Вот депутат Железняк. Во власти мелкая сошка, но главный враг оппозиции. Это он инициировал закон о митингах, фактически сделавший митинги в России невозможными. И закон о цензуре в интернете, пытаясь ограничить последнее прибежище несогласных — фейсбук. Это он, когда принимался закон, запрещающий усыновление российских сирот в Америку, принялся вдруг нарочито учить оппозиционеров патриотизму, говоря, что жить надо в России, работать в России, детей учить в России, отдыхать в России и даже установить в российских кинотеатрах специальную квоту для российского кино. Мало того, насмехался еще все время в твиттере, подначивал, дразнил оппозиционеров, как дразнят за чужим забором собаку.
Зачем он это делал? Затем, что у него была компания, против которой возбуждено было несколько уголовных дел, так что Железняку ничего не оставалось, как баллотироваться в Госдуму от правящей партии и демонстрировать отчаянную лояльность, чтобы не сесть в тюрьму.
Однако беда с отчаянной лояльностью в том, что ее ведь могут и не заметить сильные мира. Чтобы твою лояльность заметили, надо раздразнить оппозиционных собак. Пусть лают как можно громче. Пусть негодуют в своих фейсбуках и твиттерах. Пусть так обозлятся, что на блюдечке принесут следователям прокуратуры компромат на тебя. Это безопасный компромат. Не будет же ни один представитель власти пускать в ход компрометирующие материалы, добытые оппозицией. Просто потому, что они добыты оппозицией.
И — следует отдать депутату Железняку должное — оппозиция клюнула на его дешевое законотворчество и дразнилки в твиттере. Лидер оппозиции, юрист и блогер Алексей Навальный организовал колоссальное расследование, в котором раскопал уголовные дела против компании Железняка. Посчитал квартиры Железняка, явно слишком дорогие, чтобы купить их на задекларированные доходы. Отыскал фотографии коллекционных автомобилей Железняка и фотографии дочек Железняка — учащихся престижных школ Великобритании и Швейцарии. Материалов Навального хватило бы с лихвой если не на новое уголовное дело против Железняка, то уж на прокурорскую проверку точно. Навальный нашел весь или почти весь компромат на Железняка.
И именно поэтому разом выставил Железняка в глазах власти лояльным человеком, на которого имеется компромат. И одновременно освободил Железняка от даже гипотетической угрозы, что когда-нибудь этот компромат будет использован властью против него. Не станет же, повторяю, власть пользоваться компроматом, который нашел ненавистный Навальный. К тому же упоминались в материалах Навального дочки депутата Железняка — дети. Так что сердца наполнились праведным гневом против Навального, втягивающего в политику детей. И глубоким сочувствием к чадолюбивому Железняку пропитались души властителей, накануне втянувших в политику всех российских сирот, которым нельзя теперь надеяться на усыновление в Америку.
Получилось, что первый взлет политической карьеры Железняка произошел от того, что он проворовался и попал под следствие. А второй — от того, что он проворовался и был уличен в воровстве.
Вот так оппозиционеров и используют. Оппозиционеры нужны для того, чтобы раскапывать компромат на чиновников и обезвреживать этот компромат именно тем, что раскопан он оппозиционерами.
53. Точно так же, чтобы неопасно компрометировать себя и добиваться доверия со стороны начальства, используют Игроки и другую категорию людей — светских репортеров. Светские репортеры на Рублевке — целый штат высокооплачиваемых и избалованных доносчиков. Им платят, их кормят, их одевают, возят на курорты.
Светские репортеры женского пола могут даже рассчитывать при удачном стечении обстоятельств выгодно выйти замуж.
Светским репортерам мужского пола перепадает иногда поучаствовать в бизнесе героев своих хроник. И это манит. С лучшей из цеха — Боженой Рынской — я встречаюсь в ресторане, разумеется, принадлежащем ее доброму приятелю.
