Масса вопросов возникла, когда начали обсуждать, как доставить олимпийский огонь в чашу «Лужников». Дело в том, что на стадионе не было ступеней, ведущих на самый верх. Предложили следующее решение: в бетонное основание трибуны зигзагом вмонтировали полые трубки. В них вставлялся металлический штырь, на конце которого раскрывались своеобразные ступеньки метр на метр. По ним и бежал Сергей Белов с факелом, чтобы зажечь огонь в чаше. Все места на трибуне были заняты солдатами, которые поддерживали эти ступеньки. Но опять пошли разговоры: «Как же так? Получается, факелоносец бежит по головам советских воинов!» Такие вот абсурдные вещи.
Хотя Брежневу открытие очень понравилось. Он сказал: «Закрытие сделать еще лучше!» Начали думать, появилась идея с улетающим Мишкой. Но тут возникла проблема: важно было, чтобы он поднялся вертикально вверх, а не ударился о трибуну. Представляете, что могло бы случиться, если бы такую махину ветром понесло на зрителей? Поубивало бы всех к чертовой матери! Поэтому, если посмотреть кинохронику, можно увидеть, что сначала запустили сигнальные шары, которые показывали направление воздушных потоков. И только потом в воздух отправили самого Мишку. Кроме того, сначала мастера изготовили косолапого, который никак не проходил в ворота стадиона. Пришлось переделывать…
— Олимпиада-80 завершилась грандиозной победой сборной СССР, которая завоевала 80 золотых медалей. Признайтесь, это было подстроено специально?
— Чистая случайность, клянусь. Похожая история произошла на мюнхенской Олимпиаде в 1972-м. Это был год 50-летия СССР, и мы как по заказу выиграли 50 золотых медалей. Ну как такое можно подстроить? Хотя совпадение оказалось очень удачным и потом много раз обыгрывалось.
— В бытность руководителем НОК СССР, а потом и Олимпийского комитета России вы всегда селились в Олимпийской деревне, вместе с командой. Неужели не доверяли подчиненным?
— Нет, просто хотел лично контролировать все вопросы, от и до. Иногда по ходу Игр возникают ситуации, которые требуют немедленного вмешательства. Считаю, глава Национального олимпийского комитета должен держать руку на пульсе событий, чтобы в случае необходимости взять ответственность на себя. Раньше мобильных телефонов не было, приходилось много времени проводить в оперативном штабе. Чтобы не тратить время на переезды в гостиницу, жить я предпочитал тут же, рядом с командой. Хотя это было связано с определенными бытовыми неудобствами. Скажем, в Сиднее весь дом, отведенный нашей делегации в Олимпийской деревне, оказался занят, и меня поселили в гараже. Я не шучу, в самом настоящем гараже — лестница, земляной пол и полное отсутствие окон. В то время зампредом российского правительства была Валентина Матвиенко, она курировала несколько направлений, в том числе и спорт. И вот кое-кто начал настраивать ее против меня: дескать, Смирнов живет с женой и ребенком в шикарных апартаментах, ест икру, загорает. Матвиенко приехала в Олимпийскую деревню на инспекцию. «Ну, где вы живете, показывайте», — распоряжается. Я ее повел в свое убежище. «Что, здесь и живете?» — растерялась она. «Да, вот фотография моей жены на столе стоит», — отвечаю. Валентина Ивановна не могла поверить, думала, ее обманывают. У нас там на весь первый этаж был один туалет, с утра на единственный толчок семь человек претендовали. Когда разобралась, что к чему, от напряженности в отношениях не осталось и следа.
— За соблюдением спортивного режима вы тоже следили?
— У нас был строгий сухой закон: с момента вылета из Москвы и до возвращения домой — ни грамма. Не позволял нарушить запрет никому, в том числе и себе. Все были в курсе: если Смирнов прознает что-нибудь, вышибет тут же. Я в этом смысле очень жесткий человек. Еще чем могу гордиться: до моего ухода с поста президента ОКР у нас не было ни одного случая употребления допинга. Перед каждыми Играми собирал тренеров, специалистов и говорил: «Чем принимать эту гадость, лучше проиграйте. Если кого-то из вас поймают за руку, нигде себе работы не найдете, даже за границей. Мои возможности вы знаете...» Однажды иду по Олимпийской деревне и вижу: наш знаменитый штангист, считавшийся претендентом на призовые места, катается на самокате. С негодованием останавливаю его: «Что ты делаешь? А если ногу сломаешь?» «Виталий Георгиевич, вы же сами запретили нам принимать препараты, — отвечает он. — Я сейчас абсолютно «чистый», медали мне не светят. Могу хоть на самокате кататься, хоть с парашютом прыгать…»
— Для участия в параде открытия зимней Олимпиады-1994 в Лиллехаммере Олимпийский комитет России впервые заказал форму у знаменитого модельера Валентина Юдашкина. В то время с деньгами в стране было худо. Как вы с ним расплачивались?
