49. При этом чем успешнее рублевский Игрок, тем ближе и вероятнее день, когда ему придется потерять Деньги. Не все. Не известно случая, чтобы человек, однажды бывший миллионером или миллиардером, разорился до нищенства. Те крохи, которые остаются Игроку после разорения, любой нормальный человек посчитал бы настоящим богатством — разложил бы по банкам и инвестиционным фондам и жил бы припеваючи.
Игрок — другое дело. После разорения его дети не покидают престижной английской школы. Его старики родители не переселяются в богадельню. Бытовые обстоятельства его собственной жизни не меняются, если только Игрок не сел в тюрьму. Кроме одного.
Слово «Деньги» в устах Игрока теряет заглавную букву «Д». Божество Денег превращается просто в деньги. И это гибель богов. В День Разорения Игрок подобен скандинавскому богу Одину, которому мало того, что все погибло, он еще и восходит на костер, чтобы уничтожить самого себя. И тем мучительнее, что поленья не разгораются, саморазрушения не получается, пес Фенрир, разрушитель мира, медлит.
(Вы скажете, я сбиваюсь с логики, наделяя божественными функциями то Деньги, то Игрока, поклоняющегося Деньгам? Но это не я сбиваюсь с логики, это рублевский Игрок, чем ближе он ко Дню Разорения, тем больше сбивается с логики и начинает путать, кто тут божество — Деньги или он сам, добившийся такого количества Денег.)
Чем успешнее Игрок, тем отчетливее он сходит с ума, считая себя неуязвимым. Вот Платон Лебедев, Игрок опытный и высокого уровня, финансовый гений группы «Менатеп», Колдун в команде Ходорковского, человек достаточно осторожный, чтобы понимать, как это важно — быть готовым к атаке. И он был готов. Несмотря на внезапность и энергичность, с которой началась атака на ЮКОС, Платона поначалу успели спрятать, уберечь от ареста. Он прятался в одной из элитных больниц, и всего несколько дней требовалось акционерам ЮКОСа, чтобы эвакуировать Лебедева за границу. И прошли эти несколько дней. Все было готово: частный самолет в аэропорту, документы, подкупленные гаишники, которые провели бы машину до аэропорта, подкупленные пограничники, которые обеспечили бы коридор через границу…
Но (вот говорил же я, что Игроку нельзя иметь человеческих чувств!) за две недели до начала атаки на ЮКОС у Платона Лебедева родилась дочь. Даша. И он, кажется, всерьез любил свою вторую жену и своих маленьких дочерей. В день, на который был назначен побег, Платон позвонил домой. На что он рассчитывал? Что его телефон не слушают? Но слушали, конечно. На невероятное везение, раз уж ему несколько раз в жизни невероятно везло? Только не на этот раз. На нерасторопность спецслужб? Всерьез надеялся, что, пока фээсбэшники отследят звонок, да пока определят местонахождение звонившего, да пока приедут, пройдет не менее суток, и он уж будет таков на частном самолете через дырявую границу?
Нельзя так думать в Большой Игре. Группа захвата была у Платона в больнице через сорок минут и арестовала его. Так рассказывает Юля Шахновская.
С ареста Платона в ЮКОСовском поселке Яблоневый сад наступил День Разорения, продлившийся почти год, до ареста Ходорковского и дольше. Дело в том, что в Большой Игре человек никогда не разоряется один, всегда разоряется команда. Деньгами группа «Менатеп» рисковала много раз. И когда создавала банк, и когда покупала ЮКОС, и когда прикупала к ЮКОСу Восточную нефтяную компанию. Потерять все деньги, уйти в минус, начать все с нуля рисковали многократно, но Деньги при всех этих рисках оставались умирающим и возрождающимся Богом, про которого известно, что чем жесточе Он умер, тем триумфальнее воскреснет.
Разорение команды в Большой Игре начинается с захвата заложника. Платон был заложником. Когда взят заложник, команда лишается возможности контратаковать, потому что бог знает, какие меры воздействия применят к заложнику, как он будет страдать, как выдержит страдания, что расскажет под пыткой карцером, голодом, неоказанием медицинской помощи, а то и просто избиениями. Когда взят заложник, команда не может и бежать, бросая то, чего нельзя спасти, и спасая Деньги, спрятанные на офшорных счетах. Не потому даже не может бежать, что дурно бросать в беде товарища. А потому, что заложник, узнав, что команда его бросила, — на какое сотрудничество со следствием пойдет? Сколько расскажет тайного? Сколько подпишет на себя и на команду свою наветов? Команда ЮКОСа, полагаю, в твердости Платона Лебедева была уверена: Платон не предаст, Платон — кремень. Но не меньше были они уверены в существовании психотропных средств, которые любой кремень превращают в слизняка. К Платону их не применяли, но впоследствии к начальнику службы безопасности ЮКОСа Пичугину применяли, кажется, вполне активно.
