Именно поэтому-то изначальная цель событий 1937–1938 гг. состояла в бескомпромиссной и беспощадной борьбе с подрывной антигосударственной деятельностью оппозиции, главным образом троцкистской. Причем о необходимости этой борьбы и ее беспощадности Сталин предупредил оппозицию еще за два года. Речь идет о постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 мая 1935 г., которое гласило: «1. Создать Оборонную комиссию Политбюро для руководства подготовкой страны к возможной войне с враждебными СССР державами.
За кулисами этого пункта стояла безупречная разведывательная информация как об интенсивных военных приготовлениях Германии, так и особенно о том, что во время мартовских 1935 г. англо-германских переговоров Великобритания впервые выдала Гитлеру карт-бланш на его экспансию в восточном направлении.
2. Создать Особую комиссию Политбюро по безопасности для ликвидации врагов народа.
За кулисами этого пункта стояли многочисленные и многолетние данные органов госбезопасности о резкой активизации и так никогда не прекращавшейся антигосударственной, подрывной деятельности троцкистской оппозиции, ориентировавшейся, как и прежде, на ситуацию войны, прежде всего на организацию военного поражения СССР, в условиях которого она намеревалась перехватить власть в стране.
3. Провести во всей партии две проверки — гласную и негласную.
4. Обратиться ко всем членам и кандидатам партии с закрытым письмом о необходимости повышения большевистской бдительности, беспощадного разоблачения врагов народа и их ликвидации».
Во- первых, тем самым Сталин открыто и однозначно предупредил всю внутреннюю оппозицию, включая, естественно, и генеральскую, что в связи с надвигающейся угрозой войны он более не намерен терпеть какую бы то ни было оппозицию. Кстати, он не впервые это сделал. Еще во время первой «военной тревоги» в 1927 г. он точно так же ставил задачу -
«…чтобы укрепить тыл, надо обуздать оппозицию».
Решительный тон постановления Политбюро от 15 мая 1935 г. требовал от всей оппозиции прекратить свою заговорщическую деятельность перед лицом надвигающейся угрозы войны, иначе ее участь будет печальна. Тем более что еще 4 мая 1935 г. Сталин открыто предупредил генералов, что ему хорошо известно, как они «угрожали свергнуть нынешнее руководство, угрожали убить кое-кого из высшего руководства».
А ведь угрожали убить-то как раз его самого! Сталин не только дал понять, что если и не все, то очень многое об их заговоре ему известно, но и реальный шанс прекратить свою заговорщическую, подрывную деятельность?! Подчеркиваю, что Сталин сделал это, что называется, «с открытым забралом» — главари оппозиции, в том числе и генеральской, прекрасно знали об этом постановлении Политбюро ЦК ВКП(б), но, как всегда, проигнорировали и это предупреждение. И в 1936–1937 гг. оппозиция пошла на резкую активизацию своей подрывной деятельности, что закончилось для кого-то из них длительной отсидкой в тюрьмах и лагерях, а для кого-то — и вовсе у расстрельной стенки. За что боролись — на то и поролись.
Во- вторых, говорить о «страшной трагедии народа» в целом не приходится. Подлинно страшная трагедия народа имела место как раз в ленинский период, с 1918 по 1922 г., когда «самый человечный палач» Ульянов-Ленин, будучи формально еще в здравом уме, не без удовольствия безумствовал на ниве кровавого террора против народов России, прежде всего против русского народа. Выдающийся историк современности, ныне, к глубокому сожалению, покойный Вадим Кожи-нов неопровержимо доказал, что в указанный период погибло в 30 раз больше людей, чем в период 1936–1938 гг.
Однако трагедия все-таки имела место быть. Но трагедия партии, точнее, ее так называемого ленинского ядра. Как это и было запрограммировано острейшим, абсолютно непримиримым, глобальным противоречием между коммунистами и большевиками. В. Кожинов, пожалуй, первым в отечественной историографии обратил внимание на прямо коррелирующую связь между количеством репрессированных по политическим мотивам (то есть за контрреволюционные преступления) и количеством убывших из партии. По его данным, в январе 1934 г. в ВКП(б) состояло 1 млн 874 тыс. 488 членов и 935 тыс. 298 кандидатов в члены, которые к 1939 г. должны были стать полноправными членами партии. В таком случае общая численность партии к 1939 г. должна была бы составить примерно 2,8 млн человек. Однако к марту 1939 г. членов
ВКП(б) насчитывалось не около 2,8 млн чел., а только 1 млн 588 тыс. 852 человека. То есть на 1 млн 220 тыс. 932 человека меньше, чем членов и кандидатов в члены партии совокупно насчитывалось в январе 1 9 3 4 г. Но именно эта, зафиксировавшая «убыль» из рядов партии цифра наиболее близка к числу репрессированных в 1937–1938 гг. «политических» — 1 млн 344 тыс. 923 человека.
