Непроходимой духовной глухоманью веет от этих попов, очевидно, в жизни своей не прочитавших ни одной философской книги. Уверен, что и свою единственную книгу, Коран, они читают без чувства, без толка, без расстановки.
Удручает то, что антиамериканский пафос маньяков находит последователей и в демократических странах. Нацболы в России и скинхеды в Германии на своих сходках визжат: «Смерть Америке!» Появилась даже мода «интифады». В шествиях антиглобалистов такие модники обвязывают лица арабскими куфиями, хоть им ничто и не грозит. Нужно развеять ореол вокруг смертоносных пакостников. Нужно противопоставить им образы борцов за демократию, хотя бы тех троих парней в четвертом самолете, которые, поняв благодаря мобильным телефонам, что происходит в стране, просто сказали друг другу «let’s roll, guys!» и с голыми руками бросились на убийц.
Между тем даже и сейчас мир продолжает лицемерить или, если это выражение покажется слишком сильным, многого недоговаривать. Повсеместно подчеркивается, что мы поднимаемся на войну не с исламом, а с террористами. Ну что ж, оставим балансировку политикам, однако мыслящий народ должен понимать, что уже по крайней мере двадцать лет идет война все-таки с исламом. Вернее, ислам ведет войну с нами, и с каждым годом, как мы видим, эта война становится все более непримиримой. Сформулированные аятоллой Хомейни тезисы окончательного противостояния христианской либеральной цивилизации в той или иной степени овладевают умами на огромных пространствах Земли. Разумеется, далеко не весь миллиард мусульман и даже далеко не все мусульманские страны питают яростную ненависть к демократиям западного толка, однако за эти годы в сердцевине ислама выделилось определенное ядро, так сказать, актив непримиримых. Называйте этих людей ваххабитами, или хараджитами, или просто назовите их бесноватыми, но это именно они, самые исламистые исламисты, для которых даже остальные мусульмане остаются «нечистыми», образовали интернационал ненависти.
А мы все еще пытаемся объяснить это явление при помощи каких-то концепций с неизбежным марксистским душком: последствие колониализма, неравномерное распределение богатства, придуманный какими-то дураками «золотой миллиард», коварный глобализм, пресловутый европоцентризм. Явление между тем точнее объясняется при помощи психиатрии: маниакально-депрессивный синдром, комплексы неполноценности и превосходства, комплексы садизма и мазохизма, гипертрофированная мегаломания. Последняя часть диагноза все чаще всплывает на поверхность: Усама, оказывается, пребывает в полной уверенности, что это он со товарищи разрушил Советский Союз и что, сделав такое большое дело, Америку-то разрушит без труда; Басаев, вступая в Дагестан, не сомневался, что он поджигает весь Кавказ и разваливает РФ; Арафат потому и не подписывал никаких соглашений, что собирался покончить с Израилем до конца теплого сезона. Словом, для борьбы с этим явлением нам понадобятся не столько гипотезы, сколько смирительные рубашки.
А мы все продолжаем играть в поддавки и не дай бог где-нибудь скажем, что в области культуры Европа превзошла Африку: пойманные за руку, тут же начинаем извиняться. Нас бьют прогрессивные страны, включая Мавританию и Судан, поднимая вопрос о работорговле, требуя компенсации, а мы не решаемся возразить: позвольте, господа, да, это правда, что четыреста лет назад европейские гады и хапуги начали покупать в Африке рабов и переправлять их за океан, однако кто продавал им этих рабов, не африканские ли гады и хапуги? Мы не решаемся и заикнуться о рабах арабских эмиров, о закупках живого товара для гаремов. А уж о чеченских зинданах слово промолвить — это вообще как воздух испортить в приличном обществе. А нас продолжают крыть и крыть, и мы виляем хвостом, как будто это у нас совесть нечиста, а не у собрания лжецов и демагогов.
