Стоит, к тому же заметить, что с оживлением экономической жизни и, вслед за этим, с расширением «прав и свобод» — влияние украинствующих будет неизбежно снижаться. В мало-мальски «свободном обществе» никто не сможет заставить человека, независимого материально, разговаривать не на том языке, на котором он хочет. Более-менее успешно осуществлять насильственную украинизацию под силу лишь диктатуре (как это и было при коммунистах). Однако установить диктатуру возможно — лишь опираясь на желания большинства. Позиция же большинства в языковом вопросе — не на стороне украинствующих…
Из сложившегося положения существует единственный конструктивный выход, состоящий в том, что нужно научиться уживаться. Это, если учитывать общественное охлаждение к украинствующим, выгоднее даже для них, чем для противостоящей им стороны. Вообще же каждой из сторон лучше бы заниматься развитием своего направления, вместо того, чтобы тратить усилия на взаимное истребление.
Правда, весьма сомнительно, чтобы для украинствующих подобная перспектива показалась заманчивой. Ведь украинское движение в значительной степени определяется антирусскими задачами. По крайней мере, до сих пор оно проявляло себя не столько в возведении своего, сколько в противостоянии с русским — так что было бы, наверное, небольшой натяжкой, если бы слово «украинский» (особенно, где это касается происходящего в сфере политики, науки, высшей культуры) заменять словом «антирусский».
Однако, ведь должны же быть среди украинофилов люди, которые всерьез верят в самодостаточность и полноценность той же украинской культуры. И, если это так, то и для них конфронтация должна быть невыгодной.
Пожалуй, никаких проблем не было бы вообще, если бы украинство не оказалось зараженным непомерными (и непосильными для него) амбициями; если бы оно знало свое место и продолжало развиваться в том направлении, в котором оно развивалось в ХIХ веке — как часть общерусской культуры, выражающая местную, «народную» ее особенность (связанную с историческими условиями проживания русского народа в этом крае) и представляющая собой одно из оригинальнейших явлений в сокровищнице русской культуры. Собственно, в таковом своем качестве оно и до сих пор составляет единственную (и никем неоспоримую) свою ценность. И русское общество не только никогда не препятствовало такому его развитию, но относилось к нему в высшей степени благожелательно и оказывало ему всяческую поддержку. В ХIХ веке украинство в российских столицах было в большой моде, все с ним носились — и эта идиллия могла бы продолжаться сколько угодно долго, если бы внешние силы не сделали на него ставку в намерении превратить его в средство раскола Руси, и если бы многие из «украинцев» не соблазнились той самоубийственной ролью, к которой их настойчиво толкали — претендовать подменить (вместо того, чтобы дополнять) своими чудесными песнями и гопаками — великую тысячелетнюю русскую культуру…
В налаживании будущих взаимоотношений, в гармонизации нашей духовной жизни — наибольшего противодействия следует ожидать от непомерно расплодившихся в искусственных коммунистических условиях украинских «пысьмэнныкив». Потратив огромные усилия на то, чтобы приладить народный язык Малороссии к тому, что называется «высокой литературой» — они, особенно за годы Советской власти, смогли-таки соорудить видимость такой литературы… Хотя сам Шевченко (последователями которого все они вроде бы считаются), употреблявший для написания своих сочинений народный язык — к «элитарности» не стремился, а наоборот — старался подражать народным сочинителям (о чем свидетельствует даже название поэтического его сборника «Кобзарь») — и вряд ли претендовал на то, чтобы заменить своими сочинениями великую литературу Пушкина и Гоголя.
Нынешних же «пысьмэнныкив» роль «кобзарей» явно не удовлетворяет. Они упорно метят в «литературные небожители». При этом, внутреннее сознание ими собственного «несоответствия занимаемому положению» — лишь усиливает их непримиримость, побуждая с удвоенной яростью искоренять вокруг себя действительно великую русскую литературу. Ведь только освободив «свято место» от подлинно великого, они смогут беспрепятственно и, не боясь быть уличенными, изображать из себя «духовную элиту нации».
