С тех самых пор характер правящей на Украине верхушки, по сути, не изменился. Аппетиты ее, направленные в первую очередь против подвластного ей населения, ограничивались лишь время от времени вмешательством центральных властей.
Кстати, нельзя не отметить и то, что беспримерная продажность правящей украинской «элиты» выражалась не только в той легкости, с какой ее представители переходили в свое время из православия в католичество, превращались в польских панов или в сегодняшнем их головокружительном перевоплощении, когда все они поголовно сделались «национально-свидомымы». Можно вспомнить также и годы Советской власти: когда это было выгодно, упомянутая «элита» также запросто становилась поголовно русскоязычной. Такое приспособленчество вызывало законное отвращение у многих простых граждан, и влекло за собой определенную дистанцированность простого народа по отношению к тому языку, на котором изъяснялась эта «элита» и который тогда был русским. Между прочим, в советское время представители именно этой чиновной породы более всего отличались и в тех притеснениях украинствующих, ответственность за которые в наши дни привыкли сваливать целиком на Москву.
Надо сказать, что качества, присущие местной украинской власти, роковым образом проявились и в трагическое время голода на Украине — годовщины которого теперь регулярно «празднуются» самостийниками. Голод 1932–1933 годов идеологи самостийничества беззастенчиво пытаются «пришить к делу» о «геноциде украинского народа», якобы осуществленном российской властью — изображая дело так, будто это Москва хотела задушить украинцев посредством голода. Однако, помимо того, что голод 1932–1933 годов постиг не одну Украину, а всю территорию юга страны, находящуюся в степной и лесостепной зонах (в процентном отношении больше всех пострадали казахи) — вину за массовую гибель людей должны разделить со Сталиным и местные украинские власти. «Вожди» на местах, по свойственной им неспособности понимать подлинные государственные интересы, думали не о благе народа — а озабочены были в первую очередь тем, чтобы получше отчитаться и выслужиться перед Иосифом Виссарионовичем. И если голод 1932–1933 годов особенно больно ударил именно по Украине, то в этом повинно не только то обстоятельство, что по климатическим своим особенностям Украина оказалась в его эпицентре, но и то, что местные украинские власти больше чем власти в других регионах страны преуспели в выполнении гибельных директив. Заметим также, что в так называемой «правой оппозиции» в Политбюро, которая в свое время противилась сталинским планам «коллективизации», приведшим в конце концов к голоду, украинцев не было….
Помимо дурной наследственности, на повадки нынешних обитателей украинских «корыдорив влады» и на сам стиль правления, который установился сегодня на Украине — в немалой степени влияет и отсутствие традиций, связанных с самостоятельной государственной жизнью этой территории. И это отсутствие вряд ли способен восполнить кратковременный опыт «дэржавотворэння» марионеточных украинских «дэржав» эпохи гражданской войны — хотя именно этому опыту — «марионеточного дэржавотворэння» — прилежно следует сегодняшняя украинская власть. Правда, нынешние украинские власти при всяком удобном случае также заявляют, что в деле государственного строительства они опираются на «дэмократычни традыции козацькойи дэржавы». Поэтому, стоит ли удивляться, что стиль правления в украинской «дэмократычний дэржави» так сильно напоминает те образцы «козацького устрою», которые запечатлены Гоголем в незабвенном «Тарасе Бульбе». К примеру, всякие выборы на Украине заставляют вспомнить о том, как, в рамках «запорожской демократии», Тарас Бульба добился переизбрания неугодного кошевого («сговорившись с тем и другим, задал он всем попойку…» и т. д.). А всевозможные украинские референдумы — неизменно возвращают нас к тем страницам из «Тараса Бульбы», где описывается, как уже новоизбранному кошевому понадобилось нарушить данную султану клятву, — (что было затруднительно по причине того, что «клялись /…/ нашей верою») — и он, для того чтобы подвести «законное основание» под нарушение клятвы, организовал народное «волеизъявление»: «Пусть только соберется народ, да не то что по моему приказу, а просто своею охотою. Вы уж знаете, как это сделать. А мы с старшинами тотчас и прибежим на площадь, будто бы ничего не знаем». После, когда народ должным образом высказался и все устроилось так, как хотел кошевой, — кошевому осталось лишь с удовлетворением заключить: «- Когда так, то пусть будет так. Я слуга вашей воли. Уж дело известное, и по Писанию известно, что глас народа — глас Божий. Уж умнее того нельзя выдумать, что весь народ выдумал».
