Слово не разошлось с делом, последовала очередная осада. Весной 1204 г. после яростного штурма крестоносцы ворвались в столицу империи, начался не разгром, шабаш, которому бы позавидовали и вандалы, за шесть веков до того опустошившие Вечный город. Не уцелели ни дворцы византийской знати, ни христианские храмы, «христово воинство» выдирало золотые оклады икон, ломало кресты, набивало торбы священными сосудами. Было похищено или просто уничтожено множество бесценных памятников искусства, веками украшавших столицу Восточной Римской империи. Невероятные злодейства, которыми сопровождался грабеж, так потрясли современников, что даже в далеком Великом Новгороде летописец сделал запись об ужасающей судьбе Царя-города.
Как и следовало ожидать, при разделе почившей Византийской империи, преобразованной в Латинскую, венецианцы получили львиную долю пирога, три четверти всей добычи, как с куста. Причем поскольку венецианцы, в отличие от «крестоносных болванов», прекрасно знали и положение дел на территории поверженного противника, и ее границы, и чем где поживиться, при составлении так называемого договора «О разделе империи» они здорово облапошили рыцарей, наделив их целым рядом областей, которые Византия уже давно потеряла…
К сказанному остается добавить, что, захватывая христианскую Византию, венецианские дожи не забывали поддерживать прекрасные отношения с могущественными мусульманскими правителями, в том числе с султанами Египта.
4.6. «Бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют»…
Весь XIV в. Венеция продолжала властвовать над средиземноморскими просторами, как Великобритания много позже в Атлантике. Барыши, извлекаемые из оптовой торговли и эксплуатации колоний, сосредотачивались в метрополии, сделав Венецию одним из богатейших в мире городов. Центром европейских финансов. Опираясь на это богатство, Венеция, никогда не имевшая многочисленной сухопутной армии (а зачем, когда и флота хватает с головой, а вы недосягаемы в своих лагунах), начала активно вмешиваться во внутреннюю и внешнюю политику соседей. Не только посредством экономического влияния или, скажем, подкупа должностных лиц, но и устраняя тех, кто не хотел покупаться. Венецианцы предпочитали улаживать дела тихо, не поднимая лишнего шума, так что строптивца, не воспринимавшего венецианских предложений по-хорошему, ждал либо яд, либо кинжал наемного убийцы. И очень скоро его выносили из дому вперед ногами, поскольку на службе венецианского Тайного совета состояла целая гильдия профессиональных киллеров, которой бы позавидовал сам Хасан ибн Саббах. Слов нет, Венеция считалась республикой, но на деле управлялась узким кругом избранных — финансовых воротил, которые отчитывались перед народом не больше, чем какой-нибудь европейский монарх, а потому средств особенно никто не выбирал. Применяли те, что эффективнее. Самый бессовестный обман, коварные интриги и шпионаж стали неизменными методами хозяев республики Святого Марка. Это, конечно, не осталось незамеченным. В континентальной Европе тех времен слово «венецианец» стало синонимом дьявольски расчетливого проходимца, которому все средства хороши. Правда, в отличие от термина «ассасин» понятие не успело войти в языки, геополитическая обстановка кардинально переменилась.
Да, примерно со второй половины XV столетия для Венеции настали не лучшие времена, финансовое благополучие республики пошатнулось. Не на ровном месте, ясное дело. Тому было множество причин.
Во-первых, Италия изнывала от гражданских потрясений. Ожесточенная борьба между Генуей, Флоренцией, Миланом, Венецией и Папским престолом буквально раздирала полуостров на части. Правда, Венеция по-прежнему оставалась самым сильным государством Апеннинского полуострова, но что с того? За его пределами у нее появились серьезные соперники. Как среди западноевропейских государств, так и в мусульманском мире. В Европе ей теперь грозили французское королевство и Священная Римская империя. Обе этих страны, преодолев феодальную раздробленность, вступили в период абсолютизма и, таким образом, превратились в великие державы, намного превосходившие Венецию по экономическому потенциалу. Опираясь на него, они создали парусные корабли, способные выходить в океан, в отличие от венецианских галер. Началась эпоха Великих географических открытий. Снаряженная в 1492 г. экспедиция Колумба увенчалась грандиозным успехом — европейцы заново открыли Американский континент. Несколько позже корабли великого португальского мореплавателя Васко да Гамы, обогнув Африку, прибыли в Индию. Соответственно, начали складываться принципиально новые колониальные империи. В этих условиях владычество Венеции на Средиземном море постепенно утрачивало былое значение. Грубо говоря, по мере того как раздвигались горизонты, это море стало внутренним.
