Хватит ныть про институты
И здесь мы подходим к третьему базису сторонников низкого роста — институциональным реформам. Это излюбленная тема наших либералов, и по сути она верная, только уж слишком общо звучит из их уст и, что самое удивительное, почти не касается собственно экономики и ее производной — предметной экономической политики. Они говорят: нам нужен беспристрастный суд, неиспользование силовых и политических преференций, защита собственности, хорошее образование и т. д. и т. п. Но все это лежит вне сферы непосредственного управления экономикой. Там, где французы вводили ограничения на экспорт капитала, американцы развивали рынок субфедеральных облигаций, японцы эксплуатировали целевое финансирование индустриальных отраслей, немцы создавали механизмы рефинансирования банковской системы, мы собираемся развивать независимый суд.
Удивительно. И не только нам. Уважаемый кембриджский профессор экономики Карлота Перес , выступая на конференции «Эксперта» и реагируя на замечание скептиков о том, что у нас очень много вывозят капитала, раздраженно заметила: «Вот вы здесь ноете. А вы-то что придумали, как напрягли свой мозг, чтобы привлечь сюда капитал? Что вы предложили ему, какой подарок, чтобы он пришел к вам?» Именно в этом сегодня дефицит. Не в общих рассуждениях об институциональных условиях, а в предложении конкретных инструментов, прямо стимулирующих развитие экономики. Именно в этом отказывает себе МЭР, когда прогнозирует низкие темпы роста, — он отказывает себе в способности проводить современную, подчеркнем, рыночную, но активную экономическую политику.
Андрей Клепач: «Фетишизация эффекта улучшения институтов как единственного средства ускорения роста ошибочна»
Фото: РИА Новости
И это странно, так как, кажется, именно МЭР пробил самую решительную из последних институциональных инноваций — временный мораторий на рост тарифов естественных монополий. Обратите внимание, сколько позитивных импульсов вызвала эта мера. Стали предметно обсуждаться инвестиционные планы крупных компаний естественных монополистов, возник вопрос, насколько эти планы способны сделать их более эффективными, а их продукцию более дешевой. Подтянулись в надежде предложить свои решения для роста эффективности продукции ныне естественных монополистов, а в будущем участников конкурентных рынков компании, предлагающие свои более современные решения в области энерго-, тепло- и прочего ресурсного снабжения. Для взлета этого рынка не хватает только системных финансовых новаций. И та же Перес утверждает, что это норма: финансовые новации появятся, так как этот инфраструктурный рынок уже гудит в предчувствии подъема. Кто должен вытянуть идеи этих новаций из рынка — почему бы не тот же МЭР? Тем более что эти решения уже есть: субфедеральные облигации под конкретные инфраструктурные проекты — это лишь легкая модификация обычных субфедеральных займов США.
Существует проблема оттока капитала — против нее предлагается политика деофшоризации. Тоже институциональная мера. Возня с «золотыми парашютами» — мера, направленная на снижение огромной дифференциации населения страны по доходам. Кстати, повышение ставок по ЕСН, принятое осенью 2008 года, тоже мера институциональная, просто направленная не на рост, а против него.
В каких зонах, как нам кажется, надо искать идеи для новых институциональных новаций?
Во-первых, в налоговой политике и смежной с ней политике госзаимствований и, соответственно, бюджета. На прошлой неделе радостно сообщили, что налоговые сборы от ЕСН и НДФЛ в этом году превысили налоговые сборы от сырьевых отраслей. Это плохо, а не хорошо для роста. Налоги на труд, которые снимают с широкого круга малых и средних предприятий, являются сегодня запретительными для их хозяйственного развития, а иногда и для их хозяйственной деятельности. Компании ищут решения: уход от налогов, госсубсидии. Это затруднительный и малоэффективный процесс. Надо думать о системном снижении налогообложения экономики. Чтобы сделать этот шаг, надо перестать считать государственный долг как сумму долгов собственно государства и всех российских компаний (что у нас принято, так как государство хочет удержать все крупные активы в России и готово платить по их долгам). Такое суммирование приводит к неформальному завышению долговой нагрузки государства и, соответственно, к бюджетным ограничениям. Однако сегодня настал момент (см. выше о сборах по ЕСН), когда деятельность средних и малых компании уже сравнима, а в перспективе даже более важна для национального хозяйства, чем деятельность ограниченного пула крупных. Это ли не институциональная реформа? Вернее, две.
