третьем, она не захотела ехать в Ла Игера. Четыре года спустя я снова появился в Валлегранде, чтобы отвезти ее наверх, в горы, и там спросить о том, о чем она так и не смогла рассказать, сидя на диване в гостиной.
Она почти не изменилась. Даже похорошела, если так можно сказать о пожилой женщине. Для путешествия в Ла Игера она выбрала вишневого цвета приталенный брючный костюм с ровными плечами. Я отметил про себя, что у женщины все еще красивая фигура и что наверняка она об этом знает.
Дорога от Валлегранде до Ла Игера была долгой. Я хорошо знал этот подъем серпантином. В прошлый раз на этой грунтовке мы чуть не сорвались в пропасть. Тогда на горы упал плотный туман. Я был за рулем и уже в пяти метрах от машины не видел ничего, кроме белой стены. Пришлось просить оператора идти перед машиной и буквально нащупывать дорогу ногами. Собственно, из-за тумана Хулия в тот раз отказалась ехать с нами. Но сейчас была прекрасная видимость, хотя, несмотря на солнечный день, нам пришлось добираться до деревни несколько часов.
Первым делом мы подъехали к зданию школы. От первоначального строения, в котором содержали Че, остался только каменный пол, но и то, что возвели на его месте, не слишком отличается от одноэтажного помещения, где Хулия Кортес учила индейских детей грамоте.
– Синьора Хулия! – воскликнул кто-то из местных, когда учительница вышла из машины.
Она присмотрелась. Потом махнула помятому человеку в широкополой шляпе и с единственным уцелевшим зубом, одиноко торчавшим между улыбчивыми губами. «Этот парень ходил ко мне в первый класс, когда сюда привели Че», – пояснила она. Задумалась на несколько минут.
– Что-то не так? – спросил я.
– Да нет, все хорошо. Просто мы не виделись сорок лет, а теперь он выглядит старше меня.
Отличная иллюстрация жизни в Боливии. Для многих она не стала лучше за то время, которое прошло после партизанской герильи. Например, для индейского парня из высокогорной деревни.
Мы, пригнувшись, вошли внутрь школы.
– Лейтенант Ортис, который охранял Че, сидел здесь, на стуле, а Че был за этой дверью, вот на этом самом месте, – начала показывать Хулия и тут же вспомнила. – Он сидел на неотесанной сосновой скамье, на одной из скамеек, которые здесь стояли. А вот там горели две свечки, которые освещали комнату; я вошла и сразу попыталась рассмотреть человека, который стоял во главе партизанского движения. Мне было любопытно и страшно, ведь о нем рассказывали ужасные вещи.
Но он был совсем не таким, как о нем говорили. Когда Хулия увидела Че, она тут же словно лишилась дара речи. Сыграла роль необыкновенная внешность пленника и то, что он обратился к ней, назвав ее учительницей.
– Он заранее знал, кто я, – задумчиво вздохнула Хулия. – Думаю, в тот момент, когда я вошла, Ортис сказал, что я учительница, и пленник услышал это. В первый момент мы поговорили с Че совсем немного, потому что я очень нервничала, я вся дрожала. Представьте, ведь только что я познакомилась с самым разыскиваемым человеком в Боливии.
Его начали интенсивно разыскивать с начала шестьдесят седьмого года, когда стало известно, что в Боливии действует группа партизан. Эпицентром охоты на Гевару стала долина реки Рио-Гранде. Именно оттуда поступили сведения о странной группе бородатых людей, проводивших агитацию среди неграмотных индейцев. Но Хулия не знала, кто такой Че Гевара и почему за ним охотятся солдаты.
– Ну, а если бы знали? – спросил я. И Хулия, потеряв спокойствие, затараторила:
– Ох, если бы я тогда знала, о ком идет речь, я бы преспокойно могла сообщить остальным партизанам, что он в школе и что охрана у него слабая. Тогда они могли бы внезапно напасть. У них, скажем так, была выгодная позиция для атаки, а Че охраняли несколько охранников. Он спокойно мог бы убежать. Я бы могла ему здорово помочь.
И тут она заговорила помедленнее.
– Но я боялась, и, кроме того, я не знала, кто он.
