– Мне кажется, вы чересчур строги. Всё-таки у нас есть мастера уровня Сокурова и Германа, есть так называемая новая волна нашего кино в лице Попогребского, Хлебникова, Германа-младшего…
– Ну хорошо, пусть будет десять фамилий. Хотя вы более лояльно оцениваете ситуацию, чем я. Для меня настоящая режиссура – это когда вижу на экране то, чего раньше нигде и ни у кого не встречал. А когда за новации выдаётся ловко сделанное контратипирование того, что уже знаю, то лично я остаюсь к такого рода режиссуре абсолютно равнодушным. Мне за последнее время не встретилось ни одного фильма, чтобы я мог сказать: обязательно посмотрите этот фильм, это так свежо, необычно, ново. Большей частью попадается иногда умелое, иногда не очень умелое повторение пройденного. Только раньше я видел это в плоском изображении, а теперь в формате 3D.
Но, к счастью, совсем по-другому обстоит дело с кинематографом документальным. В конце каждого года я смотрю большую программу лучших отечественных документальных фильмов и могу сказать, что около десяти из них – это настоящие творческие достижения авторов-документалистов. У них на экране присутствует реальная жизнь реальных людей реальной страны. И сделано это подчас на высоком художественном уровне. Это тоже внушает некую надежду. Но и лучшие из этих картин не доходят до зрителя: прокат их не берёт, на телевидении они явили бы сильный контраст официальной картинке нашей жизни. Это к вопросу о цензуре.
О том, почему российское кино проигрывает американскому
– Но если наше кино столь неизобретательно, столь вторично, то, может, и справедливо, что оно вытеснено с экранов зарубежной продукцией и занимает сегодня только 13–15 процентов рынка?
– Было бы просто уныло константировать, что по своему качеству российское кино уступает американскому, хотя справедливости ради надо сказать, что и Голливуд нынче не блещет большими творческими прорывами. И если говорить о художественном кризисе в российском кино, то надо, конечно, сказать, что, помимо всего прочего, он является частью общемирового кризиса художественных идей.
Однако постоянная невостребованность наших фильмов не может повышать их творческий, зрелищный уровень. И наоборот. Это же так очевидно. Но как можно повышать качество фильмов, если во ВГИК, который уже более 90 лет готовит кадры для кино, сверху, из недр бюрократического аппарата, приходит такая, к примеру, знаменательная бумага. Оказывается, мы слишком долго – целых пять лет – готовим специалистов, надо бы побыстрее. Более того, одного ВГИКа для таких целей мало, хорошо бы создать по всей стране побольше киношкол, чтобы скоростным методом, в течение, надо думать, двух лет, штамповать необходимые кадры. И вообще во ВГИКе надо усилить и улучшить преподавание английского языка. И начать приглашать сценаристов из Голливуда для подготовки отечественных кинописателей. При этом, конечно, ни слова о том, что хорошо бы увеличить количество часов на изучение истории отечественного кинематографа, который абитуриенты поголовно не знают.
В этом фантастическом циркуляре собрано ещё немало опасных благоглупостей, но если их резюмировать, то получается следующая картина. Оказывается, для того, чтобы в близкой перспективе улучшить качество нашего кино, надо, ни больше ни меньше, выхолостить всю систему вгиковского образования, заложенную ещё Эйзенштейном и Кулешовым, унаследованную и усовершенствованную Довженко, Роммом, Герасимовым, Бондарчуком и другими корифеями экрана. Вот так: весь мир до сих пор с огромным уважением относится к системе образования во ВГИКе, а не в меру ретивые чиновники зачем-то пытаются уничтожить её одним росчерком торопливого пера. И опять интересно: а на самом верху знают об этом? Читали?
– Это не единственная проблема ВГИКа. Я знаю от ректора Владимира Малышева, что существует положение, согласно которому любой человек, желающий получить во ВГИКе второе образование, должен заплатить немалую сумму…
– Этот дикий закон за последние годы изменил лицо ВГИКа, его контингент. Идеальный абитуриент сейчас – это выпускник школы. А масса одарённых людей – с уже имеющимся образованием и жизненным опытом – проходит мимо нас. Но что 17-летний юноша или девушка, даже весьма способные, могут знать про жизнь, что они могут рассказать с экрана? О своей первой любви, о первом опыте социализации, о своих переживаниях по этому поводу?