Все знают, что во всем мире так или иначе существует централизованное фондирование банковской системы национальным ЦБ. У нас этого нет. ЦБ таргетирует что-то в нашей экономике. Начнись это фондирование — будет еще одна институциональная революция.
Или способ налогообложения труда. Пока эти налоги платит предприятие, работник и, соответственно, средний класс имеет завышенные ожидания по личному доходу (так как получает он примерно на 25% меньше, чем тратит на его труд предприятие), и, таким образом, возникает избыточный отток маржи от капитала в пользу труда. И наоборот, его представления о том, сколько и зачем он отдает в виде налогов государству, весьма условны — так как он лично ничего не отдает. Переход к выплатам налогов самими физическими лицами будет мощнейшей институциональной революцией, которая автоматически притормозит рост доходов населения за счет прибыли предприятий и, скорее всего, приведет к тому, что доходы граждан станут расти за счет расходов на бюрократический аппарат, что приведет к некоторому сжиманию государства, о чем так давно мечтают либералы.
В общем, если что сегодня и ограничивает экономический рост, так это дефицит конкретных решений. И правильно говорила Карлота Перес: думать надо, а не трясти. И еще очень важно не переходить в политическую плоскость: если ты ничего не можешь предложить для экономической политики, то твой отъезд в Париж — это не следствие политических репрессий, а добровольный выбор.
Статус-кво губителен
Встреча в Ново-Огареве была закрытой, стенограмма на сайте президента содержит лишь вступительные слова Путина и Фортова. Однако мы имеем возможность познакомить читателя с ключевыми идеями «альтернативщиков». Буквально накануне ново-огаревских посиделок состоялось заседание Президиума РАН, на котором с развернутым докладом выступил замминистра экономики Андрей Клепач , а одним из содокладчиков был Виктор Ивантер. Надо заметить, что Клепач — один из немногих макроэкономистов в правительстве, придерживающийся позиции недопустимости низких темпов роста и имеющий концептуальный взгляд на неотложные меры по ускорению роста. Недаром в своем выступлении ему неоднократно приходилось подчеркивать, что он излагает свою частную позицию, а не позицию своего ведомства.
«Фактически мы сейчас находимся перед дилеммой: продолжение политики фискальной консолидации и рестрикционной денежно-кредитной политики или формирование новой модели роста, — заявил Клепач. — В настоящее время мы наблюдаем рассогласованность фискальной и денежной политики, с одной стороны, и политики роста — с другой. Первые не подчинены задаче ускорения роста».
По мнению замминистра, таргетирование инфляции должно учитывать качественно новую ситуацию с резко снижающимся и, вероятно, в ближайшие годы уже отрицательным сальдо текущего счета платежного баланса. Клепач считает необходимым переход к политике многополюсного таргетирования, включая таргетирование процентных ставок и частичное таргетирование валютного курса, подчиненного задаче сбалансированного роста.
Не менее критически высказался Клепач и в отношении политики Минфина: «Продолжение политики бюджетной консолидации загонит российскую экономику в рестрикционный цикл, когда снижение госрасходов влечет за собой снижение экономической активности, что, в свою очередь, приводит к сокращению доходов бюджета, новому витку сокращения госрасходов и так далее. Мы считаем, что более предпочтительна политика роста, когда мы сознательно идем на увеличение госрасходов, направленных на долгосрочное развитие, пусть ценой появления бюджетного дефицита. Эти инвестиции с двух-трехлетним лагом начинают давать отдачу в виде увеличения темпов роста и улучшения его структуры, что, в свою очередь, приведет к возникновению дополнительных бюджетных доходов и снижению дефицита. Чтобы профинансировать необходимые расходы на здравоохранение, образование, науку и транспортную инфраструктуру, дефицит федерального бюджета, по нашей оценке, должен составить от 1,5 до 2 процентов ВВП. Потребуется также модификация нынешней сверхжесткой версии “бюджетного правила”, снижение планки накопления Резервного фонда с 7 до 5 процентов ВВП».