Конечно, в истекшее десятилетие не только на Украине, но и в России можно было не раз наблюдать такого рода «проявления демократии» — однако для России все это лишь временные отклонения от давно устоявшейся традиции.
В принципе же, подобной проблемы в России не существует. Ведь современная Россия выступает преемницей всех прежних русских государств — от Киевской Руси до Российской империи и Советского Союза (если, конечно, можно его считать русским государством). Этим государствам доводилось нести на себе ответственность не только за судьбу русского мира, но и за судьбу Славянства, за судьбу Православия, и даже — (вспомним СССР) — за судьбу множества государств, расположенных в разных концах земного шара и входивших в так называемый «социалистический лагерь». Все это дает возможность теперешней российской власти использовать накопленный столетиями опыт государственной жизни и государственного строительства. За долгие годы в России выработаны и вошли в государственный обиход определенные требования, которым должен, в идеале, соответствовать «государственный человек». Ему должны быть присущи ответственность, готовность к высокой степени самоотдачи (вплоть до самоотречения), способность мыслить в государственном масштабе и т. д. Для русской (в том числе и советской) традиции вполне привычен и узнаваем сам тип человека, посвятившего себя государственной службе. И хотя на этом поприще попадалось сколько угодно людей малопривлекательных, вроде тех одиозных фигур, изображению которых посвящено немало обличительных страниц русской литературы; однако примеров беззаветного и самоотверженного служения тоже известно немало. Конечно, подвижники среди государственных служащих в России никогда не составляли большинства, но именно на них держалось всегда государство российское.
Нынешней же Украине в этом смысле опереться не на что. Украинцы, как правило, плохо понимают, что такое государство и для чего оно существует (притом, что сами весьма охотно поступают работать на государственную службу). Занятие государственного поста на Украине воспринимается несколько по-иному, нежели это принято было в российской (и, впоследствии, в советской) традиции. Государственная служба тут скорее напоминает одну из форм частного предпринимательства. Трудно представить себе украинское должностное лицо, которое упускало бы свой «интерес» из-за того, что ему «за державу обидно».
Конечно, на Украине и прежде, даже в советские времена, местная правящая прослойка слишком уж большим рвением на государственной службе не отличалась. Это, отчасти, связано было с тем, что власть на Украине являлась, во многом, номинальной — и потому ее представители, в меньшей степени неся ответственность за судьбу страны — в большей, сравнительно, степени склонны были к тому, чтобы находясь на государственных постах, решать частные свои проблемы. Это дало возможность развиться на Украине некоторым «местным особенностям», вроде прочно укоренившегося тут «кумовства» — по причине которого в больницах нас лечат, в вузах учат, на государственных должностях нашим государством управляют… — совершенно не те, кто призван это делать по своим способностям и талантам, а чей-то кум, сват, брат… Однако прежде, когда проявления такого рода слишком уж выходили за рамки дозволенного — все это сдерживалось посредством вмешательства центральных властей. Тогда как сейчас, сохранив (и существенно приумножив) традиционную для себя безответственность и привычку на государственной службе «не упускать свое» — украинская верхушка приобрела, вдобавок, и безнаказанность…
В условиях нынешней Украины прирожденный анархизм украинцев накладывается на несерьезность самого украинского государства, которое, несмотря на все декларации и декорации, совершенно не воспринимается как наследник Киевской Руси, а скорее напоминает некое «общество с ограниченной ответственностью», созданное случайно собравшимися вместе людьми для решения тех или иных личных и сиюминутных целей.
