Глава 2. Особенности социально-политической элиты Афин эпохи Платона
Аристократы и аристократизм — два понятия, часто не совпадающие по своему значению, несмотря на, казалось бы, их тесную взаимосвязь. Так, например, Сократ не был аристократом по своему социальному положению, но его сознание было аристократическим по своему духу. Платон является тем идеальным случаем, когда природный аристократизм совпадает с его духовным аристократизмом полностью. Но были и такие, кто считался по происхождению аристократом, а по духу являлся фактически носителем псевдоэлитарного сознания. По этим трем позициям строили свои суждения о достоинстве и недостатках своей элиты ещё мыслители античных Афин. Так Платон в «Алкивиаде I» (124e) утверждает, что «лучшие люди Афин» (calos + agathos) — это разумные люди. Сознание масс (demos) не обладает этим качеством и характеризуется стихийностью своего поведения.
Ко времени рождения Платона относится так называемая анонимная «Афинская полития» (ок. 425 г. до н. э.). Неизвестный автор этого памфлета (в разное время авторство приписывалось и Критию, и Ферамену, и обоим Фукидидам, и даже Ксенофонту), касаясь государственного устройства современных ему Афин, выражает свое крайнее неодобрение тому, что жители этого славного города избрали сами себе такой порядок, при котором «простому народу жилось лучше, чем благородным. Вот за это-то я и не одобряю его».[198]
Однако, отдавая должное трудовому народу Афин, аноним считает его истинным создателем всего достояния этого полиса. Народ, по его мнению, настолько благоразумен, что вовсе не претендует на те должности, «которые приносят спасение, если заняты благородными людьми, и подвергают опасности весь вообще народ, если заняты неблагородными». Этим самым в Афинах сохраняется демократия: «Именно, когда бедные и люди из народа, вообще люди низкие, достигают благополучия и, когда таких людей становится много, они укрепляют демократию; если же хорошо живется богатым и благородным, это значит, что демократы сами усиливают партию своих противников». Средний класс, по мнению автора, является цементирующим звеном афинской демократии. В определении понятия «элиты» аноним делает ставку не на материальное положение представителя этой страты или исполняемые им должностные обязанности, а на уровень образованности субъекта элиты: «Во всякой земле лучший элемент является противником демократии, потому что лучшие люди очень редко допускают бесчинство и несправедливость, но зато самым тщательным образом стараются соблюдать благородные начала, тогда как у народа — величайшая необразованность, недисциплинированность и низость. Действительно, людей простых толкают на позорные дела скорее бедность, необразованность и невежество — качества, которые у некоторых происходят по недостатку средств».[199]
Свобода в народном собрании и возможность быть избранным в Совет полиса позволяют низам быть свободными. Народ скорее попадёт в рабство от «царства хороших законов», нежели от тех, которые пишет сам народ. Этот свой тезис аноним аргументирует тем, что «хорошие законы» пишут опытнейшие люди, «затем, благородные будут держать в повиновении простых, благородные же будут заседать в Совете, обсуждая дела государства и не будут позволять, чтобы безумцы были членами Совета, говорили или даже участвовали в народном собрании. Вот от этих-то благ скорее всего народ может попасть в рабство».[200]
По мнению американского профессора Дж. Обера (ун-т шт. Монтана), точная идентификация афинской элиты затруднена отчасти потому, что афиняне не предоставляли ей формальных политических привилегий.[201] Так, лица, которых можно отнести к «аристократии богатства», юридически и фактически выделялись не столько экстраординарными привилегиями, сколько своей ответственностью за выполнение экстраординарных обязанностей, прежде всего, финансовых, в пользу государства. В целом, господствующая эгалитарная идеология лишала афинскую элиту многих форм общественного самоутверждения. Афинские массы выдвигали в качестве своих политических лидеров представителей элиты. Однако образованные и богатые «демагоги» так и не превратились в «правящую элиту». В то же время наличие лидеров, которые сами себя отождествляли с элитой и обнаруживали естественную тенденцию к трансформации в «правящую элиту», неизбежно вызывало значительную социальную напряженность в афинском обществе. Вместе с тем эта напряженность так и не переросла в открытый социальный конфликт, столь характерный для многих других греческих полисов того времени. Причины этой социополитической стабильности Афин следует искать в области идеологии и риторики, игравших интегрирующую роль в процессе общения между рядовыми и элитарными гражданами, которое происходило на разного рода общественных форумах: в народных судах (пример Сократ), в экклесии, в театре, на Агоре. При этом основным источником для реконструкции идеологии афинского гражданства должен служить корпус речей аттических ораторов.
