в здании посольства. Даже высшие иракские военачальники, когда их интервьюировали после войны, признавались, что никогда не были уверены, какие резервы есть в арсенале режима, которому они служили [15].
Почему же все не стало известно раньше? У военных историков на этот счет разные мнения. Одно можно сказать точно: Саддам понимал, что слабые страны не могут диктовать политическую повестку дня. Сила переговорной позиции исходит из способности угрожать причинением вреда. В этом смысле Ирак вполне мог рассчитывать на долю ближневосточного пирога, соответствующую его военной мощи. В глобальном покере оружие массового поражения было для Саддама тузом в рукаве. Если бы он рассеял подозрения о наличии у него самого страшного и мощного оружия, это было бы равносильно «пасу» – не только перед Америкой, но и перед длинным перечнем других врагов в стране и за ее пределами. Хусейн действовал по принципу «сдерживания через неопределенность». «Лучшая часть войны, – однажды заметил диктатор, – это введение в заблуждение». Неопределенность с ОМП была частью стратегического блефа, направленного на сохранение власти и разрушение планов противника в отношении Ближнего Востока. Шла рискованная игра, но у Саддама были некоторые шансы сохранить свои позиции [16].
Пресса, эксперты и народная мифология представляют разные версии об отношениях США и Ирака. Одна из них ставит во главу угла эгоистичные интересы американских лидеров. В 1998 году, когда Билл Клинтон отдал приказ о нанесении авиаударов по Хусейну в ходе операции «Лис пустыни», многие подозревали, что это всего лишь маневр для отвлечения внимания от громкого сексуального скандала и угрозы импичмента. В 2000 году Америка выбрала в качестве президента и вице-президента людей, имеющих тесную связь с нефтяными магнатами. В это время в Ираке находилась почти десятая часть мировых запасов нефти. Протестующие обвиняли Джорджа Буша – младшего и Дика Чейни в торговой сделке «кровь за нефть». Еще один сюжет, в котором личные интересы лидера подталкивают страну к войне.
Вторая, не менее популярная версия – идеологическая. Некоторые инсайдеры из администрации Буша рассказывали о грандиозном замысле установить демократию на Ближнем Востоке. Другие в это время говорили о неприемлемости любых переговоров с жестоким тираном. Независимые эксперты, среди которых, к слову, почти не было политологов и историков, также выдвигали версию о желании Буша-млад-шего закончить войну, начатую его отцом, а также отомстить Саддаму за попытку покушения на Джорджа Буша – старшего. Сколько бы ни было правды в этих версиях, все они указывают на нематериальные стимулы для войны.
Еще одна версия о причинах событий в Ираке – самообман американцев. Якобы президент Буш, министр обороны Дональд Рамсфелд и его заместитель Дуглас Фейт фантастически переоценивали легкость, с которой собирались принести демократию на Ближний Восток, недооценив риски вторжения и огромные издержки оккупации. Таким образом, это история о неверных представлениях и сверхуверенности. Саддам, разумеется, тоже совершал подобные ошибки: он неверно оценивал намерения и решительность американцев и, как известно, надменно относился к чужому мнению [16].
Возвращаясь к причинам иракских событий, лично мне версия «нефть за кровь» кажется притянутой за уши, а аргументы в ее пользу – поверхностными. Идеологическое обоснование выглядит более достоверным, а версия о сверхуверенности и ошибочных представлениях – еще более убедительной. Впрочем, даже если мы примем все эти аргументы за правду, не думаю, что их окажется достаточно, чтобы объяснить вторжение, не говоря уже о десятилетии эскалации и боевых действий. Все же есть существенная разница между сужением диапазона переговоров и его ликвидацией. Кроме того, ни один из аргументов, вероятно, не имел отношения к тщательно сконструированной Саддамом неопределенности относительно вооружений, которыми он обладал. К тому же нельзя забывать, что обе стороны обладали частной информацией.
При этом американцы понятия не имели о том, что именно происходит в Ираке. В отличие от Афганистана, здесь у них было мало дипломатов и местных источников информации. Режим Саддама был одним из самых закрытых и параноидальных на планете, почти недоступным для действий иностранных разведок. Даже собственные генералы Саддама могли только гадать о его истинных намерениях и возможностях.
Американцы на личном опыте знали, насколько сложно оценить военную программу Ирака, даже с помощью международных инспекторов. После Войны в заливе 1991 года специалисты в области разведки были удивлены, узнав, что в рамках секретной ядерной программы Ирака оставалось не более двух лет до создания бомбы. В 2000 году, когда республиканцы вернулись к власти, некоторые высокопоставленные чиновники заняли свои прежние посты, в частности Дик Чейни и Дональд Рамсфелд. Они понимали, как много шума в разведывательных данных и насколько опасно недооценивать Саддама. Кроме того, в его силу верили не только в Белом доме и министерстве обороны. Многие иностранные дипломаты, а также генералы Хусейна верили, что он хранит запасы химического и биологического оружия.
При этом никто из окружения Саддама, как и он сам, не сомневался в военном превосходстве Америки. Неопределенность оставалась только в отношении готовности США использовать свои силы. На протяжении десятка лет Соединенные Штаты подавали всему миру двусмысленные сигналы. Например, в 1991 году президент Буш воздержался от вторжения в Ирак, хотя против Саддама выступили даже его подданные, Саддам расценил это как слабость Америки. Позже, в 1993 году, американцы подтвердили правоту Саддама, когда отказались от попытки сменить режим в Сомали после гибели 18 своих солдат – трагедии, запечатленной в известной книге и созданном по ее мотивам фильме «Черный ястреб».
В следующем году Запад проявил нерешительность во время геноцида в Руанде, отстраненно наблюдая за тем, как режим проводил массовые убийства почти миллиона мужчин, женщин, детей. С точки зрения Саддама, это стало дополнительным свидетельством отсутствия решительности у американцев. Правда, в 1995 году массовые убийства в Сребренице наконец вынудили НАТО ввести войска в Сербию. Но сделали они это слишком поздно, неохотно и, вероятно, лишь потому, что конфликт произошел в самом центре Европы.
Возможно, администрация Буша, принявшая дела в 2000 году, была настроена действовать иначе, нежели ее предшественники. Знать этого наверняка Саддам не мог. На протяжении двух последних президентских сроков США выглядели слишком робкими, чтобы начать наземную операцию. Кроме того, на стороне Саддама выступили Франция и Россия. Двух постоянных членов Совета Безопасности уговорили блокировать разрешение ООН на вторжение. Франция также хотела отменить санкции и меры сдерживания, полагая, что Ирак слаб, а международных инспекций достаточно, чтобы затормозить развитие секретных ядерных исследований Саддама.
В итоге, судя по послевоенным интервью с высшим руководством партии «Баас», к 2001 году Саддам был уверен, что Соединенные Штаты могут начать бомбить Багдад, но захватывать его не будут. Он допускал,
