Очень многие люди, с которыми я беседовал, волновались во время рассказов о пути в скотовозах особенно сильно. Больше всего потрясли меня факты смерти чеченских женщин, которые в силу своей скромности отказывались справлять нужду в самом вагоне и трехметровой зоне на коротких остановках.
Житель села Гехи-Чу Саламат Гаев[90] собрал неопровержимые доказательства того, что в конце февраля 1944 года в селении Хайбах были собраны в конюшню 700 немощных стариков, молодых женщин с грудными детьми и молодых людей, сопровождавших их, под предлогом того, чтобы вывезти их на самолетах (горы в этом районе были непроходимыми или труднопроходимыми для транспорта). На самом же деле их закрыли в этой конюшне, обложили соломой, облили конюшню бензином и подожгли. Когда люди поняли, что их сжигают заживо, они сломали ворота и вырвались наружу. Здесь их ждали автоматчики. Кому удалось вырваться из огня, были расстреляны. Все трупы были сброшены в многометровой глубины навозную яму.
Энкавэдэшники не ограничились изгнанием, вызвавшим столь многочисленные жертвы в дороге. До прибытия чеченцев в местах их переселения распускались слухи о том, что везут бандитов и пособников фашистов. Население обрабатывалось настолько, что инспирировались нападения на эшелоны. С криками: «Предателям Родины — смерть!» — толпы людей бросались к эшелонам; людей, выскочивших из вагона для отправления естественных человеческих потребностей, закидывали камнями; делались попытки поджечь вагоны. Чаще всего жертвами таких «митингов» становились дети, которые не умели увертываться от камней и других тяжелых предметов, летящих в несчастных.
Тяжело было привыкшим к южному умеренному климату горцам в холодных, ветреных чужих краях. Магомед Джургаев вспоминал: «Ветры валили с ног.
Истощенные люди не имели сил подняться с земли. Так и оставались они лежать, присыпанные то ли снегом, то ли землей (вырыть могилы у живых не было сил), пока до них не добирались собаки».
Малкан Кагерманова вспоминает: «Из семерых детей, вывезенных из дома, выжило только трое. Когда мама нашла нас, жить стало легче. Местные люди, сначала относившиеся к нам недружелюбно, оказались хорошими людьми. Отец нашел работу, мы зажили по-человечески. Но испытания подкосили здоровье матери, переживания, измучившие ее в дни разлуки, расстроили ее рассудок. Она прожила с нами недолго, но и это время для меня было мучительным, а не счастливым, так как больно было видеть мать, звавшую погибших детей и не понимающую, почему они не наигрались, почему не приходят покушать и выспаться. После смерти матери все заботы о доме и детях легли на мои плечи. Мне было очень тяжело. Мои сверстницы бегали по улице, играли в куклы, а я убирала, стирала и штопала. Но и этого оказалось мало моей несчастной судьбе. В 1953 году отец построил нам удобный, красивый, очень уютный домик. Несмотря на просьбы родственников, он не женился, так как не хотел, чтобы мачеха нас обижала. В новом доме я с удовольствием хозяйничала, две сестренки выросли и помогали мне. Но пришла новая беда — умер наш единственный брат от какой-то незнакомой болезни. Мы пытались его спасти, но в нашем селе не было больницы, а привезти врача можно было, только если комендант даст разрешение выехать из села. Комендант был в запое. Пока отец выпросил у него разрешение, нашел врача и привез его к нам, у Вахи начался кризис. А через год наш дом сгорел во время пожара. Дом-то не жалко, жаль сестру, которая умерла от ожогов».
Неимоверные трудности легли на плечи чеченских матерей, переживших невосполнимые утраты. Все еще не зная об участи мужей, воевавших на фронте, изнурительным трудом добывая скудный свой хлеб, они стойко переносили все испытания судьбы. Откуда черпали они силы? Как выдерживали эти лишения?
Я считаю героиней свою прабабушку Мовладат. После гибели своих родителей она взяла на себя заботу не только о своих детях, но и о четырех племянниках мужа. Один из них умер от тяжелой болезни еще в 1944 году, но прабабушка оплакивала его до своей смерти.
Другая моя прабабушка, Аминат Навразова, овдовев, осталась с четверыми детьми. Ей удалось выходить всех четверых. Не показывая никому своих переживаний, глубоко в сердце затаив свое горе, она трудилась днем на поле, вечером — шила на машинке, пока сон не одолевал ее. Ее дети всегда были самыми опрятными, потому что она никогда не разлучалась с иголкой.
Третья прабабушка, Бикату, умерла в Зыряновске во время родов, я не помню ее, даже бабушка ее не помнит. Разлученная с детьми во время выселения, она две недели не уходила с перрона, пока не нашла их. Она так заболела и от этих переживаний, холода и голода истощилась, что спасти ее врачи не смогли.
