Астронавты открыли глаза. Перед ними, вежливо улыбаясь, стоял всего один абориген в чёрном платье.
— Куда? — спросонья спросил Чак и быстро заморгал, стряхивая сладкую дремоту.
— Идите за мной, — коротко бросил абориген и выжидательно замер.
Астронавты медленно поднялись, и абориген тут же развернулся и быстро зашагал вперёд. Капитан поспешил за ним, а Чак и Дюк двинулись в вразвалочку, потирая заспанные глаза.
— Куда это он нас? — зевая, спросил Дюк.
— А чёрт его знает, — незамысловато ответил Чак.
Абориген, подойдя к проёму в стене, стал спускаться вниз по ступеням, постоянно оборачиваясь и пялясь на астронавтов с благодушной улыбкой. Капитан улыбался в ответ, от нечего делать считая ступеньки. Через пару минут и сто шестьдесят ступенек они оказались в узком слабо освещённом коридоре. У стены справа стояла металлическая скамейка, на которой ворохом лежала одежда и три коротких меча.
— Пожалуйста, переоденьтесь в это, — прохрипел абориген и, прислонившись к стене, стал ждать.
— Зачем? — непонимающе, разом спросили астронавты.
— В вашем мозгу мы отыскали эти одеяния, — без особого желания стал объяснять лягушачеподобный. — И мы подумали, что они наиболее отражают суть вашей расы. То, в чем вы сейчас, это слишком банально и совсем не характеризует вас. Все путешественники в космосе одеты примерно также.
— А вы что, видели других путешественников? — удивлённо спросил Дюк, бросив взгляд на капитана. — По-моему нас опередили, — сказал он ему. — Вот тебе, блин, и первые, кто открыл эту цивилизацию. — Дюк недовольно цыкнул языком.
— Не бойтесь, они были не с Земли, — сказал абориген, снова одарив астронавтов широкой, лягушачьей улыбкой.
— Так значит, есть ещё цивилизации?! — воскликнул Чак.
— Надо же! Вы нам обязательно дайте их координаты, если знаете, конечно. Капитан! Не, ты представляешь, если мы вернёмся на Землю с координатами сразу нескольких цивилизаций! Да мы ж… — он не закончил фразу, задохнувшись от нахлынувшего волнения.
— Давайте об этом попозже, — попросил абориген, — одевайтесь, пожалуйста, вас уже ждут.
— Ладно, — сказал капитан, улыбнувшись, — раз уж ваши правители хотят видеть землян так, то мы, конечно, уважим.
Они стащили с себя комбинезоны, помогая друг другу, и надели доспехи из толстой кожи. Потом, вертя их и разглядывая, взяли в руки мечи.
— Идите вдоль по коридору, земляне, — пафосно проговорил абориген и поклонился.
— Видал, какая уважуха, — бросил довольный Чак Дюку. Они двинулись вперёд, щурясь и пытаясь разглядеть, что впереди. Но освещение по мере продвижения становилось всё слабее и слабее, и они уже почти в полной темноте наткнулись на стену. Раздался громкий треск и стена начала проваливаться вниз, так же как и ворота города. Астронавты молча стояли, вглядываясь в полоску яркого света, которая становилась всё шире по мере опускания стены. Когда стена полностью исчезла в полу, они, ослеплённые, ничего не видя перед собой, сделали несколько шагов вперёд. Чак закрыв глаза, тёр по ним ладонью.
— Чё ж так слепить, — бурчал он.
Наконец их глаза привыкли к яркому освещению, и они принялись торопливо озираться по сторонам. Оказалось, что они стоят на большой круглой арене, вокруг которой возвышаются трибуны. А на этих трибунах сидят тысячи лягушачеподобных в своих длинных цветастых халатах, не сводя взглядов с трёх озирающихся землян.
— О лучезарные жители планеты Танг, — прохрипел над ареной громоподобный голос, — наконец-то мы дождались! Мы изучили ещё один язык, мы увидели в мозгах этих пришельцев новые прекрасные архитектурные сооружения, новые виды искусств и, самое главное, мы узнали новое развлечение. Хлеба и зрелищ! — кричали их предки, когда-то очень давно. Хлеба и зрелищ! — кричим мы сегодня, потому что мы счастливы. Вот уже четырнадцать лет никто не приземлялся на нашей планете, и нам уже надоели развлечения последних пришельцев. Нам надоели развлечения аурелян!
— Надоели! — громом рявкнула толпа на трибунах.
