Решено было доложить обо всём в штаб КБФ и попросить прислать тральщики для провода эсминцев на главную базу флота.
Вскоре начнёт темнеть, и путь через неизведанные минные поля станет просто самоубийственным.
21:15
Редактор многотиражки крейсера «Киров» капитан 3-го ранга Абрамович-Блэк и военком корабля Столяров находились в редакционном помещении крейсера, смежном с «ленкомнатой», просматривая сигнальный отпечаток нового «Боевого листка», посвященного сегодняшнему бою «Кирова» с немецкими бомбардировщиками и уничтожению одного из них.
Сергей Иванович Абрамович-Блэк начал службу на флоте ещё до первой мировой, поступив в 18-летнем возрасте в юнкера флота с первого курса Петербургского Политехнического института. Сдав все положенные экзамены за курс Морского училища, он в 1915 году был произведен в мичмана и служил на прославленном и легендарном линейном корабле «Цесаревич», переименованном после февральской революции в «Гражданин».
Как крестьянский сын, выбившийся в офицеры флота через чёрное гардемаринство, мичман Абрамович-Блэк стал членом судового комитета линкора, на котором в октябре 1917 года участвовал в знаменитом Моонзундском бою с Кайзеровским флотом, командуя кормовой 12-дюймовой башней «Гражданина». Затем Абрамович-Блэк участвовал в Ледовом переходе Балтийского флота в 1918 году, а в 1919 году воевал в Волжско-Камской флотилии, участвовал во взятии Елабуги и Перми. В 1920 году он вернулся на Балтику, где сначала командовал группой моторных тральщиков, а затем стал командиром эскадренного миноносца «Инженер-механик Зверев».
В 1922 году Абрамович-Блэк был переведён на Дальний Восток, где до 1926 года командовал монитором «Свердлов», а в 1927 году снова вернулся на Балтику, где принял в командование эсминец «Железняков». Казалось, что биография Абрамовича-Блэка, как боевая, так и революционная (некоторые утверждали, что он был даже участником штурма Зимнего), открывала ему широкую дорогу стать одним из флагманов Красного флота, особенно учитывая его крестьянское происхождение. Однако ничего подобного не произошло. А напротив, в 1928 году, когда на флот уже пришло три первых выпуска красных военморов из училища Фрунзе, Абрамовича-Блэка вместе со многими другими командирами из бывших младших офицеров и гардемарин Императорского флота демобилизовали или «вычистили», как любили тогда выражаться.
Ходили слухи, что Абрамович скрыл свое происхождение, выдав себя за крестьянского сына, хотя в действительности происходил из старинного белорусского дворянского рода Абрамовичей. И что его отец служил лейтенантом ещё в русско-японскую войну на крейсере «Аскольд». Другие говорили, что всему виной пристрастие Абрамовича-Блэка к спиртному и женщинам и привычка, приобретенная ещё в годы Первой мировой войны, проводить в ресторанах всё свободное от службы время.
Сам же Абрамович-Блэк уверял, что демобилизовался добровольно, поскольку неожиданно почувствовал тягу к литературному творчеству. И действительно, вместе с «вычищенными» в одно время с ним бывшими гардемаринами Колбасьевым и Соболевым, Абрамович-Блэк вскоре заявил о себе как об очень талантливом писателе-маринисте.
Одна за другой стали выходить его книги: «Невидимый адмирал», «Русские в Средиземном море», «Североморцы», «Капитан-лейтенант Лазо». Он редактирует газету «Красный Балтийский флот», снимает по своему сценарию фильм «Моряки» (1939 год), является одним из создателей первой в СССР морской радиогазеты «Красный моряк», пишет ряд радиопьес, из которых наиболее известна «Первая радиограмма». Его перу принадлежат 162 морских рассказа и около 1000 очерков по истории флота и морской жизни.
Вместе с тем он участвует в гидрографической экспедиции в Якутии и руководит морской секцией ОСОАВИАХИМа, развёрнутой на бывшем минном заградителе «Амур», командиром которого он номинально числился. Все работы Абрамовича-Блэка пишутся в русле сталинской политики создания океанского флота и дышат любовью к партии большевиков. Его «Невидимый адмирал» — это тоже большевистская партия.