Кроме того, оно стало еще и небезопасным с появлением турок османов, которые не принесли венецианским торговцам никаких дивидендов, даже наоборот. Падение последних бастионов Византийской империи и триумфальное шествие турок по Восточному Средиземноморью, захват Египта, а затем и всего североафриканского побережья больно ударили по финансовому благополучию Венеции. Ее флот потерпел несколько тяжелых поражений, в результате чего венецианцы распрощались со своими владениями на востоке.
Между тем то было только начало. В 1453 г. османы водрузили знамя с полумесяцем над Константинополем, превращенным ими в Стамбул. К тому времени то же знамя уже реяло над множеством бывших европейских провинций Византии и странами, не так давно сохранявшими независимость: над Болгарией и Валахией, Македонией, Фессалией и Грецией. Правда, после разгрома армии султана Баязида Молниеносного[161] Тамерланом европейцы получили некоторую передышку, но она оказалась недолгой. В самом скором времени османы наверстали упущенное, удвоили усилия, и вскоре уже стояли под стенами Вены. Венецианцам продвижение османов на запад стоило многих факторий на Адриатическом побережье.
Пока турки брали город за городом, европейцы тоже не сидели без дела, яростно сражаясь друг с другом в кровопролитной серии итальянских войн протяженностью в семьдесят лет.[162] Междоусобицы в общем-то всегда приветствовались дипломатией республики Святого Марка. Разделяй и властвуй, учили римляне. Так-то оно так, только Венеции становилось все тяжелее играть роль закулисного кукловода, и она все чаще сама становилась предметом чужих манипуляций. Как уже говорилось выше, весовые категории ее противников стали не те. Этот прискорбный для венецианских олигархов факт всплыл как раз во время упомянутых выше итальянских войн, которые они сами и развязали (1492), воспользовавшись смертью Лоренцо Медичи, одного из творцов системы итальянского равновесия и крупнейшего банкира своего времени. Союзником венецианцев стал новоизбранный папа Александр Борджиа,[163] тот самый, в восторженных дифирамбах которому отчего-то рассыпается финансируемая «Stanton Foundation»[164]«Википедия», называя и меценатом, и ценителем старины, любителем искусств и успешным предпринимателем, умелым администратором, одним из богатейших людей своего времени и даже, черт побери, сгорела хата, гори и сарай, — аскетом! Этот вот «аскет» и сколотил (1493) на пару с Венецией и Миланом Лигу святого Марка, думая лишь о том, как бы выкроить в Италии небольшое такое государство для клана Борджиа. Аскетам, им всегда мало, верно?
Мало в результате не показалось Венеции, но, перед тем как к этому перейти, предлагаю внимательней взглянуть на поджигателя папу, уж какие только проходимцы не сиживали, бывало, на «святом престоле», а запомнился именно Александр VI Борджиа. Видать, было за что… Одно слово — аскет…
4.7. Коммунистический эксперимент Савонаролы
Грехи Италии насильно делают меня пророком.
Джироламо Савонарола[165]
Римский папа Александр VI Борджиа был, безусловно, одаренной личностью, неутомимым бизнесменом и политиканом, только держись. Словом, палец в рот не клади, руку по локоть оттяпает. На беду католичества, он употребил свои дарования не так, как следовало бы прозорливому понтифику. Реформация буквально стояла на пороге, уже колотила в дверь. Финансовое расслоение общества на невероятно богатых и чудовищно бедных стало просто неслыханным, под стать тому, что наблюдается ныне на постсоветском пространстве. Александр Пасынков в книге «Феномен ростовщичества», ссылаясь на данные Питирима Сорокина,[166] приводит документальные сведения по этой части. Так вот, если среднегодовой доход крестьянина составлял около сорока гульденов, то дворянин получал вдесятеро больше, под четыреста. Граф снова вдесятеро — четыре тысячи, принц — около сорока, король — больше четырехсот тысяч гульденов. Это что касается Германии. В других областях Священной Римской империи наблюдалась аналогичная ситуация. Представитель какого-нибудь ростовщического клана или католический кардинал (почти одно и то же в ту пору) загребал от ста тысяч дукатов ежегодно и выше. Доход испанского монарха короля Карла V (по совместительству являвшегося императором Священной Римской империи и черпавшего, среди прочего, из открытых заново американских колоний, где инквизиторы с конкистадорами беззастенчиво грабили туземцев) немного не дотягивал до пяти миллионов дукатов. А вот ремесленник заколачивал от десяти до двадцати дукатов в год. Впечатляет? Нетрудно подсчитать головокружительный отрыв одних от других, а заодно прикинуть: как долго могла просуществовать подобная система. «При этом, — пишет Александр Пасынков, — покупательная способность денег до 1500 года была впятеро выше, чем в конце XIX века. Торговля не была больше главной целью — каждый хотел приобрести больше денег». Ясно зачем — чтобы они размножались по экспоненте.