— Тяжелее всего мне пришлось двумя годами ранее. В 1992-м выступала объединенная команда СНГ, ни одно независимое государство денег на экипировку не дало. Все косились друг на друга и спрашивали: «Почему мы должны кого-то одевать? Это же не наша сборная…» Средства пришлось собирать с миру по нитке, одним из основных дарителей стал производитель водки «Смирнофф». Правда, я сразу сказал, что рекламировать их товар мы не будем. Они согласились, им было важно вернуться на российский рынок. Одежду заказали сшить югославской фирме «Гума», она запросила меньше всего. Весь комплект парадной формы состоял из брюк и рубашки, даже пиджака не было.
Потом дела начали потихоньку налаживаться. Мы открыли «Лотто Миллион», деньги от которого шли на спорт, начали проводить благотворительный Олимпийский бал. Первый состоялся в 1993 году, на нем присутствовал Борис Ельцин, которому тогдашний президент МОК Хуан Антонио Самаранч вручил олимпийский орден. Вот фотография с того бала: фирма Reebok передает нам чек на 100 тысяч долларов. Мы сознательно допустили небольшую утечку информации, и Adidas не упустил случая утереть нос конкуренту, вручив чек на 400 тысяч.
В общем, собралась солидная сумма, встал вопрос о выборе модельера. И тогда я вспомнил о горячей линии в одной из газет. Читатели звонили по указанным телефонам в редакцию, задавали вопросы. Один из них посетовал: мол, что же мы так и будем все время как нищие? Я возьми и ответь: «Обещаю вам одеть команду у самого лучшего кутюрье». «У кого?» — не отстает он. А я тогда только Славу Зайцева и знал. «Кто у нас сейчас самый лучший?» — спрашиваю. «Есть один молодой парень, Валентин Юдашкин», — говорят мне. «Значит, будем одеваться у него», — заключил я.
На следующий день в газете вышла статья с заголовком: «Смирнов обещал одеть сборную у Юдашкина». Я созвонился с Валентином, пригласил его в гости. В назначенный час на пороге появился такой чернявый мальчик с женой. А у меня дома серьезные друзья: посол Трояновский с супругой, другие солидные люди... Недавно, кстати, мы с Валей встречались, вспоминали эту историю. «Помнишь?» — спрашиваю его. «Еще бы!» — смеется.
— В 2001 году на посту президента Олимпийского комитета России вас сменил Леонид Тягачев. Перестановки были инициированы сверху?
— Нет, это было мое собственное решение. Если честно, меня сильно подкосили Игры-2000 в Сиднее, поражения многих наших лидеров. Кроме того, к тому времени закон о спорте в старом звучании работать уже переставал. Было создано Министерство спорта, которое все больше и больше захватывало наши полномочия. Центр тяжести постепенно перемещался в его сторону, и я отчетливо понимал: в прежнем виде Олимпийский комитет существовать больше не будет. Так на мое место пришел Леонид Тягачев. Я его знал как хорошего тренера по горнолыжному спорту. Причем не просто тренера, а настоящего подвижника. Мне дважды доводилось быть на сборах его команды на Камчатке, которые проходили в совершенно жутких условиях. Вагончики-раздевалки, стоявшие на голой земле, продуваемый всеми ветрами сортир на улице, буржуйка и нары в два этажа. Представляете, в каких условиях тренировались члены сборной страны?! Тягачев же стоял с секундомером на горе с утра до вечера. Тружеников я люблю, потому и не возражал против его появления в ОКР. А вот о том, что с ним стало в дальнейшем, я даже говорить не хочу.
— У чиновников вашего уровня принято загодя готовить себе смену. Почему вы не позаботились о преемнике?
— Я разговаривал на эту тему с некоторыми спортсменами — теми, в ком видел определенный потенциал. Помню свою беседу с Александром Карелиным. После его поражения в финале сиднейских Игр от американца Гарднера мы с ним полночи ходили по Олимпийской деревне. «Александр, — говорю, — заканчивайте со спортом и идите ко мне первым заместителем. Полгода поработаете, если это ваше — станете президентом Олимпийского комитета». Он обещал подумать, потом отказался. Точно такое же предложение сделал лыжнице Лазутиной. Лариса долго колебалась, потом сказала: мол, они с мужем-тренером хотят еще остаться в спорте, заработать немного. Вот и заработала, попалась на допинге.
