Съ каждымъ годомъ пасторы пріобрѣтаютъ все большую и большую власть, особенно вслѣдствіе того, что католицизмъ все сильнѣе распространяется въ странѣ, и черезъ нѣкоторое время, можетъ-быть, тамъ не останется камня на камнѣ. Такъ Миннеаполисъ, который является нѣсколько скандинавскимъ городомъ, имѣетъ 21 крупное католическое учрежденіе, тогда какъ остальныя церковныя общины насчитываютъ ихъ только два. Когда проѣзжаешь по восточной желѣзной дорогѣ, то на пути встрѣчаются многіе города вполнѣ католическіе, т.-е. весь городъ находится во власти католицизма — церкви, школы, университеты, дѣтскіе пріюты, громаднѣйшіе монастыри…
Американскія католическія церкви не имѣютъ недостатка въ средствахъ; онѣ преимущественно доставляются ирландцами, самой значительной партіей страны, а ирландцы прекрасно умѣютъ справляться; они обладаютъ необыкновенной эластичностью и отлично примѣняются ко всѣмъ жизненнымъ условіямъ.
Передъ выборами пасторы, обыкновенно, разъѣзжаютъ по странѣ и агитируютъ въ пользу того или другого кандидата. Такимъ образомъ они являются политическими дѣятелями. Это также указываетъ на ихъ необыкновенную власть, превышающую даже власть тѣхъ людей, которые гораздо лучше освѣдомлены въ политическихъ дѣлахъ. Въ этомъ видна также наслѣдственность отъ праотцевъ-переселенцевъ. «Твой Богъ да будетъ моимъ Богомъ, только смерть разлучитъ насъ».
Народныя массы идутъ за своимъ пасторомъ не подъ вліяніемъ абсолютной вѣры: ихъ побуждаетъ къ этому какъ матеріальная выгода, съ этимъ связанная, такъ и врожденная религіозность и обычаи страны. Религіозное чувство получаетъ у нихъ своеобразную окраску. Наши теологи назвали бы ихъ вѣру легко понимаемымъ словомъ — вѣрой привычки или, можетъ-быть, къ этому понятію ближе подошло бы слово труизмъ, наслѣдственная вѣра.
Они вѣрятъ, потому что прежде вѣрили, потому что вѣра вошла въ плотъ и кровь многихъ поколѣній. Эта вѣра — не абсолютная, а фактическая. Американскія церкви производятъ впечатлѣніе того же труизма. Человѣку, не принадлежащему къ американской церкви, покажется очень занимательнымъ ихъ способъ служенія Богу. Американцы идутъ въ церковь какъ на какую-нибудь публичную лекцію, отыскиваютъ себѣ мѣсто, усаживаются въ глубокія мягкія кресла, облокачиваются и слушаютъ въ продолженіе цѣлаго часа, какъ пасторъ хлопочетъ о спасеніи ихъ душъ. Не замѣтно ни слезъ, ни волненій, которыя вызываются истинной вѣрой, но съ другой стороны не видно и равнодушія, все, повидимому, принимается серьезно; тутъ нѣчто среднее между раскаяніемъ и радостнымъ гимномъ, между кирпичомъ и словомъ Божьимъ, однимъ словомъ, — тутъ чувствуется труизмъ.
И этотъ труизмъ можетъ бытъ на видъ до такой степени живымъ, что иностранцу не придетъ въ голову, что онъ мертвъ. Но это, такъ-сказать, единственный видъ истиннаго труизма, янки, онъ неподдѣленъ, неподдѣленъ и живъ. Онъ проявляется не жеманствомъ и кривляніемъ, но спокойной разсчетливой радостью. Если проживешь нѣкоторое время въ Америкѣ, то увидишь, что янки любятъ Господа Бога приблизительно столько же, сколько Вашингтона. Этимъ Господь Богъ долженъ быть очень доволенъ.
Но частое посѣщеніе церкви отнюдь не слѣдуетъ считать за указаніе высокой нравственности, нерѣдко американецъ занимается въ субботу самыми преступными дѣлами, а на другой день отправляется въ церковь. Но янки вѣдь человѣкъ, — а люди вездѣ одинаковы.
Могущество американскихъ пасторовъ, повидимому, не сумѣло развить особенно высокой нравственности въ членахъ общины.
Если мы хотимъ опредѣлить, какъ высока американская нравственность, то это яснѣе видно по тому вліянію, какое она имѣла на свободу, на правосудіе и на преступленія. И надо сказать, что плоды, которые она принесла на этой почвѣ, не достойны восхваленія. Деньги, — вотъ въ чемъ состоитъ американская нравственность.
У насъ принято говорить много красивыхъ словъ о свободѣ вѣроисповѣданій въ Америкѣ. Но на самомъ дѣлѣ эта свобода не такъ велика, какъ мы привыкли думать. Въ этомъ, какъ и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, все сводится къ деньгамъ. Если человѣкъ богатъ, то онъ можетъ тратить свои деньги на лошадей и экипажи и не заботиться о пасторѣ, и никто не осудитъ его за это.
Бѣднякъ же не въ правѣ заботиться о насущномъ хлѣбѣ болѣе, чѣмъ о пасторѣ, и къ нему относятся очень недоброжелательно, если онъ обходится безъ пастора. Деньги, — вотъ въ чемъ заключается американская нравственность.
Въ Америкѣ есть нѣкій человѣкъ по имени Ингерсолль. Онъ свободно разъѣзжаетъ по американскимъ городамъ и читаетъ такъ-называемыя «свободомыслящія» лекціи. Я не назову ихъ «свободными отъ мыслей», но все же я скажу, что въ нихъ весьма мало содержанія. Ингерсолль ѣздитъ по странѣ и за билетъ стоимостью въ одинъ долларъ онъ проповѣдуетъ безбожіе.
