Со старцем Паисием я познакомился в Великую Пятницу 1993 года. Я спустился к его келлии по тропинке с одним иконописцем. Много лет уже у меня болели ноги. Я чувствовал себя очень неустойчиво и спотыкался на ровном месте. По тропинке к старцу я спускался как маленький ребенок, а поднимался по ней как птичка! Это происходило по моей любви к старцу и по его благодати. Я желал бы, чтобы Церковь объявила его святым, каким он уже давно является в наших сердцах.
Так вот, старец вышел и спрашивает: «Что хотите, дорогие?» — «Я, — говорю, — пришел к вам с двумя вопросами. Моя тетя больна, ей удалили грудь, и друг Никое, у него удалена часть кишечника. Я бы хотел, чтобы вы передали ваше благословение Никосу. Старец пошел в келлию, вынес оттуда двое четок и три больших пластиковых креста и спрашивает меня: «Никое постится?» — «Постится и регулярно причащается». — «А твоя тетя?» — «И она тоже церковная». — «Возьми вот эти крест и четки для Никоса, а эти крест и четки для тети». Потом дал мне третий крест и говорит: «О своей жене, Софии, почему мне ничего не сказал?» Третий крест был для моей жены, которая перенесла девять операций по поводу рака. О ней я ничего не сказал старцу, а он мне сказал! Жена моя выздоровела.
Нас удостоил Господь, и я вместе с Никосом приехал к старцу на Фомино воскресенье, то есть через несколько дней. Вокруг старца было много народу. Он с радостью нас принял и сказал мне: «Капитан, ты вернулся?» Как он мог меня помнить, когда столько народа приходило к нему? «Садитесь в кресла», — он имел в виду пеньки в саду. Там был отец, сын которого сбился с пути. Он привез пакет с его вещами, чтобы старец благословил их. Старец взял вещи и направился в келлию. За ним последовал и отец, но старец сказал ему: «Ты нет, только твой сын войдет». Когда старец вышел, я поймал его и говорю: «Вот Никое, о котором я тебе говорил». Тогда он пригласил Никоса войти. О том, что было дальше, расскажет он сам.
Старец позвал меня: «Пойдем», открыл дверь каким‑то гвоздиком, мы вошли внутрь, и он велел, чтобы я прошел направо, в церковь. Сам он пошел в соседнюю комнату, принес четки, надел их мне на руку и пошел в алтарь, к жертвеннику. Он вынес оттуда мощевик, благословил меня им и прочел молитву. Я чувствовал, что могу в любую секунду упасть — такая дрожь, не похожая на обычную, охватила меня. Как я держался на ногах, сам не знаю. И вместе с тем я ощущал умиление, трепет, силу, но не мог полностью осознать, что происходит. Я сильно изменился в лице. Потом вышел из келлии, и мы ушли с Феодоросом. Пока мы не дошли до Кутлумуша, у меня дрожали коленки — ия все еще не пришел в себя.
У меня была операция, мне удалили всю толстую кишку. В течение какого‑то времени у меня была выведена илеостома. Потом мне сделали восстанавливающую операцию. Мне очень хотелось посетить Святую Гору, но я не решался ехать один. Мой друг Феодорос повез меня, и старец Паисий дал мне такую силу, что с тех пор — прошло уже пять лет — я каждый год езжу на Святую Гору.
Когда мы подошли к Кутлумушу, то остановились у ворот, у воды, чтобы умыться и попить. Я увидел молодого человека с бородой. Этот молодой человек нам запомнился, потому что мы его встретили внизу у келлии старца; мы зашли в сад и сели на пеньки, а он остался снаружи. Я спросил его: «А ты почему не зашел в сад к старцу?» — «Я пришел к старцу Паисию несколько дней назад и сидел снаружи и плакал. Старец вышел и позвал меня по имени, хотя не знал меня. Я зашел внутрь и сказал ему, что ищу своего брата, который исчез. Он велел мне искать брата не на Святой Горе, а на Синае. Через неделю я вернулся на Святую Гору, чтобы снова пойти к старцу, не веря тому, что он мне сказал. Я хотел убедиться, не случайно ли он позвал меня по имени в первый раз. Старец опять позвал меня по имени!» Молодой человек плакал от умиления. Старец сказал ему: «Ты не поверил тому, что я тебе сказал, и пришел проверить, правда ли это». Молодой человек был потрясен.
Кула Анастасия, Финикас, Салоники
О старце Паисии я слышала с давних пор. Когда позднее мы переехали сюда, в Салоники, я узнала его адрес и стала посылать ему письма. На конверте же я указывала не свое имя, а имя своего мужа, чтобы не было соблазна для народа.
