Здоровье или политика?
«На протяжении недели соцсети и пресса бурлят по поводу того, что в России – и в Москве особенно – катастрофа с ВИЧ-инфекцией, – сетует председатель вышеупомянутой комиссии Людмила Стебенкова. – Нас удивляют публикуемые цифры: по данным Роспотребнадзора, в этом году в столице зарегистрировано снижение распространения ВИЧ на 75 процентов по сравнению с прошлым годом».
С Людмилой Васильевной согласна заместитель директора Российского института стратегических исследований, руководитель Центра исследований проблем стран ближнего зарубежья Тамара Гузенкова. «Совершенно очевидно, что проблема распространения ВИЧ не только имеет политический аспект, но и всё больше разрастается. Если раньше эта составляющая воспринималась как биосоциальная проблема, то сейчас мы видим, что вопрос распространения ВИЧ превратился в политический аргумент. А если говорить честно, то просто в политическую дубинку», – сказала она.
Для справки: ранее ЮНЭЙДС (объединённая программа Организации Объединённых Наций по ВИЧ/СПИДу. – Прим. автора) объявила Россию «зоной бедствия» вируса иммунодефицита человека наряду с Нигерией и Южным Суданом. Как утверждали эксперты организации, над шестью странами – Российской Федерацией, Центрально-Африканской Республикой, Демократической Республикой Конго, Индонезией, Нигерией и Южным Суданом – нависла тройная угроза: большое бремя ВИЧ, недостаточный охват больных антиретровирусной терапией, неснижаемые показатели новых случаев заражения. Источниками подобных комментариев являются не только зарубежные, но и отечественные средства массовой информации. К примеру, руководитель Федерального центра по профилактике и борьбе со СПИДом Вадим Покровский заявил, что распространение ВИЧ в России следует расценивать как национальную угрозу: носителями вируса, по словам академика, уже являются более 930 тысяч россиян, а через пять лет их число может удвоиться.
Снижение вреда
Людмила Стебенкова назвала подобные данные небылицей и подвергла критике так называемую программу снижения вреда с заместительной терапией метадоном, раздачей шприцов и введением в школах уроков сексуального просвещения. «Эти программы, практикуемые в России, приводили, напротив, к всплеску ВИЧ; раздача шприцов увеличила наркопотребление. В частности, в Санкт-Петербурге заболеваемость ВИЧ в четыре раза выше московской, потому что там используют эти программы. В Москве основой профилактики является не сексуальное воспитание, а пропаганда семейных ценностей, и распространённость ВИЧ в столице ниже, чем в целом по России», – резюмировала глава Комиссии по здравоохранению и охране общественного здоровья.
Тамара Гузенкова, в свою очередь, заявила: «В противодействие СПИДу вовлечены мощные трансатлантические структуры, которые концептуально игнорируют любые национальные формы противостояния заболеванию. Если страна оказывается строптивой и начинает сомневаться в правильности навязываемых методов, предлагает собственные методы, включаются более жёсткие меры по дискредитации образа страны на международной арене и её правительства». Руководитель Центра исследований проблем стран ближнего зарубежья считает негативные публикации о российской ВИЧ-ситуации в ряде западных СМИ не чем иным, как поддержкой санкций против России, а отнюдь не заботой о жизни и здоровье людей.
ФАКТЫ и АРГУМЕНТЫ
По мнению главы Московского городского центра профилактики и борьбы со СПИДом Алексея Мазуса, в столице нет эпидемии ВИЧ. «По состоянию на 1 апреля 2015 года на территории Москвы проживает 47 тысяч ВИЧ-инфицированных. Это составляет 0,23 процента от общего числа горожан, что существенно ниже общероссийского показателя – 0,44 процента, – доложил профессор. – Для сравнения: в Кейптауне более 19% жителей поражены ВИЧ, в Вашингтоне – 3,2%, в Париже и Лондоне – соответственно 0,9% и 0,5%. В прошлом году зафиксирован минимальный рост заболеваемости – 3,2%, причём большая часть новых случаев инфекции зарегистрирована на территории Новой Москвы. Кроме того, смертность больных ВИЧ москвичей по сравнению с 2011 годом снизилась в полтора раза. За всё время наблюдений с диагнозом ВИЧ-инфекция в Москве умерло 47,6 тысячи человек, при этом две трети смертей наступили от различных травм, передозировки и иных заболеваний, не связанных непосредственно с ВИЧ».
Всего в России в настоящее время зафиксировано 742 тысячи больных СПИДом (в США ВИЧ-инфицирован 1 миллион 201 тысяча человек).