«Нельзя обвинять целый народ» — вот излюбленный стереотип российских правдолюбцев, доставшийся по наследству от все тех же пламенных кружковцев конца XIX века. Но почему же нельзя? Разве нельзя обвинить русских за раскулачивание и ГУЛАГ, немцев — за Освенцим, хуту — за избиение тутси, афганских мужиков — за издевательства над женщинами? Какие оправдания есть у этих народов, кроме замшелых стереотипов: не знали, не ведали, не принимали участия? Чтобы оставить вину за спиной, нужно ее признать. Спрашивают, где был Бог, когда совершались злодеяния? Ответ довольно прост: Бог появляется среди нас, когда мы чувствуем пронзительное сострадание и братскую солидарность. Он ободряет нас к борьбе и показывает нашу единственную дорогу — к самоусовершенствованию, по которой, быть может, мы придем к новому состоянию человеческой расы.
11 сентября, когда одним махом были сожжены семь тысяч молодых финансистов и бизнесменов той страны, которая при всех ее минусах стоит твердыней перед разрушительными инстинктами бородатых исчадий ада, открыло новое суровое летоисчисление. Страшно подумать, что мы проиграем, — но мы не проиграем. В этом летоисчислении интеллигенция снова должна подойти к очередной и, может быть, важнейшей в истории переоценке ценностей, к пересмотру стереотипов.
Есть лишь один священный стереотип, который не должен пошатнуться даже и в это время. Долг интеллигенции в критике властей предержащих. Однако и в этот постулат должна быть введена одна поправка. Нужно следить, чтобы правительство не увиливало от борьбы с исламским террором, и если оно будет стоять твердо, мы должны быть вместе, то есть тоже не увиливать и не сползать в пораженчество.
2 октября 2001
На Запад без маски
Все, что сейчас происходит между Россией и Америкой, может стать «Встречей на Эльбе»-2
В начале восьмидесятых мы сняли квартиру в вашингтонском районе Дюпон-Калорама. Каждое утро я по обыкновению совершал пробежки в кварталах, известных своими старинными многоквартирными домами и импозантными особняками. Однажды в ветреную погоду смотрю: реет прямо по курсу алый стяг серпастый-молоткастый. Возникло странное ощущение: куда теперь поворачивать? Повернул туда-сюда, и вдруг опять та же картина. Что за наваждение? Оказалось просто-напросто, что мы расположились по соседству с двумя дипломатическими учреждениями СССР — торговым представительством и генеральным консульством. Стоит ли говорить о том, что близость этих структур отнюдь не вызвала во мне благостных ностальгических переживаний? Припомню лишь, как я столкнулся с выходящей из генконсульства группой советских служащих. Они были в приподнятом настроении, весело о чем-то болтали, как вдруг увидели меня, опознали и отшатнулись в ужасе. Еще бы, тот самый, «враг народа», в шортах и мокрой майке!
После этого прошло лет семь, что ли, и вдруг «враг народа» получил приглашение на прием в резиденцию советского посла. Почетным гостем в тот вечер был другой советский посол, Чингиз Айтматов. Когда мы там с Майей поднимались по торжественной лестнице, советский народ в опасливом недоумении отступал в стороны: товарищи, товарищи, да ведь это же Аксеновы заявились, да не может быть, да нет, это он, нам на оперативке его карточку показывали! Вдруг Чингиз в смокинге раскрывает объятия: «Вася, здравствуй, как я рад тебя видеть!» И все волшебным образом переменилось, зал расцвел «людскою лаской».
Прошло еще некоторое число лет, и произошли кардинальные изменения: советское посольство отошло к РФ, персонал в нем оказался вполне приветливым, а «враг народа» перешел в разряд «дружественных соотечественников, проживающих за границей». Словом, советские глупости были сданы в архив идеологического средневековья.
Месяц назад я присутствовал там на историческом событии. Перед общественностью Вашингтона с ключевой речью о современной политике выступал президент Путин. Огромный зал посольства был полон, присутствовали everybody who’s somebody: министры, послы, генералы, ведущие журналисты, духовенство, русские аристократы, ну кто там еще, дельцы и промышленники, разумеется. Была и стареющая богема: Михаил Шемякин, Эрнст Неизвестный, ваш покорный слуга, Роальд Сагдеев, Юрий Темирканов, Слава Фетисов.