Чтобы осмелиться оспорить в России непререкаемую дотоле правоту курса, проложенного Петром Великим, нужно было, конечно, обладать особой убежденностью в своей правоте и весьма твердым характером. Император Николай I обладал и тем, и другим в полной мере.
Выводы из неудавшегося восстания декабристов новый государь сделал самые серьезные. Опыт старшего брата, все время балансировавшего между либерализмом и аракчеевщиной, с точки зрения Николая Павловича, себя не оправдал. Нужен был не Аракчеев, только вызывающий раздражение в обществе, но не способный уследить за всем и всеми в империи, а надежная система политического сыска. Именно при Николае в России и возникло полицейское государство.
Русская история считает декабристов и Николая I антиподами. Между тем два столь разных плода имеют схожую генетику, да и выросли на одной и той же ветви, что в жизни случается нечасто. Образование Николая Павловича идентично тому, что получили лидеры декабристов. Будущие политические оппоненты были воспитаны одними и теми же иностранными гувернерами. В отличие от двух своих старших братьев, Александра и Константина, которых целенаправленно готовили к восшествию на престол (первому Екатерина предназначала русский трон, а второму константинопольский), Николая Павловича, как и большинство "рядовых" российских аристократов, учили по некой усредненной программе, то есть определяли к самой обычной придворной и военной жизни. В результате он, конечно, хуже своих старших братьев разбирался в истории Древнего Рима, философии и праве, зато лучше них, как и любой другой гвардейский офицер, знал придворную кухню, жизнь дворцовых приемных, реальный бюрократический механизм функционирования власти, силу и слабость конкретных людей.
Даже карьера Николая до декабря 1825 года была точно такой же, на какую могли надеяться очень многие русские офицеры-гвардейцы из знатных дворянских родов. Конечно, чины и звания "просто" князьям доставались чуть труднее, чем великому князю, но сама высота карьерного потолка оставалась той же. Николай Павлович до того, как взошел на престол, имел в своем командовании сначала Инженерную часть, а затем в дополнение к ней получил еще два полка гвардейской дивизии. И только. Уровень вполне достижимый для многих гвардейцев.
Будущий государь не менее внимательно всматривался в окружающий его мир, чем декабристы. Многое вызывало протест и у него, начиная с крепостного права и заканчивая беспорядками в армии. К своим командирским обязанностям он относился очень серьезно, пытаясь хотя бы во вверенных ему частях навести порядок. Николай I с возмущением вспоминал о той поре:
Было время (поверит ли кто сему), что офицеры езжали на ученье во фраках, накинув шинель и надев форменную шляпу! Подчиненность исчезла… и служба была одно слово, ибо не было ни правил, ни порядка, а все делалось совершенно произвольно и как бы поневоле, дабы только жить со дня на день.
О своих первых практических опытах управления Николай Павлович рассказывал часто. Особенно нравилось ему вспоминать о командовании Инженерной частью. Кстати, чтобы вникнуть в суть вопросов, великий князь немало потрудился, посещая наравне с другими лекции в Главном инженерном училище и изучив множество совершенно новых для себя предметов, включая черчение и архитектуру. Будучи уже императором, он не без гордости нередко повторял: "Мы, инженеры…", как бы противопоставляя людей конкретного дела болтунам-демагогам.
Декабристы (за редким исключением) шли на дело не ради собственной выгоды. Но и великий князь отнюдь не стремился сесть на престол, долго колебался и даже сопротивлялся обстоятельствам. В отличие от их бабушки Екатерины II и отца Павла I, ни один из Павловичей властолюбием не страдал. Александр Павлович не раз признавался в том, как его тяготит корона, Константин Павлович отказался от трона в пользу младшего брата, а Николай Павлович, чему есть немало достоверных свидетельств, принял императорское звание не как желанный подарок судьбы, а как тяжкую обязанность, от которой нельзя было уклониться.
