Купцы не только торговали, они занимались кредитно-ссудными операциями и предпринимательством. Как и везде в мире, для успешного ведения дел требовались талант и кругозор, отсюда разносторонность этих людей. Яркий пример – умерший в 1481 г. (год рождения неизвестен) купец и строительный подрядчик («предстатель») Василий Дмитриевич Ермолин. Он строил в Москве, в том числе в Кремле, во Владимире, в Юрьеве-Польском, в Троице-Сергиевой лавре, возглавлял артель московских зодчих, держал заведение по переписке книг. Составленная по его заказу летопись, известная у историков как Ермолинская летопись, содержит материалы, отсутствующие в других источниках. Автором ценных сведений по истории русского зодчества 60—70-х гг. XV в. в этой летописи был сам Ермолин.
У отдельных купцов предпринимательство сильно опережало торговлю. Купец и землевладелец Лука Козьмич Строганов (внук Спиридона Строганова, выходца из поморских крестьян) около 1472 г. поселился в Усольске (Соли-Вычегодской), где начал торговать солью. Его внук Аникий, в дополнение к торговле, начал добычу соли, заведя собственные варницы. Правнук Луки, Семен, уже владел обширными землями по рекам Каме и Чусовой. Праправнуки Луки, Максим и Николай, финансировали в 1581 г. поход дружины Ермака Тимофеева против хана Кучума. Строгановы строили города, крепости, внедряли (с опорой на пришлых русских крестьян) рудное дело и земледелие, развивали солеваренную промышленность в районе Соли-Камской, не забывая, конечно, о торговле. Во время междуцарствия и событий Смутного времени Строгановы оказали большую денежную, продовольственную и военную помощь правительству. Только деньгами они пожертвовали около 842 тыс. руб. – трудновообразимую для того времени сумму. До появления массового товарного производства и массового потребительства ни один купец, промышленник или банкир не мог, по идее, свободно располагать такой суммой. Но, как видим, были исключения.
Возможно, Строгановы были в конце XVI – начале XVII в. самыми богатыми нетитулованными частными лицами в мире, об этом у нас уже шла речь. За помощь Отечеству в трудные годы они получили звание «именитых людей» (но еще не дворян!) и, что важнее, право лить пушки и содержать своих ратников. То есть царь разрешил им иметь частную армию. Это никак не вяжется с фантастическими утверждениями Пайпса, будто цари не терпели конкуренции со стороны частных лиц ни в чем.
Купцы Строгановы отличались широкими интересами. Это нашло свое отражение, среди прочего, в так называемой Строгановской летописи («О взятии Сибирской земли»), составленной в 1622–1623 гг. в канцелярии одной из строгановских вотчин по материалам переписки Строгановых с Ермаком.
При первых Романовых строгановские владения и предприятия все более дробились между наследниками детей Аникея, но около 1680 г. их вновь сумел объединить и «округлить» Николай Дмитриевич Строганов (1656–1715). Он стал крупнейшим солепромышленником России, поставлявшим около 3 млн пудов соли в год (60 % годовой добычи в стране). Он принимал участие в финансировании Северной войны 1700–1721 гг., снарядил на свои деньги два военных фрегата. В память об этом его сыновья Александр, Николай и Сергей получили в 1722 г. дворянство и баронский титул. В 1798 г. Павел I возвел Александра Сергеевича Строганова (11-е колено Строгановых, считая от Спиридона) в графское достоинство, но нагнать своих предков-купцов по богатству графам Строгановым, похоже, было не дано.
6. Купечество и государство
Строгановы, конечно, выдающийся случай. Но были и другие купцы, приближавшиеся к ним по богатству. Так, ярославский «гость» Михаил Гурьев только в строительство каменного города, названного в его честь, на реке Яик (Урал) вложил между 1645 и 1661 гг. около 300 тыс. рублей. Купец Григорий Леонтьевич Никитников не раз кредитовал (при Михаиле Федоровиче) государственную казну, когда у той не хватало средств на жалованье войску и иные нужды, всегда требуя возврата денег в срок. Царя это злило, но что было делать? Приходилось смиряться: нужда могла возникнуть снова. Интересно, что Никитников заполучил в 1639 г. по просроченной закладной соляные промыслы аж одного из Строгановых (Ивана) в Новом Усолье.
И тут опять трудно не вспомнить плачевного Пайпса, умудрившегося написать в «России при старом режиме» следующее: «В XVI и тем более в XVII веке монархия устранила угрозу конкуренции со стороны частных лиц. Царь стал единоличным собственником всех отраслей промышленности и шахт (как де-юре, так и де-факто), монополистом во всех областях коммерции». Оставим без комментариев.
