Закона о времени работы и отдыха, который должен был ввести единые нормы для всех граждан страны. Закон гласил, что суббота объявляется еженедельным днем отдыха, однако министр труда получал право выдавать разрешения на работу «жизнеобеспечивающим» предприятиям и организациям, помимо тех, которые были оговорены в законе. Моше Уна сформулировал различие позиций религиозных сионистов и «Агудат Исраэль» по этому вопросу. По его мнению, если религиозные сионисты пытались минимизировать расхождения между законом и галахой через государственно-галахические решения, то «Агудат Исраэль» стремилась усилить конфликт, для того чтобы не произошло смешения между законом государства и галахой [Unna 1983: 235].
По свидетельству религиозных сионистов, входивших в Религиозный фронт (Вархафтига, Уны и других), религиозный сионизм пытался создать всеобъемлющую галахическую основу для выдачи разрешений на работу в субботу, руководствуясь принципом «пикуах нефеш» («спасение души» или «риск для жизни»), однако члены Рабочей партии не продемонстрировали ни готовности руководствоваться этим принципом, ни согласия с ним. Главный раввинат в очередной раз отказался вмешиваться в религиозно-светский диспут и не занял взвешенной и твердой позиции. Закон был введен в 1951 году, невзирая на протесты Религиозного фронта. Лидеры религиозных сионистов считали, что разрешения выдаются в неоправданных количествах.
Борьба за принадлежность к еврейству
Второй вехой стал вопрос о принадлежности к еврейству: кого можно считать евреем [128]. Внесение статуса «еврей» в паспорт началось с 1958 года, причем было достаточно личного заявления. На заседаниях кабинета Вархафтиг и Шапира требовали, чтобы основания для получения этого статуса, которые, по их мнению, шли вразрез со «статус-кво», были пересмотрены в свете того, что в иудаизме религия и национальность переплетаются по определению. Как они утверждали, наделение этим статусом вопреки галахе повлечет за собой смешанные браки и размежевание. Бен-Гурион отказался подчиниться требованиям религиозных проповедников на основании того, что Декларация о независимости Израиля обещает свободу вероисповедания, и заявил, что он не пойдет на превращение Израиля в галахическое государство. Вархафтиг и Шапира подали в отставку.
Бен-Гурион запросил мнение пятидесяти ученых из Израиля и диаспоры. В послании к ним, написанном в октябре 1958 года, он указывает, что признание еврейства на основании галахи может помешать возвращению изгнанников, при этом компактное проживание евреев в Израиле нивелирует риск ассимиляции. Тем не менее большинство ученых высказалось за установление еврейства по галахе. Через полтора года, когда собрался Четвертый кнессет, Шапира был назначен министром внутренних дел, и на десять лет споры смолкли. В этот период статус еврея опять стал синонимом галахической идентичности, то есть евреем признавался человек, мать которого была еврейкой или который принял еврейство по галахе. С тех пор признание евреем по галахическим критериям непрерывно размывается в силу новых юридических постановлений, и этот вопрос требует отдельного обсуждения.
Вопросы со статусами субботы и еврейства служат лишь примерами систематической и изматывающей борьбы религиозных сионистов против секуляризации молодого государства. Можно добавить к этому и другие аспекты, например выступления против импорта некошерного мяса, призыва женщин в армию, вскрытий и многого другого. Наряду с этим у движения, по собственному признанию его участников, имелись и достижения: например, соглашение о разделении системы образования на два потока, светский и религиозный, с приданием религиозному образованию определенной автономии (1953). И все же в рядах участников движения нарастало раздражение, которое не удалось погасить «чудом» создания Израиля.
У религиозных сионистов сложилось мнение, что их в принудительном порядке отстранили от рычагов власти, связанных со строительством и поселенчеством в новом государстве, а также что их светские коллеги – или как минимум большинство из них – их не понимают. Более того, им казалось, что их взгляды недостаточно принимаются в расчет при формировании характера государства: секуляризация была на подъеме и – это особенно ярко проявилось в вопросе алии из Йемена – насильственно насаждалась тем самым государством, которое поначалу пробудило у них столь большие надежды [129]. Соответственно, религиозные сионисты волей-неволей вынуждены были начать борьбу за религиозное законодательство, которую израильское общество сочло проявлением малодушия.
В этот период религиозный сионизм по большей части придерживался политического курса «внутреннего» влияния. Для многих многолетнее сотрудничество с рабочим движением («исторический альянс», существовавший с середины 1930-х годов) было сознательной и нерушимой скрепой, невзирая на острые противоречия. Много десятилетий спустя председатель Национальной религиозной партии Рафаэль Бен-Натан, которого считали одним из «столпов» движения, писал:
Движение сионизма состоит из двух частей: политической [и общественно-образовательной]. Теперь уже совершенно ясно, что для «Ликуд» [130], продукта слияния ревизионистов и обычных сионистов, важнее всего территория и политическая независимость, безотносительно к сущности и внутреннему качеству общества. Для рабочих партий, напротив, важны именно эти ценности, в том смысле, что для них качество общества важнее, чем его основание, а под основанием я понимаю землю как таковую, ее измеримые площадь и периметр. Именно поэтому ревизионисты и обычные сионисты на всем протяжении новой истории ишува в земле Израиля выступали за единую систему образования. Для них формирующееся здесь уникальное мировоззрение не имело никакого значения. И наоборот, Рабочая партия и представители левых в рабочем движении боролись за развитие уникальности и самобытности и передали те же убеждения своим детям. Что касается нас, представителей религиозного образовательного потока, мы тоже хотим внедрять в образование определенные ценности, идеи, особый и обособленный духовный смысл. А это значит, что наши цели и пути их достижения схожи. То же относится и к социальным вопросам, в которых для нас важны религиозные ценности: поселения, защита слабых и угнетенных. Отсюда наш идеологический и, соответственно, «исторический» альянс [131].
Хотя союз с рабочим движением пережил взлеты и падения, он свидетельствовал о том, что существуют общий язык и пути взаимопонимания между «центристскими» секулярно-политическими организациями и религиозным сионизмом. Такой альянс согласовывался с политической ориентацией многих членов Национально-религиозной партии и принес ей определенные достижения в области религиозного законодательства, и при этом не противоречил принципу единства, которому движение следовало на протяжении многих лет. Единство Израиля как идейно-метафизический принцип всегда являлось для религиозных сионистов и их лидеров основополагающим элементом. Оно было движущей силой их усердной парламентской деятельности в поддержку правительств национального единства, вроде того, которое было сформировано в канун Шестидневной войны. При этом наличие общего языка с рабочим движением – а некоторые члены партии рассматривали это как знак глубоко укорененного идеологического альянса – воспринималось в широких кругах религиозных сионистов как признак компромисса, распада и, хуже того, – стремления любыми средствами заполучить доступ к власти.
Усиление религиозного образования
Первые