Конечно, суть дела не в точных подсчетах. «Убыль» могла иметь место как по естественной причине, которую никто не в силах отменить, так и без репрессивных последствий выбытия из партии. Тем не менее близость указанных цифр вполне обоснованно позволяет говорить не о «страшной трагедии народа», а о «трагедии партии». Да и то только в кавычках. Потому что некогда начавшаяся, точнее, инициированная и инспирированная Западом и прислуживавшей ему «шайкой подонков низших слоев больших городов Европы и Америки» как «русская революция», последняя очень быстро стала превращаться действительно в русскую революцию. Сталин не имел к той шайке ровным счетом никакого отношения, так как всю жизнь революционера провел в России и никогда не увлекался идеей «мировой революции». Потому и возглавил большевистское течение в партии, означавшее возрождение России практически по имперским лекалам, но на новых началах и принципах. 1937–1938 гг. явились финалом этого процесса. И бешенство антисталинской оппозиции более всего проистекало именно из того, что «коммунистов-интернационалистов» откровенно стали заменять на русских. Выжившие в тот период представители оппозиции даже спустя десятилетия не скрывали, что вся их неописуемая злоба на Сталина проистекает именно из того факта, что с середины 1930-х гг.
«в правительство подбирали людей с русскими фамилиями». Между прочим, не только в правительство.
В- третьих, разгульный масштаб репрессий стал печальным фактом истории в силу следующих основных причин.
С одной стороны, антисталинская оппозиция изначально договорилась о том, что в случае провала и ареста каждый из оппозиционеров должен топить свою ответственность в незаслуженных страданиях невинно арестованных по их же на-
ветам и клевете. Логика у оппозиции была еще та — «чем больше посадят, тем быстрее прекратятся репрессии против настоящих заговорщиков». Не шибко умная от природы вдова Бухарина — Анна Ларина — проболталась об этом в своих мемуарах, сославшись на одного из видных представителей троцкистской оппозиции Сокольникова. В интервью «Московскому комсомольцу» в 2006 г. вдова маршала Катукова рассказала, как это на практике происходило. По ее словам, возвращаясь с допросов, ее же сокамерницы едва ли не с чувством выполненного долга буднично произносили: «Сегодня я посадила еще семнадцать человек»! Пострадавший в те годы генерал А.В. Горбатов в свою очередь вспоминал: «Моим соседом по нарам был в колымском лагере один крупный когда-то работник железнодорожного транспорта, даже хвалившийся тем, что оклеветал трехсот человек. Он повторял то, что мне уже случалось слышать в московской тюрьме: "Чем больше — тем лучше: скорее все разъяснится"». Как видите, данные трех совершенно разных людей, пострадавших в то время, совпадают между собой едва ли не дословно. А такое не может быть случайностью. Это убойное подтверждение того, что все именно так и происходило! И ведь так действовали практически 99,99 % арестованных в те годы.
Незадолго до своего ареста в 1934 г. один из лидеров оппозиции — Л. Каменев — якобы по долгу службы в издательстве «Академия» готовил предисловие к сборнику, посвященному заговору Катилины в Древнем Риме. Интересно, этому издательству больше делать было нечего, кроме как именно в то время готовить к изданию такие труды? В истории Древнего Рима не нашлось ничего иного достойного для издания, кроме истории заговора Катилины? Придется дать некоторые пояснения. В этой истории все позволяло оппозиции провести угодные ей аналогии с ситуацией 1934 г. Каменев, к примеру, писал, что это «революционное движение», «последняя попытка сопротивления республиканских элементов» наступлению цезаризма. Очевидно, что прочитавшим подобные высказывания представителям оппозиции не составило бы труда спроецировать подобные оценки древнего заговора на современность 1934 г. именно в том ракурсе, в котором ей это было выгодно. Профессиональный брехун и закоренелый оппозиционер Каменев умышленно лгал, что-де катилинарии и сам Катилина «не оставили истории никаких свидетельств о своей программе, своих планах и замыслах». А как же тогда книга Гая Транквилла Светония — Каменев не мог не знать о ней.