Советский кинематограф, напомню, был поднят практически на недосягаемую высоту, когда во ВГИК пришли люди не со школьной скамьи, а из окопов Великой Отечественной. Какой уникальный духовный, человеческий опыт они принесли на экран! Я сам десятилетия спустя учился во ВГИКе, имея за плечами технический институт, опыт работы на заводе в качестве начальника цеха. Мне было 25 лет, я казался себе взрослым человеком, но в мастерской Михаила Ильича Ромма оказался средним по возрасту. А сегодня почему-то насильственно насаждается инфантилизм. В итоге из рук инфантильных режиссёров выходят инфантильные фильмы, которые попадают затем к ещё более инфантильным зрителям. Получается безнадёжный замкнутый круг. Опасный для выживания нации.
– Нежели эту очевидную ситуацию нельзя исправить?
– Как выясняется, нельзя. Уже более десяти лет мастера ВГИКа, руководители театральных, музыкальных вузов пишут по этому поводу письма президенту, премьер-министру, в Министерство культуры, в Министерство образования и ещё в десятки других адресов. Я сам много занимался этим вопросом, ходил в Думу как на работу. Мы предлагали, чтобы на, так сказать, смыслообразующие, концептоопределяющие специальности – на сценарный и режиссёрский факультеты ВГИКа – люди с уже имеющимся высшим образованием, то есть с каким-то жизненным опытом, поступали на общих основаниях. Это не требует никаких дополнительных затрат. Нужна только добрая воля законодателей. Со мной соглашались, кивали головами, но дело так и не сдвинулось с мёртвой точки.
Возникает вопрос: если в течение многих лет не решается эта простая проблема, то, может, власти не нужны настоящие художники – зрелые, подпитанные знанием реальной жизни драматурги, сценаристы, режиссёры, дирижёры? Есть же такое понятие – офисный планктон. Может, и в кино, в театре тоже нужен этот самый планктон, который будет штамповать одну лишь убогую развлекательно-коммерческую продукцию.
О том, почему у нас нет общественного мнения
– А куда же, наивно спрошу я, смотрит Союз кинематографистов, почему он молчит?
– Союз кинематографистов целенаправленно перестаёт быть организацией общественной. Он каким-то жанровым образом пародирует некую вертикальную структуру. Даже во времена «проклятого тоталитаризма» внутренней жизни в СК было больше. Всё-таки тогда существовало некое сообщество. Значит, существовало и общественное мнение. Кому-то не пожимали руку. К кому-то не садились в ресторане за один стол. Кого-то не приглашали за свой стол. Всё-таки существовали понятия, что прилично, а что неприлично. Но сегодня нет общества. И нет соответственно общественного мнения. Пожимаем руку любому…
– Почему же вы, будучи последовательным критиком Михалкова и сложившейся в СК системы, не вступили в новый КиноСоюз, куда ушли ваши единомышленники и друзья?
– Я не критик Михалкова. Он таков, каков он есть. Дело не в нём, дело в нас. В состоянии того сообщества, которое именуется Союзом кинематографистов. Поэтому, будучи избранным делегатом последнего съезда СК, я решил необходимым ещё раз обратиться к своим коллегам и сказать то, что считал нужным сказать. А именно: общественная организация не должна превращаться в окологосударственную, квазипартийную, выстроенную с жёсткой вертикалью власти структуру. Иначе вместо союза творческих индивидуальностей получается что-то некрасивое и нежизнеспособное, с непонятными задачами и целями.
Я не рассчитывал на особое понимание, но, во всяком случае, сделал то, что мог. В отличие, кстати, от моих коллег, членов нового КиноСоюза, которые, выйдя из СК, вольно или невольно облегчили жизнь «вертикальным ребятам» и поспособствовали уже полному извращению общественной жизни. Если это не ошибка со стороны моих товарищей, то что?
– Каким не должен быть Союз кинематографистов, мы уже знаем. А каким, на ваш взгляд, он может и обязан быть?
– Это должна быть общественная организация со своим голосом. Мимо СК не должно проходить ни одно решение власти в сфере кинематографа и – шире – культуры. Должен ли союз реагировать каким-то образом на келейное создание Фонда поддержки кино? Должен ли СК определённо высказаться о недальновидных планах разрушения школьного, вузовского образования? Могут и должны ли кинематографисты обсуждать политику властей в области телевидения? Однозначно: да. Общественные организации, как горизонтальные структуры, и создаются для такого вот взаимодействия с государственной вертикалью. В итоге получается нормальный диалог между властью и обществом. На который лично я всё ещё продолжаю надеяться…
