— Фестиваль в Одессе стал возможен во многом благодаря Центру поддержки русского театра за рубежом, созданному при СТД России. Театрам, ведущим разговор со своим зрителем на русском языке, сегодня приходится очень нелегко. И вряд ли один фестиваль, каким бы авторитетным он ни был, может существенно изменить ситуацию.
— Позвольте мне с вами не согласиться. Мир вокруг нас меняется так быстро, что мы привыкли такие изменения считать нормой. Если что-то происходит долго и мучительно, мы почему-то считаем, что вообще ничего не происходит. А это не так. Просто мы разучились ценить постепенные изменения. А они-то как раз и являются самыми результативными. То, что возникает слишком быстро, зачастую так же быстро разрушается. Деятельность центра — тот случай, когда вода камень точит. У нас есть возможность встречаться, спорить, строить планы. Мы знаем, что мы не одиноки в своих трудностях. В орбиту центра постепенно втягивается всё больше театров из разных уголков нашего общего в прошлом дома, значит, ситуация всё-таки меняется, пусть и не так быстро, как нам бы этого хотелось.
— Александр Сергеевич, насколько уверенно может себя сегодня чувствовать русский театр, работающий за пределами России?
— Ровно настолько, насколько этот театр чувствует в себе решимость оставаться верным своему предназначению — быть очагом русской культуры на территории страны, которая некогда была советской республикой, а ныне является независимым государством. Чем конструктивнее взаимоотношения между этой страной и Россией, тем легче театру вписываться и во внутренний театральный контекст (он равноправен с национальными театрами и не чувствует себя своего рода персоной нон грата, от которой власти и рады бы избавиться, да возможности такой у них нет), и в процессы, которые определяют сегодня развитие мирового театра. В противном случае — чем сильнее культурная дискриминация русскоязычного населения этой страны, тем большая ответственность ложится на театр. Он нередко оказывается единственным общественным местом, где человек, считающий русский родным языком, может его услышать в первозданном, а не суррогатном виде. Ну а если отвлечься от высокой политики, которая при любых обстоятельствах прямо или косвенно влияет на судьбу искусства в любой стране мира, то положение театра на 90 % зависит от его собственной активности.
— То есть от энергичности руководства?
— Не только руководства. Худрук или директор могут быть сколь угодно энергичны, могут лелеять самые смелые и далеко идущие планы, но если труппу устраивает существующее положение вещей, им вряд ли удастся что-то изменить. Актёрам тоже должен быть интересен творческий поиск. Тогда даже при самых неблагоприятных внешних условиях театр сможет сохранить жизнеспособность. Времена, как говорится, не выбирают. Надо учиться жить полноценной творческой жизнью в тех условиях, в которых мы оказались. Театр не может плыть по течению. Вернее, может, конечно, но тогда он рано или поздно перестаёт быть живым организмом и идёт ко дну.
— Спасение утопающих — дело рук…
— …не только самих утопающих, но чтобы тебе протянули руку помощи, ты должен доказать, что у театра есть своё лицо, своя творческая позиция, что он важен и нужен своему зрителю. Собственно, всё это справедливо и для театра, работающего в России, но для нас, оказавшихся в так называемом ближнем зарубежье, проблема творческой самодостаточности стоит ещё острее. Нам выстраивать репертуар во многом гораздо сложнее, чем нашим российским коллегам.
— Разве ставка на классику не беспроигрышна, когда речь идёт о сохранении традиций русской культуры?