— И вот свершилось! Нас посетила новая раса — земляне! Их мозги просто набиты разными развлечениями, которых нам хватит надолго. Наши роботы отловили самого кровожадного хищника Танга, наши роботы воздвигли за одну ночь этот Колизей. А сейчас, о возрадуйтесь, лучезарные жители планеты Танг, они строят американские горки. Но сначала это! Гладиаторские бои! Выпускайте же гарла! Эти трое землян будут сражаться с нашим самым свирепым хищником. Хлеба и зрелищ!
— Хлеба и зрелищ! — мощным эхом подхватили трибуны.
— Чёрт возьми, что за хрень?! — испуганно закричал Чак, затравленно озираясь по сторонам.
— Что-что, — глухо проговорил Дюк, — попали мы по самое не хочу.
— Да какого хрена? — в голосе Чака проступил испуг, и он сделал несколько шагов назад, упёршись спиной в успевшую вернуться на место стену.
— Значит так? Ну-ну… — сквозь зубы процедил капитан и, подняв голову, презрительно окинул взглядом замершие трибуны. Медленно и шумно вдохнул воздух, наполнив лёгкие до предела, и закричал, напрягая всё тело.
— Идущие на смерть не приветствуют вас, уроды!
И, опустив голову, он высоко поднял короткий меч и мрачно двинулся на выскочившего на арену огромного тангского хищника.
Владислав Ксионжек
РЖАВЧИНА
Посвящается ушедшим вместе моей маме и её коту
Правильно сказал Гераклит: нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Вода в реке (если, конечно, её не успели перекрыть плотиной и превратить в стоячее болото, благоухающее промышленными стоками) пусть и не кристально чистая, но, во всяком случае, проточная.
А если в реку не погружаться? Просто посидеть немного на том самом берегу, где когда-то мечтал о великих свершениях и куда впервые пришёл не один, а с подругой, держа неумело и робко девичью ладонь…
Представили? Вдохнули полной грудью воздух, щекочущий кожу и заполняющий лёгкие флюидами той святой простоты ощущений, которая для уважающих себя деловых людей — хуже воровства.
А теперь перестаньте морочить себе голову. Подумайте о том, что всего пару дней назад этот воздух мог обдувать лёгким бризом ваши любимые курорты Крита или Коста Бланки.
Виктору Петровичу, как и другим людям дела, было не до ностальгических чувств. Главному редактору и учредителю продюсерского центра «С нами жить хорошо!» вполне хватало напоминаний о своём неустроенном прошлом, которые он получал от матери.
Эта странная женщина категорически отказывалась переселяться в купленную сыном квартиру в элитном доме и продолжала жить в той самой панельной двенадцатиэтажке, где разукрашенные ценителями изощрённой словесности лифты, чугунные трубы и сантехнику казарменного образца не меняли, по крайней мере, с тех пор, как Виктор Петрович (тогда просто Витя) получил свой первый гонорар.
Смешно вспомнить! Три рубля!
А мама вот помнила всё, о чём сын старался забыть. Она не только собрала в пухлую папку потрёпанные журналы и вырезки из газет, но и бережно сохранила обстановку восьмиметровой комнатёнки-каморки, бывшей когда-то и спальней, и гостиной, и рабочим кабинетом начинающего писателя.
Приезжая в гости на ритуальные чаепития с домашним вареньем из покупных яблок и безвкусным засохшим сыром (казалось, хранившимся с советских времён), Виктор Петрович пытался убедить мать в том, что не нужно цепляться за старые вещи и старые мысли.
— Что ты такое говоришь! — возмущалась в ответ не по годам бойкая старушка. — Раньше мы жили на мою пенсию втроём. Ты был студент, а у твоей бабушки, ты знаешь, пенсия была…
— Теперь всё по-другому, — возражал Виктор Петрович. — Зарабатывают не старые, а молодые. Ну а квартиры обставляют антиквариатом или покупают самые модные, самые современные вещи. Скажи, к чему тебе весь этот хлам?
Разговор — это тоже был ритуал. Виктор Петрович заранее знал, что «на орехи» достанется всем, кто может выбросить чёрствый, хотя ещё не испорченный хлеб, оставить на улице старый, но крепкий, добротно обструганный стул, сдать в утиль почти не потёртые платья и шляпки. И так далее в смысле того, что люди старались и делали что-то с душой. Их нельзя обижать. Их труд нужно ценить.
Но выходило, что старые вещи забирали у времени силу и обретали власть над людьми. В отдельно взятой забитой хламом квартире время не шло.
Может быть, это было и к лучшему. Ведь мать практически не менялась с тех пор, как стала жить в квартире одна.
А вот краны понемногу изнашивались. Виктор Петрович обратил внимание на то, что мать моет посуду в кухне только холодной водой.
Когда-то он ставил прокладки в смесители сам. При помощи кусочка резины, похожего на миниатюрную хоккейную шайбу, мог вылечить «хронический насморк» у любого крана.