В этом смысле очень характерен разговор Николая с матерью, состоявшийся в короткий, но очень драматичный период междуцарствия, когда Константин, сидя в Варшаве, а младший брат, находясь в Петербурге, препирались, кто из них должен принять на себя непосильный груз управления империей:
Матушка мне сказала: "Ну, Николай, преклонитесь перед вашим братом: он заслуживает почтения и высок в своем неизменном решении предоставить вам трон". Признаюсь, мне слова сии было тяжело слушать… я себя спрашивал, кто большую приносит из нас двух жертву? тот ли, который отвергает Наследство Отцовское под предлогом своей неспособности… или тот, который, вовсе не готовившийся на звание, на которое по порядку природы не имел никакого права… и который неожиданно в самое тяжелое время и в ужасных обстоятельствах должен был жертвовать всем, что было ему дорого, дабы покориться воле другого! Участь страшная, и смею думать и ныне… что жертва моя была в моральном, в справедливом смысле гораздо тягче.
Замечу, что разговор происходил уже после того, как стали известны последняя воля Александра I, где он назначал своим преемником Николая, и официальное письмо Константина, где он отказывался от престола в пользу младшего брата. Человек, страстно стремящийся к власти, не дискутирует в подобной ситуации, а просто берет в руки скипетр.
Собственно говоря, на трон Николая Павловича, упорно сопротивлявшегося до последнего момента, возвели как раз декабристы. Последней каплей оказался не разговор с матерью — Николай продолжал и после него отказываться от императорской короны, — а секретные документы с информацией о разветвленном заговоре, которые попали в руки великому князю. Именно эта новость, ошеломившая царскую семью (умерший государь всю информацию о заговоре держал втайне даже от родственников), заставила наконец Николая Павловича в силу сложившихся чрезвычайных обстоятельств дать свое согласие занять российский престол. Думается, что если бы в эти тревожные дни Николай случайно оказался в Варшаве, а Константин, наоборот, в столице, то императором стал бы все-таки старший брат, а российская история сохранила бы имя не Николая, а Константина Палкина.
Оппоненты Николая I, аргументированно в целом критикуя его политику, почему-то считали своим долгом выставить в карикатурном свете и саму личность царя, изображая его человеком то крайне необразованным, то подловатым, то трусоватым, в чем немало грешили против истины. По понятиям своего времени он был пусть и не блестяще, но достаточно образован, вполне добропорядочен и, безусловно, храбр. Что доказал и 14 декабря 1825 года в Петербурге, и позже, в 1830 году, в Москве, охваченной жестокой эпидемией, регулярно посещая холерные палаты и госпитали. Риск был немалый, некоторые из его окружения в результате умерли, а сам царь заразился и тяжело болел.
Страсть делить исторических персонажей на "героев" и "злодеев", исходя из собственных политических пристрастий, грех вполне универсальный, а не только российский, но Николаю I, нужно признать, в этом смысле не повезло редкостно. Он оказался в самом эпицентре политического урагана, поэтому ему из всей многообразной палитры достались только два цвета: чернее черного и белее белого. На самом деле обе противоборствующие стороны были, конечно, полихромны. Обе они действовали, движимые любовью к России. Обе исходили из национальных интересов, просто понимали их совершенно по-разному.
Насколько тонким оказался в России слой последовательных сторонников декабризма, показали все дальнейшие события. Избавившись всего лишь от сотни наиболее решительных оппонентов, новый император получил в стране абсолютно пустынный, почти библейский политический ландшафт, который и начал застраивать и заселять по своему вкусу. Картину первых лет николаевского правления можно изобразить примерно так: "Россия была пуста, и тьма над бездною, и Император носился над водою. И сказал Император: да соберется народ православный в одно место, и да явится русский национализм. И стало так". Далее, как и полагается по сюжету, император начал творить себе подобных, то есть бюрократический аппарат, обязанный обеспечить стране райское существование. О том, что аппарату нужно "плодиться и размножаться", речь вслух не шла, но тут чиновники догадались и сами.
Забегая вперед, можно заметить, что вполне библейским оказался и финал николаевской эпохи. Запретные плоды с древа познания, несмотря на полицейский надзор, были сорваны. "И открылись глаза", и снова подросла оппозиция, и смутьянов изгнали из "рая". Русская политическая эмиграция началась как раз в те времена.
Старые изношенные башмаки государства российского выглядели, конечно, непрезентабельно — в этом император соглашался с декабристами, — но, как ему казалось, в умелых руках настоящего мастера ("мы, инженеры…") это было делом поправимым, стоило лишь башмаки почистить, укрепить подметку и наложить заплаты. Этим Николай Павлович и занимался все свое царствование, причем очень усердно, часто работая по 18 часов в сутки. Это было время контрреволюции в области идеологии и переходных мер в практической сфере государственного строительства.
