А. Сахаров. Озона двух сортов не бывает. Это как осетрина второй свежести.
В. Синельников. Вы, пожалуйста, не высказывайте эту идею.
А. Сахаров. Да, я боюсь ее высказывать. Но если дойдет до катастрофического положения…
А. Адамович. А вот была когда-то идея одного дипломата: если разоружение не получается, давайте над Антарктидой взорвем водородную бомбу, соберем всех политиков, корреспондентов, пусть посмотрят в натуре, что это такое. Может быть, и напугаем.
А. Сахаров. Один из моих друзей высказывал другую идею. Построить город, людьми его не заселять, поместить там животных… Да… Сделать там коммуникации, газ, провести электроэнергию, в общем, реальный город, потом взорвать большую термоядерную бомбу и показать людям. Это будет реальная демонстрация.
Я должен сказать, что когда в свое время я был на испытаниях, было построено семь или восемь больших зданий, и, когда я шел мимо них разрушенных, это было очень сильное впечатление.
В. Синельников. А у вас есть личная доза облучения?
А. Сахаров. Может быть, и есть. Я совершил большую глупость после испытания 12 мая 1953 года — из машины вышел на поле. Я не знаю, какая там была доза, это было минуты две-три, а потом мы уехали довольно скоро, я не знаю своей дозы…
А. Адамович. Андрей Дмитриевич, вам не приходили мысли о том, что не стоило выносить из лаборатории «рецепт» бомбы? Не кажется вам, что все последующие годы вам приходилось бороться с последствиями своего изобретения?
А. Сахаров. Тогда я считал, да и сейчас считаю, что, передавая это оружие Советскому правительству, я способствовал поддержанию стратегического военного равновесия.
Вообще я человек эволюционирующий… но не настолько!..
[1989]
Минск ЦК КПБ товарищам
Соколову Е. Е. Игрунову Н.С.[103]
Представители минской общественности обратились ко мне как народному депутату за содействием отметив что городские власти не разрешают митинг молчания по случаю годовщины чернобыльской трагедии Непонятно, как можно лишать людей права выражать подобные чувства. И вряд ли возможно справиться без участия этой общественности с той сложной ситуацией в какой оказались наши южные и восточные районы Мы и без того слишком упустили считая что начальству и специалистам виднее что и как делать кому следует и кому не следует знать всю правду о чернобыльской ситуации Так разумно ли отталкивать общественность и на этот раз Не лучше ли было бы направить эти чувства народа на помощь пострадавшим районам
Алесь Адамович [1989]
Выступление на митинге I-го «Чарнобыльскага шляху»
Дорогие минчане! Я к вам все-таки приехал, хотя я знаю, что вы очень на меня обижены, что я назвал ваших руководителей «вандеевцами». Я вот что хочу сказать: мы здесь говорим о лицах, которых надо судить. Действительно, Чернобыль связан не только с большой ложью, но и с прямыми преступлениями, служебными преступлениями. И, безусловно, мы придем все-таки к экологическому Нюрнбергу. Это неизбежно в нашей стране. Потому, что если не остановить эту безответственность, эту круговую поруку лжи на всех уровнях, на самых высоких, мы не спасемся, если не от Чернобыля этого, то следующие такие события будут неизбежны. А мы живем в такой удивительной стране, когда всё время одна половина народа со стыдом время от времени встречается с другой половиной народа. В [19]56 году половина страны со стыдом встретилась с той половиной: которая пришла из лагерей, которая сидела в лагерях, про которую мы не хотели знать и не хотели думать. Мы сегодня встречаемся с половиной Белоруссии, которая три года жила за невидимой полосой. Сегодня мы с ними встретились и снова должны чувствовать себя виноватыми. Не только они виноваты, но и мы виноваты.
Достаточно ли ученые вчера делали то, что они делают сегодня и должны делать? Достаточно ли это делали писатели, журналисты, телевидение? Нет, не делали этого. Если бы пришли наши руководители сюда, может быть, они бы вам много рассказали, как много они сделали. Я еще в [19]8б году в мае месяце слышал от Слюнькова всю программу той работы, которая должна была делаться в Белоруссии. Правда, меня тогда немного удивила одна такая деталь. Я ее скажу. Она не документирована, но если человек и откажется, все-таки она была. Помню, меня что удивило. Николай Никитович мне говорит: «Мы были в Совете Министров и нам, не нам, а украинцам (вот здесь украинские товарищи будут выступать) говорят: учитесь у белорусов, надо так, как белорусы». А как белорусы? Мне было сказано: украинский премьер-министр полтора часа плакался, просил помощи, а наш Ковалев за 10 минут сказал, что всё хорошо. Но эти десять минут дорого нам обошлись. Мы отказались от той помощи, которую все-таки получили украинцы. Эта помощь, хоть их тоже не спасает. Им нужна чистая земля. Вот эта наша, белорусская скромность за счет народа. Потому, когда б они сюда пришли наши товарищи-руководители, они бы рассказали, как сегодня много делается, как кладем мы асфальт, как ставим вместо деревянных каменные столбы, как миллионы и миллионы бросаем на помощь будто бы нашему народу.