* * *
Однажды Эрнесто уже был в Боливии, в пятьдесят втором году. По иронии судьбы, Рене Барриэнтос, человек, отдавший приказ расстрелять Че Гевару, и Эрнесто в тот год оказались на одной стороне революционной баррикады.
В пятьдесят втором Гевара приехал сюда за первым революционным опытом. Полковник Барриэнтос поддержал восстание шахтеров. Кажется, пятьдесят второй год для обоих стал точкой отсчета. Один стал революционером, другой генералом, а затем президентом.
Природа наделила Эрнесто крайне обостренным чувством справедливости. В Латинской Америке винить во всех бедах богатых гринго всегда было доброй традицией, и Гевара не был в этом оригинальным. К середине пятидесятых взгляды Эрнесто представляли собой гремучую смесь из юношеского максимализма, стремления к справедливости и левой идеологии.
Латинская Америка – это пороховая бочка двадцатого века. И взорвала ее боливийская революция 52-го года. Американцы, владельцы шахт и рудников, были главными врагами восставших. Тогда революция победила. На некоторое время.
А после Гевара отправился в Гватемалу воевать против североамериканских наемников. Отныне его главный враг – Соединенные Штаты и президент США Дуайт Эйзенхауэр. Но до Эйзенхауэра было далеко, и Гевара ограничился лишь символичным расстрелом его чучела. Отныне революция – это образ жизни Че. Он хотел стать врачом, но в какой-то момент понял, что хочет вылечить весь мир.
«Я соприкоснулся с нищетой, голодом, болезнями, я видел, как не могут вылечить ребенка, потому что нет средств, как люди доходят до скотского состояния из-за постоянного чувства голода, – писал Эрнесто о том, что увидел в Гватемале. – И я понял, что есть задача, не менее важная, чем стать знаменитым врачом, – она состоит в том, чтобы прийти на помощь этим людям»…
Правительство Гватемалы пало. Революция потерпела поражение. Эрнесто вынужден был бежать в Мексику. С ним – его гватемальская подруга Ильда Гадеа. Ильда намного старше Эрнесто. Любви между ними нет, но Ильда ждет ребенка. Гевара женится на ней. Родилась девочка, отец называет ее в честь матери, Ильдита. Чтобы поднять семью, Гевара устраивается работать врачом в центральном госпитале Мехико.
Однажды – это было в пятьдесят шестом – к доктору пришел пациент по имени Рауль Кастро. Кубинец, политэмигрант. Они подружились. В это время старший брат Рауля, Фидель, готовил войну против кубинского диктатора Фульхенсио Батисты. Его план был чрезвычайно прост: высадиться на кубинский берег и уйти в горы. За 12 тысяч долларов братья Кастро покупают старую яхту. Она так и называется «Старушка» – «Гранма». Десантироваться на Кубу согласились восемьдесят два революционера. Второй в списке отчаянных десантников – Эрнесто Гевара.
Пока Фидель собирал команду, Эрнесто завел знакомство с молодым советским дипломатом Николаем Леоновым. Сохранилась фотография, на которой Николай Леонов вместе с Че стоят на борту мексиканской яхты. Они ровесники, им по 28 лет.
Леонов дает почитать Геваре книги из посольской библиотеки и оставляет визитную карточку. «Гранма» готова к отплытию. Но из-за визитки Леонова операция срывается.
Мы нашли Леонова в Москве. Конечно, он был не совсем дипломатом, во всяком случае, об этом говорит тот факт, что грузный восьмидесятилетний старик представляется, как отставной генерал Комитета госбезопасности. Че считал его своим другом. Вот что рассказывал бывший разведчик о том, как чуть не завалилась кубинская революция:
– Через некоторое время после наших встреч с Че, где-то в июле месяце пятьдесят шестого, мексиканская полиция арестовала всех их, заподозрив по доносу кубинских властей Батисты, что они готовят вооруженную экспедицию на яхте «Гранма». Все их дома были подвергнуты обыску, и они потеряли большое количество оружия. Но при обыске у Че Гевары нашли мою визитную карточку. И в воспаленном мозгу у сыщиков возникла мысль, что тут Кремль «шурует», есть связь с Москвой, и в публикациях появилась информация о том, что Москва, Кремль, связана с кубинскими эмигрантами, которые ведут подрывную деятельность.