С началом войны Абрамовича-Блэка снова мобилизуют на флот, аттестуют как капитана 3-го ранга и назначают редактором многотиражки на крейсер «Киров». Крейсер гордится присутствием в составе своего экипажа известного на всю страну писателя и морского общественного деятеля, участника Моонзундского боя и героя гражданской войны, стоящего у самых истоков зарождения нового Красного флота.
С ним часто в своем салоне обедает командир корабля, в кают-компании он сидит справа от старпома, а военком крейсера на него просто не намолится. Абрамович-Блэк и политбеседы с матросами проводит, и, благодаря ему, очерки о крейсере заполнили полосы многих центральных газет, он друг самого Всеволода Вишневского, а адмирал Трибуц, посещая крейсер, редко с него съезжает, не поговорив со знаменитым писателем. Даже сам грозный Иван Рогов, однажды побывав на «Кирове», своим рукопожатием удостоил только двоих: адмирала Трибуца и Абрамовича-Блэка.
— Ну как? — спросил Абрамович-Блэк комиссара, когда тот закончил чтение «Боевого листка».
— Здорово! — признался Столяров. — Ничего не скажешь. Завтра, после второй вахты, надо бы раздать по всем боевым частям.
— Завтра раздадим, — согласился Абрамович-Блэк, — а сегодня неплохо бы это дело обмыть.
И достал самодельную флягу-поплавок со спиртом.
Провозгласили «смерть немецким оккупантам» и выпили по стопке. Стопки тоже были самодельные из светлого металла и крепились с двух сторон к фляге.
— Ревельское изобретение,— пояснил Абрамович-Блэк, показывая на флягу, отдалённо напоминающую сорокамиллиметровый снаряд от зенитного автомата. — Был когда-то в Ревеле кондитер Карл Штуде. Так он...
— Да, я читал все это в вашей книге, Сергей Иванович, — сказал комиссар. — Здорово вы придумывать умеете...
— Придумывать? — обиделся Абрамович-Блэк. — Всё так и было, как я написал. И вот это было.
Он подтянул рукав кителя и показал браслет из вороненой стали. Браслет был выполнен в виде якорной цепи, на которой была закреплена пластинка с надписью: «В море — дома».
— На «Цесаревиче-Гражданине» выдавали офицерам, прослужившим на линкоре не менее 13 месяцев. Не выдавали даже, а скорее награждали, в кают-компании с большой торжественностью... Это было время, Володя, скажу тебе...
— Тоскуете по тому времени, Сергей Иванович? — осторожно поинтересовался комиссар.
— По молодости тоскую, конечно, — сознался Абрамович-Блэк. — Если ты читал мою книгу, то мог бы догадаться, что мичман Валицкий — это я.
— Догадался, конечно, — усмехнулся комиссар. — У всех бывших офицеров тоска какая-то по тем временам. Неужто тогда лучше было служить, чем сейчас?
Абрамович-Блэк хотел что-то ответить, но в этот момент дверь каюты открылась и в помещение вошел командир крейсера капитан 2-го ранга Сухоруков.
— Трудитесь, комиссары? — спросил он. — Что хорошего придумали?
Столяров протянул ему «Боевой листок», увенчанный орнаментом из профиля товарища Сталина и скрещенных военно-морских флагов.
Сухоруков прочёл текст, где сбитый немецкий бомбардировщик чудесным образом превратился в целую эскадрилью.
— Не много ли? — спросил командир. — Целая эскадрилья?
— Так это же, — пояснил Абрамович-Блэк, — не только за сегодняшний бой, а почти за месяц. Мало ли, что нам их не засчитывали, когда мы видели, как они горели и дымили.
— Хорошо, — согласился Сухоруков. — Надо людям повысить настроение. Скоро уходим в Ленинград. Сегодня на Военном совете официально зачитали приказ Ворошилова. Оставляем Таллинн.
— А в Ленинграде что будем делать? — спросил Абрамович-Блэк. — Что будем делать, если немцы возьмут Ленинград, как Таллинн?
— Сражаться будем, — сказал Сухоруков. — Корабли взорвём, если надо будет, и уйдем за Ладогу. Но если честно сказать, то уверен, что никогда немцам не прорваться будет через огонь двух линкоров, кронштадтских фортов и наших двух крейсеров. Если они под Таллинным два месяца топтались, то под Ленинградом два года протопчутся, но не возьмут.