Важнейшим этапом процесса взаимоотношения элиты и массы в контексте развития демократической конституции Афин с VI по IV в. до н. э. явились реформы Солона (дальнего родственника Платона), следствием которых стала институционализация «аристократии богатства» в результате введения имущественного ценза. Отмена долгового рабства, законодательно оформившего непереходимую грань между гражданами и рабами, обеспечила постоянное существование многочисленного класса людей, находящегося между элитой и рабами. Таким образом, элита оказалась в значительной мере защищенной от потенциальных последствий гиперполяризации общества.[202] Акцент на единство интересов всех афинян, ясно прослеживаемый во всех политических институтах, созданных или реорганизованных Солоном, выглядит, как пример, идеологических манипуляций элиты с целью заставить массы принять социальный порядок, который бы легитимизировал ее правление.[203]
Важную роль в развитии гражданского самосознания афинского демоса сыграла деятельность тирана Писистрата (560–527 до н. э.) и его сыновей (527–510 до н. э.). В ходе их правления элита в значительной степени лишилась контроля над рядовыми афинянами, и в политической борьбе конца VI в. до н. э. массы впервые выступили решающим фактором изменения направления политического развития государства. Итогом этой борьбы явилась конституционные реформы Клисфена, создавшие наиболее демократическое государство греческого мира.
Следующее столетие после клисфеновской реформы, в целом, характеризуется постепенной утратой элитой своих политических позиций. Тенденция к демократизации никогда не могла эффективно блокироваться ею, напротив, элита сама поставляла лидеров демократических реформ. Богатые и знатные афиняне яростно соперничали друг с другом за политическое влияние, стараясь привлечь на свою сторону низшие классы проектами новых преобразований. Успехи отдельных представителей знати в этой борьбе приводили к тому, что все меньше политических институтов оставалось под непосредственным контролем элиты в целом.[204]
Период с 400 по 322 г. до н. э. отмечен значительной поляризацией афинского общества. Афиняне лишились имперских доходов, которые сдерживали финансовые претензии демократического правительства и элиты. Налогоплательщики — богачи должны были теперь полностью оплачивать расходы демократического государства и этим косвенно субсидировать бедняков, получавших вознаграждение за государственную службу. В то же время Афины IV в. до н. э. не знали ни олигархических переворотов, ни требований переделов богатств. Несмотря на внутреннюю напряженность и внешние затруднения. Этот период афинской истории отличается определенной стабильностью, для понимания природы которой, необходимо более пристально взглянуть на формы коммуникаций между массами и элитой.[205]
Профессиональный оратор-политик был хорошо известной фигурой в Афинах того времени. Он выступал в качестве политического эксперта, активно участвующего в публичных дебатах в экклесии. Поэтому его часто называли «советником» (sumboulos). Элитарный статус профессионального политика — главным аспектом деятельности которого в качестве лидера общества было публичное произнесение речей — достаточно очевиден. Это были прежде всего представители образованной элиты и элиты богатства. Они не составляли юридически определяющую статусную группу, но современники выделяли их среди всей массы граждан, что позволяет в совокупности рассматривать ее как специфическую, хотя и весьма малочисленную, прослойку.[206]