Надпись на двери маршрутного такси, отправляющегося в Грозный. Хасавюрт, Дагестан, 2001
Махачкала, Дагестан, 2001
Четвертая моя прабабушка — Аймси Ирбагиева — тоже была очень мужественной женщиной. Она тоже овдовела и осталась с тремя взрослыми детьми, которых надо было женить, выдавать замуж. Ее предприимчивость пригодилась и на чужбине. Она шила, готовила, ремонтировала чужие дома, торговала. Она смогла устроить своих детей достойно. До самой смерти прабабушка трудилась в поте лица и пользовалась уважением наравне с мужчинами.
Асма Курбанова вспоминает одну бедную женщину. В тот злосчастный день она ушла на заработки в соседнее село. Ей нужно было отлучиться лишь на несколько часов, и она замкнула детей в доме, никого не предупредив, что уходит. У коменданта, который давал разрешение на перемещение, была очередь. Боясь потерять заработок, обещанный ей за то, чтобы замазать глиной несколько щелей в доме одной старушки, эта женщина самовольно покинула село. Быстро закончив работу, она возвращалась домой, когда комендант того селения задержал ее. Несчастная плакала, билась об двери и истерично умоляла отпустить ее к детям. Невзирая на ее мольбы, комендант не отпускал ее две недели. Детей она нашла мертвыми у дверей. Страшно представить этих детей, дрожащих от страха ночью и мучающихся от голода и неизвестности днем.
Лайла Кагерманова во время депортации была грудным ребенком. Тяжелые испытания отняли у нее мать и братьев так рано, что мать она даже не помнит. «Если бы хотя бы один мой брат тогда выжил, — с болью выговаривает она, — у меня была бы опора в жизни. Но у меня нет не только близких, но даже их могил, куда я могла бы пойти, чтобы почувствовать: здесь находится прах дорогих мне людей. Но даже этой радости мне не оставила жестокая судьба. В 12 лет я начала трудовую жизнь. Когда мои сверстницы грелись в лучах материнской любви, я копала землю наравне с мужчинами — другой работы я не нашла. Самое счастливое мое время — первые годы после возвращения домой. Мы были так счастливы. Я впервые видела Кавказ, Чечню и свой дом, но из непрерывных рассказов отца я любила его всем сердцем и была рада вернуться сюда. Все люди сразу подобрели, их лица светились, их охватил энтузиазм. В селе, как грибы, росли новые дома, каждую неделю играли свадьбы, устраивали вечеринки в честь гостей, вечеринки-белхи[91], белхи по праздникам. Молодежь веселилась по любому поводу и не боялась никакой работы».
В 1956 году состоялся XX съезд КПСС, который осудил культ личности Сталина, восстановил Чечено-Ингушскую автономию[92], дав право чеченцам вернуться на свою историческую Родину.
Пришла, хотя и поздно, очередь Берии ответить за кровь невинных[93], слезы матерей. Лайла Кагерманова вспоминает, что весть о суде над Берией чеченцы приняли как факт торжества справедливости.
В 1957 году чеченцам разрешили вернуться домой. Продавая за бесценок свои дома и имущество, нажитое за 13 лет, а то и даря его на радостях своим знакомым, чеченцы ехали в Грозный. Они верили, что никогда больше не покинут Родину.
Даниил Музаев, Шатойский район, с. Вашендарой, 7-й класс
Когда учитель сказал нашему классу, что объявлен всероссийский конкурс на тему «Человек в истории», и назвал, по каким направлениям следует работать, я долго думал. Так как было сказано, что участник конкурса может взять себе руководителя, я решил посоветоваться со своей тетей. Она разузнала, что работа может быть посвящена любой теме, только надо, чтобы она отвечала общей идее — «человек в истории».
Моя родина — Чечня. Поэтому я решил написать о трагедии чеченского народа. Имеется в виду выселение чеченцев в 1944 году. С самого раннего детства я слышал рассказы очевидцев и участников этой трагедии. Мои дедушка и бабушка вместе с их семьями были высланы в Северный Казахстан. Их показания (я склонен это так называть) легли в основу моей работы.
Слушая их рассказы про то, что чеченцы вынесли за годы ссылки, я задумывался над тем, что же явилось причиной их вынужденного переселения. Чеченцев называли «врагами народа». Я считаю, что врагом может быть один человек или группа людей. Но целый народ не может являться врагом. На чеченцев и ингушей навесили ярлык «предатели» и выслали с родной земли в чужие, далекие края. 23 февраля 1944 года стало поистине черной датой в истории чеченского народа.