Кто больше Божены знает рублевских баек, сплетен, анекдотов и даже тайн? Ее перу принадлежат гневные филиппики про министров путинского правительства, которые на глазах у всех ходят по морю на роскошных яхтах, проигрывают в казино целые состояния, разъезжают на немыслимых автомобилях. С ее дисплея сошла целая галерея образов бывших (ельцинской эпохи) чиновников, достойнейших людей, с которыми интересно поговорить, поскольку они незаурядные люди: вот Альфред Кох, бывший вице-премьер, лучше всех разъясняет все про политику и, вопреки рублевским обычаям, тридцать лет живет с одной и той же женой; вот Александр Починок, бывший министр труда, лучше всех разъясняет все про налоги, да к тому же еще и владеет если не самой обширной, то уж точно самой изысканной на Рублевке коллекцией вина… С ее клавиатуры сошел целый ряд комических персонажей, «рублевских новых», все эти жены разбогатевших милиционеров, когалымские бухгалтеры и прочая подобная публика, скупившая на Рублевке дома у Игроков, не избежавших Разорения, севших в тюрьму или уехавших в Лондон. Эти «рублевские новые» рядятся у Божены в идиотски-дорогие платья, криво сидящие на толстых задницах, покупают отвратительную мазню на помпезных благотворительных аукционах, где собирается денег меньше, чем было потрачено на банкет. Кто же, как не Божена, поможет мне разукрасить повествование яркими подробностями?..
Однако вот уже скоро как час заговорить о деле с Боженой не получается.
Первые минут десять уходят у меня на то, чтобы привыкнуть к ее облику. Нет, на ней никаких вызывающих шмоток. Наоборот — довольно строгое платье, разве что с чуть глубоковатым вырезом. Но тем не менее вся она — один сплошной призыв, избыточное женское обаяние, с которым невозможно иметь никакого дела, кроме флирта, как невозможно выпить чашку кофе, в которой три килограмма сахара.
Еще минут десять мы обсуждаем еду. Ресторан, разумеется, располагает устрицами, трюфелями и прочими изысканными яствами, но Божена ест котлету с гречневой кашей, а я — филе-миньон, честный кусок мяса с картошкой. Это тренд: трюфели теперь для когалымских бухгалтеров, модные люди едят простую пищу. И пьем мы только воду. Это тоже тренд с тех пор, как Ксения Собчак написала в своем твиттере, что слишком многие мужчины на Рублевке допились односолодового виски до отчетливой импотенции.
Еще полчаса мы обсуждаем протестное движение. Вот уж тренд так тренд в начале 2012 года, когда происходит описываемый разговор. Божена рассказывает про прогрессивного полицейского генерала, с которым срочно следует поговорить всем лидерам оппозиции, дабы привлечь на свою сторону силовые структуры. Божена звонит модному журналисту Кашину, известному тем, что был избит, по всей видимости, активистами прокремлевских молодежных движений. Мне кажется, мы обсуждаем все это с одной-единственной целью — показать друг другу, что оба — trendy. И битый час уходит у нас на это сомнительное занятие. А потом Божена вдруг начинает петь. У нее хорошее контральто. Не просто природное, а прилично обработанное толковым музыкальным педагогом. Ресторанный тапер играет на рояле (на рояле, разумеется, пианино стоят только в ресторанах для бедных), подмигивает Божене со свойственной таперам благожелательной развязностью, а Божена поет лирические песни советских времен, тех, когда светскими львицами были артистки — жены боевых авиационных генералов или инженеров, строивших ДнепроГЭС.
Наконец, я собираюсь с силами и выпаливаю: «Божена, давайте вместе напишем книжку про Рублевку!» И она немедленно соглашается. Протягивает мне для рукопожатия через стол мягкую руку, шедевр рублевских маникюрш и европейских косметологов. Мы заключаем сделку и оговариваем условия.
Но Божена не напишет ничего. В Большой Игре никакого значения не имеет, как мягко мы ударили по рукам. Даже если мы подписали бы договор, это тоже не имело бы значения. Договоры в Большой Игре имеют значение, только если подписаны в Лондоне. Поначалу я даже обиделся на этакое ее вероломство. Пока до меня не дошло, что не выполнять обещаний — это ее профессиональное свойство, навык, отработанный за много лет. Год за годом ее приглашают на частные вечеринки, про которые просят не писать, а она про них пишет. Год за годом рублевские Игроки поверяют ей свои мелочные тайны с просьбой не говорить никому, а она говорит всем. Прелесть этих тайн в том, что они быстро портятся. Это не преступления, а повод для мгновенного скандала: новая любовница, вычурные часы, боцманская шутка в приличном обществе. Рублевские Игроки предпочитают предоставлять начальству такой, скоропортящийся компромат на себя. Если начальство компроматом не воспользовалось, через неделю забудут. И светские репортеры, следовательно, привыкают не помнить ни о чем больше недели.