Двадцать лет назад старец приехал к нам в дом, в Драме. Увидев старца, я сразу его узнала. Мы сели, и я говорю ему: «Геронда, вот мой крест», — и показываю на ребенка, Василики. Тогда ей было девять лет. Он вынимает из бумажки зуб (это был зуб святого Арсения Каппадокийского), кладет его в стакан с водой и, вынув, велит мне: «Дай выпить этой воды девочке». Она ее выпила и тут же стала говорить и понимать намного больше, чем раньше. То есть она слушала, что мы говорили, и понимала. Сейчас она слышит, очень хорошо слышит. Я считаю, что это — чудо святого Арсения через отца Паисия. Потом мы сели и много говорили о святом Арсении. Он спрашивал меня, что я знаю о святом. Однако то, что я ему рассказала, он слышал и от многих наших земляков.
Последний раз я видела старца в Суроти. Там мы о многом поговорили. Я взяла с собой и ребенка. Он перекрестил нас и дал нам свое благословение.
Моя подруга, родом из Фарас, Деспина Туфексиду, тоже пошла к отцу Паисию. Она говорила: «Отец Паисий, я грешная, прости меня…» — «Не переживай», — сказал ей старец. Потом обратился к ее дочери, Марьяне: «Сейчас, когда вы уйдете, с вами произойдет несчастный случай, но вы не пугайтесь, серьезных последствий не будет». Действительно, когда моя подруга пошла на станцию и переходила дорогу, ее сбила машина; ей диагностировали перелом ноги. Старец это увидел заранее.
Я познакомился с отцом Паисием за год до того, как он серьезно заболел. Мы побывали у него один–единственный раз с тремя друзьями, чтобы взять благословение в его келлии, в Панагуде, под Кутлумушем. Вначале с ним пошел говорить один из нас. Я стоял поодаль, примерно в пятидесяти метрах, пытался сфотографировать старца спрятанным у меня на коленях фотоаппаратом, пока он беседовал с моим другом под оливковым деревом. Я много раз пробовал сделать снимок, но у меня ничего не получалось. В конце концов я устал и убрал фотоаппарат в сумку. Еще я сделал дырку в нижнем углу сумки, чтобы тайком записать беседу, которая у меня должна была вскоре с ним состояться, на диктофон, и даже включил его. Когда пришла моя очередь, я сел напротив старца, а он мне говорит: «Ну, мой хороший, зачем же ты фотографируешь, раз знаешь, что это запрещено? И вынь этого беса, который спрятан у тебя в сумке!»
Пелеканос Маринос, Кантза в Аттике
Я отец троих мальчиков, близнецам сейчас по девятнадцать лет, а младшему — шестнадцать. Один из близнецов, Янис, слепой от рождения.
В июне 1992 года, ничего не зная о старце Паисии, мы приехали на Афон. В Карее мы разговорились с группой людей из Кавалы, которые все время говорили о старце. Мне сказали, что он выдающийся человек, известный на всей Святой Горе, и что его посещает множество паломников. Мы решили пойти с этими людьми к старцу.
Спускаясь вниз, мы остановились ненадолго у монастыря Кутлумуш. Мой младший сын Антонис, тогда ему было одиннадцать лет, взял с собой альбом, карандаши и начал рисовать Карею. Через полчаса все решили идти, потому что старец должен был уехать с Афона и можно было не успеть с ним увидеться. Я сказал, что не могу прервать работу Антониса, и попросил показать, по какой дороге идти. Когда они ушли, я был абсолютно уверен, что, в какое бы время ни закончил Антонис и в какое бы время мы ни пришли к келлии, старец будет там и нас дождется.
Примерно через час мы пошли по направлению к каливе старца. Придя, обнаружили, что там собралось великое множество паломников: они сидели у ограды и ждали старца. Как только я взялся за калитку, старец открыл дверь каливы. Маленький ребенок, который был среди тех, с кем мы шли, подбежал к Антонису, взял у него рисунок и отнес его старцу. Старец позвал Антониса и с радостной улыбкой обнял его. Поскольку Антонис сделал подпись «Монаху Паисию», старец сказал ему: « Дорогой Антонис, что же мне тебе подарить?» Пошел и принес ему икону. Потом, повернувшись, увидел слепого Яниса, ласково посмотрел на нас, обнял и сказал: «Идите сюда, сядем». Мы сели на улице. Там он задавал нам разные вопросы относительно успеваемости детей и о моей деятельности. Потом сказал: «Давай, Янис, пойдем помолимся внутри». Старец повел нас, меня и Яниса, к себе в каливу и держал нас там примерно полчаса. Старец молился и неоднократно крестил глаза Яниса. Закончив, он подарил Янису четки, а мне сказал: «Твой Янис — первый ангел в раю». Потом он благословил нас, и мы ушли.
Время от времени я беседовал с Янисом о его слепоте, и он мне говорил: «Для меня, папа, это совершенно ничего. Для меня было бы очень болезненно, если бы я не слышал, а не то, что я не вижу. И я не хочу менять образ жизни». Так я черпал у Яниса силу и утешение.
