С лета 1915-го в стране стал ощущаться недостаток мелкой разменной монеты, которую хранили теперь как сокровище. Вместо металлических монет появились казначейские бумажные знаки достоинством от 1 до 50 копеек. Для их изготовления использовались клише почтовых марок, выпущенных к 300-летию дома Романовых. Применение новых денег-марок было крайне неудобно из-за их малого размера. По рассказам многих очевидцев, во время расчетов такие деньги иногда легко уносил ветер. В народе их прозвали «мотыльками».
Керенский Александр Федорович (1881–1970) — политик, эсер, председатель Временного правительства.
В мировую экономику вошел благодаря «керенкам», деньгам, суммы в которых измерялись в длину. Александр Федорович отнюдь не был той опереточной фигурой, в которые его записали большевики, но валюта его правительства казалась буквально клоунской. Между тем «керенки» признавали во время Гражданской войны все воюющие стороны, а выпускались они еще и в 1919 году (правда, подписывал их управляющий Госбанка РСФСР большевик Г. Пятаков). Еще более поразительным сегодня кажется то, что на деньгах Временного правительства двуглавый орел позировал на фоне свастики
К весне 1917-го цены взлетели на 300 %, а зарплата возросла только в два раза.
Катастрофа? Современники считали, что еще хуже: почти конец света. Но если сравнить рост цен в начале 1990-х — получится намного впечатляюще. Кажется, официальный банковский курс в 1994 году был 1600–1700 «новых» рублей к одному советскому.
И в России 1917 года до Февральской революции не было продуктовых карточек. А в 1988 году чай, сахар и мыло во всей России выдавались по талонам. Классический анекдот того времени: «Вам чай с сахаром? Тогда моете руки без мыла!»
Да! По талонам была еще и водка. Население кинулось делать запасы чая и сахара, варить самогон, а водочные карточки лихо меняли на сахарные. Выдавали-то «водочные талоны» на всех, включая грудных младенцев и кормящих матерей.
В 1917 году, сохранись даже в России нормальное правительство, потребовалось бы несколько лет для восстановления разрушенной войной страны — в том числе и денежного обращения.
Но этих лет у России не было. Произошла Февральская революция, потом Октябрьский переворот. Громадная страна сорвалась в пропасть.
Эго был, конечно, не финансовый кризис. Это было — гораздо хуже.
Но ведь и война — не финансовый кризис, хоть и всегда приводит к разрушению финансовой системы.
Так и системный кризис государственности, революции и катаклизмы. Они совершенно не обязательно вызываются расстройством финансов, но неизбежно влекут за собой финансовый кризис. Разве что найдется энергичный и авторитетный государственный деятель, который сумеет остановить экономический коллапс. В России 1917 года такого политика не было.
Временное правительство оказалось не способно решить ни один из вопросов, стоявших перед страной. Оно все меньше контролировало регионы. Единственный способ финансировать себя правительство видело в том же печатном станке[18].
За восемь месяцев существования правительство Львова-Керенского выпустило в обращение примерно такое же количество денежных знаков, какое было эмитировано за два с половиной года войны.
Летом и осенью 1917-го рубли печатались как бы в продолжение эмиссии денег царского времени. Разве что державный орел на этих знаках был без короны. Но надпись «Кредитные билеты размениваются Государственным банком на золотую монету без ограничения суммы и обеспечиваются всем достоянием государства» давно уже не соответствовала действительности. Ни на что они не разменивались и ничем не обеспечивались. В народе их называли «керенками» — такая сомнительная честь Александру Керенскому.
Эмиссия кредитных билетов за этот период составила 6 412,4 миллиона, «разменных марок» — 95,8 миллиона и разменных казначейских знаков — 38,9 миллиона. Такие дикие объемы эмиссии привели к ускорению обесценения денег, что вынудило правительство прибегнуть к выпуску кредитных билетов крупного достоинства — 250 и 1000 рублей. В народе их не без иронии называли «Думские деньги».
Денежная масса «керенок» в считанные месяцы, за март-сентябрь 1917-го, превзошла в 4 раза массу всех «царских» рублей, «николаевок». Временное правительство шлепало их столько, что в обращение купюры поступали листами, неразрезанные, по 20–40 «купюр». Инфляция зашкаливала.