Алексей Мазус добавил, что в результате профилактики СПИДа число заболевших москвичей младше 20 лет снизилось за 15 лет в 18 раз: «Вопреки распространённому мнению, что ВИЧ – это болезнь молодых, сегодня основной возраст заражённых – от 30 лет и старше».
Найти и обезвредить
Из 6,7 тысячи ВИЧ-инфицированных, выявленных в Москве в 2014 году, лишь 3 тысячи человек, то есть меньше половины, – местные жители. Вот почему принято решение открыть на территории столичного миграционного центра изолятор для иностранных гражданин, инфицированных ВИЧ, где больные будут находиться до депортации. «Часто после того, как носитель вируса выявлен, он просто исчезает, – пояснила Людмила Стебенкова. – В прошлом году мы обследовали 300 тысяч иностранных граждан – было выявлено 150 инфицированных человек. Только за четыре месяца этого года обнаружили ещё 114 случаев».
С середины мая возле станции метро «Текстильщики» работает передвижной анонимно-консультативный пункт, где все желающие могут бесплатно провериться на ВИЧ-инфекцию и гепатит С. Здесь же можно проконсультироваться по вопросам профилактики и лечения наркомании, алкоголизма и СПИДа, получить листовки и буклеты «на злобу дня».
«Давайте не будем ужасаться, давайте будем делать дело ровно в тех направлениях, которые уже чётко определены и по которым мы должны двигаться вперёд, – в сложившейся ситуации призыв главы Роспотребнадзора Анны Поповой звучит как руководство к действию. – Мы должны обследовать всех, кто должен быть обследован, мы должны назначить лечение всем, кто должен его получить, и мы должны потребовать от самих себя и от общества, чтобы те, кому это лечение назначено, полностью его получали и не прерывали его».
Теги: здравоохранение
Русский ребёнок, вдовы и война
Фото: Михаил САВИН
Недавно я прочитал в японском журнале "Косутёру" (ну, «Костёр», только их огласовка), что у нас, у русских, была когда-то частушка:
Или ты меня считаешь
Дурою набитою?
Почему ты не на фронте -
Говори в открытую!
И хотя война давно кончилась и жил я в Японии вовсе не в порядке военной службы, а вроде русского учёного-филолога, но я заплакал. Или тут я говорю неправду? Ну не знаю: в общем, как всегда.
* * *
Однако помню, что был 1941 год. Мы отбыли из Мурманска, из-под бомбёжек, в сибирскую деревню. В этот раз не на родину – к отцу, на Енисей и Минусу, – а чуть поближе, в деревню отцова сослуживца по границе. (На материном же Дону я ещё и не бывал; и если Дон тоже бомбили, то это можно себе только представить по словам брата и сестры, которые оказались там летом, перед эвакуацией.) Бабушка там же потом и погибла под бомбёжкой, в 1943-м; однако вдовой она была уже с 20-го года. Как раз тогда вернулся пешком из Новороссийска её муж. Как высокого чина казак, калмыцкий сирота, он, не имея денег на коня, по призыву сразу оказался в офицерском училище; и пошло, и пошло. На Кубани же, в 1920-м, он не мог рваться на посадку в зарубежный какой дредноут – и в Румынию или в Крым.
В Новочеркасске ведь оставалась и ждала его жена с четырьмя дочерьми.
Красные – те тоже дожидались его. Все пуховики уже шашками вспороли; а он вошёл в свой дом на Комитетской, 117 – и сразу же умер от разрыва сердца. (Другая бабушка – тоже издавна вдова, но сибирячка – скончалась в том же 20-м году от тифа и голода.)
Так вот, 1941-й. Отец был отозван из Мурманска в Москву, в управление пограничных войск на Лубянке. Оттуда он написал заявление (Сталину или кому-то ещё; кажется, майору Панкову): «Я командир, на обучение которого государство затратило 5 лет. Прошу освободить меня от бумажной работы и послать на фронт в одну из действующих частей нашего наркомата, а лучше всего в Красную армию ».
Примечательное дополнение, а? Догадывался старый партизан, что чего лучше. Незадолго до фронта, поздней осенью 1942-го, отец на неделю заехал к нам в деревню. Он прожил у нас, теперь уже год как съехавшихся со всех концов в одно место, ровно неделю. Накануне его возвращения в Москву ходили со всеми прощаться. Перед сельским советом стояла толпа. Это провожали на фронт подросших уже молодых парней. И раздавался душераздирающий вой воплениц.