Никто не задерживаетъ его. Напротивъ. Кондукторъ того поѣзда, въ которомъ онъ ѣдетъ, полагаетъ, что онъ везетъ великаго человѣка. Лишь только Ингерсолль выйдетъ изъ вагона, онъ тотчасъ увидитъ экстренныя газетныя прибавленія, извѣщающія о его прибытіи.
Иргерсолль — полковникъ, значитъ патріотъ, адвокатъ — слѣдовательно ораторъ и богатый человѣкъ, т. — е. все, что требуется.
Онъ обладаетъ значительными помѣстьями.
Есть въ Америкѣ другой человѣкъ по имени Беннетъ, онъ гораздо интеллигентнѣе Ингерсолля; это редакторъ «The Truth Seeker» (Искатель правды), авторъ двухъ значительныхъ сочиненій о сравнительномъ изученіи вѣроисповѣданій и многихъ другихъ мелкихъ и крупныхъ брошюрокъ. Этотъ человѣкъ былъ заключенъ въ тюрьму за свободомысліе, Почему онъ подвёргся тюремному заключенію за свободомысліе?
Потому что онъ былъ не полковникомъ-патріотомъ, не былъ адвокатомъ-ораторомъ, потому что онъ былъ человѣкомъ безъ средствъ. Въ памфлетѣ онъ сказалъ вѣское словцо о религіозномъ шарлатанствѣ американцевъ. Это было слишкомъ. Ингерсолль никогда не поступалъ такимъ образомъ. Если Ингерсолль говорилъ вѣское словцо про американцевъ, то онъ говорилъ его, касаясь ветхаго завѣта, а своихъ соотечественниковъ онъ никогда не задѣвалъ; онъ никогда не находилъ ни одного опаснаго облачка на американскомъ небосклонѣ.
Онъ ярый патріотъ. А Беннета бросили въ тюрьму; онъ былъ слишкомъ бѣденъ, чтобы избѣжать этого.
Есть въ Америкѣ третій человѣкъ, Бертъ Джонсонъ. Имъ овладѣла безумная мысль, что есть люди съ полигамическими наклонностями; онъ написалъ книгу, въ которой защищалъ свободную любовь, — въ тюрьму его!
Онъ былъ исключительно теоретикомъ; онъ жилъ въ Нью-Йоркѣ и не зналъ даже по имени ни одной другой женщины, кромѣ своей матери. Но все равно — въ тюрьму его! Онъ былъ слишкомъ бѣденъ, чтобы вести слѣдствіе.
Деньги — вотъ американская нравственность.
Интересно показать, какъ та же мораль распространяется на женщинъ въ той же странѣ.
Женщина въ Америкѣ пользуется большою властью, лучше сказать — полнымъ могуществомъ. Если она идетъ по улицѣ, то ей всецѣло принадлежитъ право итти по внутренней сторонѣ тротуара; если въ лифтѣ 12 мужчинъ и одна женщина — то всѣ 12 мужчинъ должны стоять съ непокрытой головой во время поднятія или спуска. Если въ омнибусѣ 50 мужчинъ и входитъ одна женщина, то одинъ изъ пассажировъ поднимается, уступая ей мѣсто; если женщина является свидѣтельницей въ процессѣ, - то ея показанія равняются показаніямъ двухъ мужчинъ. Если мужчина произноситъ бранныя слова, не замѣтивъ женщины, онъ тотчасъ же долженъ извиниться передъ ней. На американскихъ фермахъ по утрамъ первымъ встаетъ мужчина; онъ будитъ женщину только тогда, когда разведетъ огонь, поставитъ кипятить воду, подоитъ коровъ… Если у мужчины есть жена, то онъ можетъ привлечь къ судебной отвѣтственности прачечника-китайца, если тотъ развѣситъ для просушки подштанники на такомъ мѣстѣ, гдѣ ихъ можетъ увидать его жена.
Женщина, которая живетъ на средства мужчинъ, можетъ приказать конфисковать въ спальнѣ самого хозяина маленькую картинку Корреджіо, представляющую нагого пастуха, о чемъ свидѣтельствуетъ появившееся два года тому назадъ сообщеніе изъ Чикаго. Словомъ, если бы на улицѣ Карла Іоганна стояла лошадь, которая подмигнула бы кассиршѣ книжнаго магазина, то кассирша, если бы она была американкой, кивнула бы полицейскому, и, если бы тотъ былъ тоже американцемъ, онъ тотчасъ арестовалъ бы эту лошадь.
Въ Америкѣ женщина можетъ безнаказанно дѣлать недозволенныя вещи. Бэръ Джонсонъ только говорилъ о свободной любви и былъ наказанъ, а женщины проводятъ ее въ жизнь и остаются свободными.
Мужъ предпринимаетъ какое-нибудь путешествіе по желѣзной дорогѣ, онъ уѣхалъ, про него нѣтъ ни слуху ни духу. Черезъ три, четыре мѣсяца потрясенная вдова приходитъ къ судьѣ и говоритъ: «Я хочу проситъ развода, мой мужъ уѣхалъ и ни разу не показывался домой». Блѣдный отъ сочувствія, судья отвѣчаетъ: «Боже, какой мужъ! Онъ такъ долго не пріѣзжаетъ домой!» Затѣмъ онъ только ради формальности спрашиваетъ: «А съ какихъ поръ онъ не пріѣзжалъ?» «Три мѣсяца», лепечетъ вдова, призывая на помощь свои послѣднія силы.