Количество денег в обращении в октябре 1917-го по сравнению с довоенным периодом увеличилось более чем в 9 раз. Цены на хлеб по сравнению с 1914-м выросли в 16 раз, на картофель — в 20, на сахар — в 27.
Немудрено, что случился Октябрьский переворот. Керенский бежал, бросив впопыхах клише для «керенок», которое так и не успел пустить в дело. Посему — клише взяли в крепкие руки большевики. На первых советских кредитных билетах (1919 год) преспокойно красуется двуглавый орел. И то же обещание — разменять бумажки на золото и обеспечить всем достоянием правительства.
В народе называли их то по-старому «керенками», то по-новому — «пятаковки»; они были подписаны управляющим Госбанка РСФСР Георгием Пятаковым.
Любопытно, что во время процесса 1938 года Пятакову не предъявляли самого, казалось бы, логичного обвинения: в развале финансовой системы.
Обвиняли его в чем угодно: вредительстве, шпионаже, «секретных встречах» с Троцким. (Европейская пресса очень веселилась, потому что гостиница, где, по «показаниям свидетелей», произошла секретная встреча «соратников», сгорела лет за десять до этого.
Пятаков Георгий Леонидович (1890–1937) — советский функционер.
Подобно остальным большевикам, успел покомандовать самыми разными участками работы: устанавливал Советскую власть на Украине (даже был там три месяца главой Временного рабоче-крестьянского правительства), руководил Чрезвычайным революционным трибуналом, военной разведкой, угольной промышленностью Донбасса, был председателем Главного концессионного комитета и торгпредом СССР во Франции. Отношения с Лениным складывались у него непросто. Еще в 1915 году, укрывшись в Швейцарии, они вместе редактировали журнал «Коммунист», но потом из-за возникших разногласий Пятаков демонстративно редакцию оставил и уехал в Стокгольм. В 1923-м — примыкал к «левой оппозиции».
«Пятаков — человек несомненно выдающейся воли и способностей, — писал Ленин в знаменитом своем "Письме к съезду”, — но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе».
Окончательно противоречия эти разрубил уже Сталин; в 1938-м Пятакова расстреляют. Пулю, которая оборвет жизнь пламенного большевика, найдут потом в сейфе наркома Ежова; странные сувениры оставляли себе на память вожди той эпохи…
А полет Пятакова к Троцкому в Норвегию вообще не мог состояться: ни один самолет той зимой не приземлялся на указанном в «допросе» аэродроме.)
Но о крушении финансовой безопасности страны — ни слова. В итоге «пострадал» Пятаков за вымышленные преступления, а за настоящие так и не ответил.
Кто только не выпускал собственные деньги на просторах бывшей Российской империи.
Шлепал их каждый, кому не лень; все правительства и правители, типа «батьки Ангела» и Махно, городские самоуправления, комитеты и комиссариаты, отделения Государственного банка, кооперативы, общины, сберегательные кассы и железные дороги… Иногда на таких «денежных знаках» откровенно указывалось: «имеют хождение до запрещения».
Иронизируя над этой импровизированной валютой, «имеющей хождение до запрещения», фельетонист белогвардейского журнала «Донская Волна» писал:
«— Ну, хорошо, это деньги губернские, а почему же железнодорожные?
— Имеют хождение в полосе отчуждения железной дороги.
— И на пароходах были?
— Были. Кои — дальнего плавания, кои каботажного.
— А на аэропланах не было?
— Не довелось. Мало аэропланов было».
Самая прочная и серьезная из этих «валют» была «донская валюта», выпускавшаяся правительством Деникина и Врангеля. Эти деньги хоть чем-то были обеспечены, солидные на вид, отпечатаны в Британии с надписью: «Имеет быть обменен на общегосударственные денежные знаки»[19].
Вот только обменивать-то было не на что: общегосударственных знаков не существовало в природе.
Население принимало такие деньги охотнее валюты «батьки Ангела», хоть и относилось к ним иронично. В народе называли их «колокольчиками», потому что на 1000-рублевых купюрах изображался Царь-колокол.