Но почему же ничего не получается, кроме вреда, от их труда? Дело уже не только в этих людях, судить нужно не только этих людей, но ту системку, которая каждый раз нас ставит на край гибели. Один из ученых, но он больше энкэведист, чем ученый, академик Петросьянц, когда люди бежали, как в 41-ом году, женщины с детьми бежали из чернобыльских мест, он сказал: «Наука требует жертв». Вся наша история почему-то замешана на жертвах. Мы провели индустриализацию, получили одни жертвы и отравленную землю. Мы огромные жертвы отдали, чтоб создать коллективное хозяйство. И получили пустые магазины, и получили раскрестьяненную страну. Мы в войну победили: 4 или 5 наших человека за одного противника. Мы всё время в жертвах. И вот теперь и Чернобыль — опять жертвы и жертвы. Так, что ж это за такая системка у нас, которая требует от нас всё время жертв, а на 45-ом году после войны страна-победитель не может себя прокормить? Чего же мы ждем? Если мы хотим, чтобы те 700 миллионов, которые Верховный Совет выделил, но и деньги, которые собираем на взносы, на открытый счет, те средства, которые мы будем сами собирать, чтобы они были реализованы опять не против людей, чтоб не эти потемкинские, чернобыльские деревни строили, а спасали людей, то мы должны заменить всех людей, кто, так или иначе, лгал эти три года. И сделать это вы можете. И если белорусы вновь это не сделают, ну что ж, пусть вновь на себя обижаются. Самый реакционный избирательный закон во всех республиках это тот, что выдвинут нашими руководителями. Все реакционные моменты старых законов избирательных у нас здесь присутствуют в этом законе. Поэтому те альтернативные законы, которые выдвигают белорусские депутаты народные, должны быть поддержаны нашим народом. И если этот закон будет принят, тогда все эти «штукары», которые снова и снова хотят сидеть на этом месте и больше их ничего не интересует, они просто уйдут, туда, куда они заслужили.
Я думаю, что может самое главное, что, ждет нас в будущем месяце, это то, чтоб не прошел этот реакционный закон в Белоруссии. Сейчас вот что: на днях в «Комсомольской правде» страшный такой, но выразительный образ был, что из десяти атомных, радиоактивных бомб, которые сбросил Чернобыль на людей, семь взорвались в Белоруссии. Семь бомб взорвались, и никто не услышал, никто не услышал во всем свете, потому что мы не хотим, чтоб нам помогали. Почему мы не хотим, чтоб нам помогали? А и мы, и вы знаете, кто не хочет, почему не хотят. Когда Сталину, после войны предложили «план Маршалла»[104], он отказался. Почему отказался? Потому, что нужно было показать лагеря, показать зэков, показать нашу системку. Сталин этого не захотел. И народ надрывался 10 лет после войны, поднимая страну. Просто надорвался и психологически, и физически. В то время как Европа, благодаря «плану Маршалла», поднялась. Теперь мы должны, безусловно, потребовать и попросить помощи под проектом МАГАТЭ, ЮНЕСКО. Японцы нам предлагают, предлагает, я знаю, Лос-Анджелес свои дозиметры. Но когда они приедут, настоящие ученые, настоящие деятели науки, а не те, которых приглашают наши Ильины, и лоббисты атомной энергетики. Они раскроют глаза нам на преступления наших служебных, медицинских и научных людей, не всех, конечно.
Я хочу сказать, вот сегодня ко мне подошел человек, который сказал, что те деньги, тысячи уже, миллионы, которые идут на Чернобыль, на помощь Белоруссии, я боюсь, что они пойдут снова на покраску заборов разных, потемкинских деревень. Нужно, чтоб народ и общественность взял под контроль эти средства. Вот взяли 100 тысяч, которые дал Союз кинематографистов, и сделали конкретное дело: забрали интернат сирот и переселяют его. Велихов, который здесь выступал, он договорился с американцами, чтоб тысячу детей белорусских взять и повезти в Америку, Францию. Пусть эти несчастные дети поедят чистые фрукты.