— В том-то и дело, что классика в репертуаре всех проблем решить не может, даже если это спектакли очень хорошего уровня. Конечно, без классической пьесы афишу уважающего себя театра представить невозможно. И дело тут не только в поддержании традиций, но и в том, что у молодёжи нет зачастую иной возможности приобщиться к вершинам русской и мировой культуры. О том, как преподают русскую литературу в наших школах, мы сейчас говорить не будем, об отсутствии потребности в серьёзном чтении у тех, кому сегодня от 12 до 30, — тоже. Так что театр принимает этот удар на себя. Но если нива классики практически необозрима — всю жизнь можно ставить и не переставить, то найти хорошую современную отечественную пьесу сегодня крайне сложно: какой опус ни открой, напорешься либо на откровенную халтуру, написанную по образцу столь популярных сегодня бульварных западных комедий, либо на такую «правду жизни», что захочется поскорее его захлопнуть и руки вымыть. Современная пьеса, в героях которой зритель может узнать самого себя, а не маргинала, с которым рискуешь встретиться в неурочный час в тёмном переулке, сегодня театру нужна как никогда. И только тогда, когда таких пьес в репертуаре театра будет столько же, сколько классики, мы сможем с облегчением вздохнуть — наконец-то театр свернул с дороги, ведущей в никуда. Потому что у него появилось будущее.
Беседу вела Виктория ПЕШКОВА
Этим материалом «ЛГ» начинает серию публикаций о русских театрах за рубежом.
24.10.2009 19:21:05 — Юрий Александрович Чернецкий пишет:
Пожелание ведущим рубрику
Зачин "серии публикаций" порадовал. Наш Харьковский театр русской драмы действительно работает на весьма достойном уровне. В этом, естественно, огромная заслуга Александра Сергеевича Барсегяна. Только, если уж исследовать проблему всерьёз, надо давать и обзор спектаклей театра, которому посвящается материал. С одних лишь слов руководителей о реальном положении дел судить нельзя.
Острова между небом и землёй
ТелевЕдение
Острова между небом и землёй
ТЕЛЕДИСКУССИЯ
Разговор о времени и о ТВ мы продолжаем с заместителем генерального директора ВГТРК, генеральным продюсером телеканала «Россия» Сергеем ШУМАКОВЫМ.
ДРАЙВ НЕИЗВЕСТНОГО
— Сергей Леонидович, вы выпускник ВГИКа, по образованию киновед, как исследователь кино вдруг стал его делателем?
— Я пришёл на телевидение в сложное время, в конце 80-х, когда разразился кризис и в кинематографе, и в нашей культуре. Под кризисом я в данном случае имею в виду не что-то идеологическое, а вполне конкретные экономические мотивы: производство кино стало резко сужаться, появились частные компании… По большому счёту исследовать было нечего, но время было яркое и интересное, и я решил, что надо закончить с кабинетной работой и попробовать себя в чём-то, что отвечает вызовам жизни. На тот момент это было телевидение, и я начал всё с нуля.
— Однажды Сергей Муратов, один из создателей советского ТВ, придумавший такие программы, как КВН, сказал, что они шли на телевидение, чтобы делать людей лучше. Романтическая, с одной стороны, фраза, но она была сутью деятельности многих — таковы были идеалы.
— В конце 80-х ТВ было точкой приложения колоссальных политических, экономических и культурных усилий, местом, где явно создавалось что-то новое, вырисовывался новый образ жизни, её новый внутренний код. До этого я интересовался теориями визуальных и вербальных выразительных средств в кино, и захотелось всё это пощупать собственными руками. У меня не было ни одного ярко выраженного романтического лозунга — я очень давно занимаюсь массмедиа и не верю в так называемые высокие идеалы, с которыми люди будто бы сейчас приходят что-то делать в нашей профессии. Предвижу вопрос: почему? Я много раз наблюдал, какими катастрофами заканчиваются попытки превратить хорошие слова и чувства в профессию. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Поэтому я избегаю людей, которые романтически настроены в области СМИ, это чрезвычайно опасно и, как правило, по-фарисейски лживо. Как только я вижу, что кто-то в нашей профессии пришёл сделать мир лучше, людей — духовнее и т. д., я знаю, что он пришёл украсть! У меня в этом смысле жуткий инстинкт. Вот наоборот — да, когда человек приходит и говорит: «Я хочу сделать интересную программу или фильм, который предлагает неожиданного героя, неожиданный сюжет», — я начинаю вступать с ним в диалог.
— То есть цель — продукт, который в результате вполне прагматических устремлений или из соображений творческого самовыражения получается интересным?
— Цель — драйв, ощущение жизни, ощущение того, что ты каждый раз делаешь шаг в неизвестное.