Результат их многолетних усилий оказался для украинцев губительным. Если прежде, до разрыва с Россией, украинцы имели определенное культурное преимущество перед великороссами (потому что, помимо русской культуры, они обладали еще и дополнительной, весьма колоритной, местной ее особенностью) — то теперь, отбросив русскую культуру — основной свой культурный стержень — они остались с одной особенностью…
Предположим, дело обстояло так, что этой особенности грозило исчезновение — и ради ее защиты пожертвовали стержневой частью культуры…
Однако те меры, которые предпринимаются сегодня якобы ради спасения украинской культуры — не могут не привести к результатам обратным желаемому. Ведь когда под угрозой исчезновения оказывается уже основная, стержневая часть нашей культуры, то естественно, что все, кто способен отличить главное от второстепенного, будучи вынуждены спасать свое культурное достояние, вполне могут, ради спасения главного, пренебречь этим второстепенным. Тем более, если гонения на русскую культуру осуществляются от имени и во имя того, что называется культурой украинской… В этих условиях прежнее благожелательное (или, хотя бы, терпимое) отношение к украинству — рискует очень скоро смениться на противоположное.
Могу сослаться и на собственный опыт. Принадлежа, по происхождению и воспитанию, к той части нашего народа, представителям которой Советская власть записывала в паспортах «украинец»; получив соответствующее — украинское — образование в украинской школе и, затем, в университете, где большинство учебных предметов преподавалось на украинском языке «национально свидомыми» преподавателями — воспринимал все украинское вполне благожелательно — как и надлежит воспринимать то, что относится к «малой родине». Так было до тех пор, пока, с конца 80-х, не началось самостийническое сумасшествие и все не оказалось перевернутым с ног на голову»; пока украинскую культуру не стали использовать как средство для вытеснения культуры русской. События же 1991-го года и их катастрофические последствия заставили смотреть на усиливающееся украинофильство как на явление смертельно опасное для всей нашей цивилизации; научили отличать в украинстве естественную и искусственную составляющие.
Говоря о будто бы угрожающей украинской культуре опасности — ради устранения которой нас вынуждают жертвовать культурой русской, — следует иметь в виду уже упоминавшуюся двойственность украинской культуры.
Одну из ее сторон — которая возникла естественно и в подлинности которой никто не сомневается — можно назвать малорусской культурой. Она передает местную, характерную для Малой Руси культурную особенность, удачно дополняя русскую культуру и являясь совершенно незаменимой для отражения тех сфер жизни, к которым она относится. Это, в основном, или собственно народная культура, или та часть культуры, имеющей индивидуальное авторство, которая тематически не выходит за рамки сугубо народной жизни.
Другой же ее стороне — противопоставляющей себя русской культуре, самоутверждающейся на антирусскости — действительно угрожает опасность. Не берусь судить, насколько эта сторона украинской культуры естественна для Галиции, но на основной части Украины, лишенная подпитки внешними силами, которые заинтересованы в таком направлении, она неминуемо усохнет до самого жалкого вида.
В наши дни украинская культура проявляет себя, в основном, во второй, антирусской своей «ипостаси» — и именно этим вызваны, возможно, слишком резкие ее характеристики, высказанные в данной работе — которые в другой, нормальной, обстановке могут показаться чрезмерными.
Конечно, пытаться переубеждать сознательных украинствующих — дело неблагодарное и едва ли не бесполезное. Но мы вправе рассчитывать хотя бы на последовательность с их стороны. Им, называющим себя демократами и имеющим сегодня в своих руках властные рычаги, не стоило бы препятствовать тем, у кого иная точка зрения и другой выбор, следовать этому выбору. Не нужно ставить людей в положение, когда приходится выбирать между украинской и русской культурами, с непременным обязательствам одну из них (подразумевается — русскую) принести в жертву. В противном случае, вместо спокойного отношения к украинскому языку и культуре (в сочетании с, разве что, пожеланием украинофилам дойти до конца в разработке своего направления и в уяснении его пределов) — они получат враждебное отношение ко всему украинскому…