Крупные богатства порождали на Руси, как и везде в мире, особую суверенность их обладателей. Да и могло ли быть иначе, если они, случалось, бывали спасителями царей и великих князей? В главе VI своего монументального труда «Боярская дума Древней Руси» В. О. Ключевский приводит рассказ (под 1371 г.) нижегородской летописи о «набольшем» нижегородском госте Тарасе Петрове, который выкупил в Орде множество пленников, «всяких чинов людей», и у своего великого князя купил вотчины на реке Сундовике за Кудьмой. Вскоре Тарас Петров превращается в Тарасия Петровича, приобретает фамилию Новосильцев, становится боярином и казначеем великого князя. И никак не скажешь, что незаслуженно: «…местнические грамоты рассказывают, что он два раза выкупил из плена своего великого князя Димитрия Константиновича и один раз – великую княгиню».
Какими же огромными деньжищами надо было располагать, чтобы дважды (дважды!) выкупить великого князя из Орды, где с расценками (когда речь шла о персонах такого уровня) не стеснялись? Кажется, никто не изучал летописи удельных княжеств с целью выявления крупных богатств, а жаль.
Если уже в XVI в. богатство некоторых российских купцов было совершенно баснословным, то в следующем веке (сошлюсь на авторитет доктора исторических А. П. Богданова, одного из лучших знатоков допетровской России) два-три десятка русских семейств были богаты на уровне главных богачей Европы – таких, как князь Медичи. В XVII в. французский путешественник писал о князе Василии Васильевиче Голицыне, что его кафтан, усыпанный бриллиантами, стоит полка мушкетеров.
Чтобы не углубляться в исторический обзор крупных богатств, появлению которых «царизм», согласно Пайпсу, «последовательно не давал сложиться», отсылаю читателя к книге Е. П. Карновича, недавно переизданной («Замечательные богатства частных лиц в России. Экономико-историческое исследование», М., 2000). Впервые она вышла в 1874 г. – т. е. в пору, когда еще никому не могло прийти в голову, будто в России нет и не может быть настоящей частной собственности. Это не приходило в голову и веренице русских писателей на протяжении всего XIX в. – от Фаддея Булгарина с его «Иваном Выжигиным» (через Гоголя, Островского, Писемского, Лескова) до Дмитрия Мамина-Сибиряка с его «Приваловскими миллионами».
Купцы были прирожденными патриотами. Все помнят одного из спасителей России в Смутное время, купца Кузьму Минина, владельца мясной лавки в Нижнем Новгороде. Выбранный в 1611 г. земским старостой, он начал сбор ратных людей «на очищение государству», стал одним из руководителей войска народного ополчения, управлял сбором пожертвований, заведовал казной ополчения, вместе с князем Пожарским возглавил в апреле 1612 г. в Ярославле земское правительство – Совет всея Земли.
Несколько раньше купцы Дружина и Гурий Назарьевы приняли выдающееся участие в организации сопротивления москвичей отрядам Петра Сапеги и тушинцев Лжедимитрия II. Купеческое сословие без колебаний жертвовало огромные суммы всякий раз, когда Отечество было в опасности. Или когда было убеждено в том, что так угодно Богу.
Принятое Земским собором 1653 г. решение удовлетворить просьбу гетмана Хмельницкого о принятии его «со всем войском козацким и со всем русским народом Малой Руси» «под высокую царскую руку» стало возможным благодаря голосам купечества: без их денег предприятие было бы обречено. Дело в том, что положительный ответ означал неизбежную войну с Польшей и Крымом, но торговые люди, как один, вызвались жертвовать на это деньги.
Решение купечества, это стоит подчеркнуть, было решением свободных людей. В деньгах на войну за Азов они перед этим, по сути, отказали. Мы к этому еще вернемся. О самостоятельности купеческого сословия говорит и тот факт, что московское купечество отказалось связать себя круговой порукой с провинциальным купечеством, как того требовал царский указ 1681 г.[92]
Крайне любопытно мировоззрение купечества допетровской Руси, с достаточной полнотой раскрытое Сильвестром, священником кремлевского Благовещенского собора и духовником юного царя Ивана IV. Сделавший до своего священства завидную купеческую карьеру, сам выходец из среды зажиточных новгородских ремесленников и купцов, Сильвестр изутри знал жизнь городских сословий, и в первую очередь купечества. Среди прочего, Сильвестр, вместе с Алексеем Адашевым, провел в 1549–1560 гг. ряд важнейших реформ в системе управления государством, местного самоуправления и суда. Сильвестром написан знаменитый Домострой – вполне светская книга, свод житейской и нравственной мудрости своего времени. В. Б. Кобрин характеризует Домострой как «произведение, освящающее именем Бога быт, торговлю, наживу». Такие характеристики всегда считались классическими для идеологов протестантской морали.