И потому над поселком Яблоневый сад повисло молчание. Юля Шахновская рассказывает, что у них в поселке было всегда два больших праздника, которые справляли все вместе, — Новый год и день рождения Миши (Ходорковского).
Новый год до ареста Платона Лебедева был еще веселый. Ничего особенного, сидели за большим столом, балагурили, шутили, пуляли в потолок пробками от шампанского. А после ареста Платона 26 июня на день рождения Миши Юля пришла к Ходорковскому в дом и была поражена: как всегда сидели за большим столом, но — молчали. Все до одного, как в рот набрав воды.
50. В промежутке между молчаливым днем рождения в начале лета и арестом поздней осенью Ходорковский путешествовал. Официально смысл его путешествий заключался в том, чтобы встречаться по регионам со студентами, рабочими, солдатами и разъяснять, как выгодно слияние компании «ЮКОС» с компанией «Сибнефть». Неофициально, как говорили, эта его поездка — политическая, серия выступлений, во время которых Ходорковский впервые представал в качестве политика.
Но с точки зрения Большой Игры эта поездка — побег. Когда взяли заложника, бежать нельзя. Для того ведь заложника и взяли, чтобы ты не убежал. Но и не бежать нельзя, поскольку если не побежишь, то возьмут тебя. Задача, стало быть, сводится к тому, чтобы бежать и не бежать одновременно. И вместо надежного побега за границу члены команды ЮКОСа начали перемещаться, как угорелые, по стране. Ошибочный расчет их в том, что арестовать будто бы могут только в столице, а в провинции не могут. В одном из интервью томскому телевидению Ходорковский, рассказывая, каким авторитарным и полицейским стало государство, произнес следующую фразу: «Посадить можно кого угодно. Только чтобы посадить меня, нужен генеральный прокурор, а чтобы посадить простого предпринимателя, достаточно участкового милиционера».
Ошибка. На самом деле в Большой Игре участкового милиционера достаточно, чтобы посадить кого угодно — хоть мелкого булочника, хоть миллиардера, владельца огромной нефтяной компании. Даже депутата и сенатора может арестовать простой мент, несмотря на парламентскую неприкосновенность. На форумах компьютерных игроков это называется плохим балансом. И речь вот о чем. В самом начале игры вооруженный пока только одним простым кинжалом герой подходит к двери, за которой ждет его первый квест, но дверь, оказывается, стережет охранник. Приходится сражаться с охранником, и прежде, чем победишь, несколько раз погибнуть и начать игру с начала. Но вот проходит много месяцев, игрок преодолевает пятьдесят, семьдесят уровней. Обзаводится волшебными доспехами, волшебным мечом, магическими способностями, запасными жизнями, смертоносными заклинаниями… И однажды логика игры приводит игрока к той самой двери, с которой игра начиналась. И у двери опять охранник. И опять битва тяжелая. «Как? — думает игрок. — Почему? Я прошел семьдесят уровней, стяжал в битвах волшебное оружие и магические навыки. А этот охранник стоит здесь, у первой двери. Когда он успел прокачаться и оказаться равным мне?»
Но так устроена игра. И компьютерные игры, и Большая Игра на Рублевке — одинаково. Баланс ни к чему. Стражники и охранники всегда оказываются равны по силе любому игроку. Только их много. Победишь одного — на его место встают двое.
Никакого генерального прокурора не потребовалось, чтобы арестовать Ходорковского. Его арестовала простая оперативная группа ФСБ в сибирском аэропорту во время дозаправки самолета. И в Москве никакого генерального прокурора не потребовалось, чтобы предъявить обвинения — достаточно простого следователя прокуратуры. И никакого верховного судьи не потребовалось, чтобы определить меру пресечения «содержание под стражей». Присудил простой судья. И простой же судья потом осудил на восемь лет. И простые судьи не выпустили по УДО. А взыскания и карцеры в тюрьмах назначали простые тюремщики.
И адвокат Ходорковского Антон Дрель вспоминал, что не спорил его подзащитный ни с оперативной группой во время ареста, ни со следователем во время предъявления приговора, ни с судьей, когда брали под стражу. Про всех, кто арестовывал его, Ходорковский говорил, что они, дескать, люди подневольные, не они же принимают решения. И если так говорил, то ждал, вероятно, что рано или поздно появится на сцене тот, кто принимает решения — вот с ним-то и поговорить, у него-то и выторговать условия мира или почетной капитуляции. Но тот, кто принимает решения, так и не появился. Да и был ли он? Существовал ли у всей атаки на ЮКОС единый мозг? Акционерам ЮКОСа почетней, конечно, думать, что был. Что сам президент Путин стоял за банкротством их компании и их собственными арестами. А ну как не было единого мозга? Ну как люди в погонах дербанили крупнейшую в стране нефтяную компанию каждый за себя? Как стая ворон дербанит падаль — не по единому ведь плану, не выстраиваясь в боевые порядки.
