Мы поселились в одной гостинице. По вечерам Васильев ко мне заходил, рассказывал о том, как «все это» тогда произошло и как вместо Жирухина на другой день прибыла к нему в подразделение Клавдия Наточий.
В то утро, когда Жирухин, проснувшись у своей Валентины, увидел в окно немцев и решил «устраиваться», в то самое утро, на той же улице, тех же самых немецких автоматчиков увидела кассирша местного военторга Клавдия Наточий. И она ужаснулась от того, что на руках у нее оставались не только старуха мать и малолетняя дочь, но еще и крупная сумма казенных денег, которую Клавдия, по причине эвакуации банка, не успела сдать. И вот она взяла резиновую грелку, заложила туда деньги, бросилась в море и на автомобильных скатах, под обстрелом, вплавь добралась до Кабардинки, где ее, совсем уже ослабевшую, выудили васильевские патрули. Она съездила в Туапсе, сдала под расписку деньги в милицию, а потом Васильев «своей властью» зачислил ее вместо «выбывшего» Жирухина…
* * *
Приближался приговор, финал процесса. Допрошены были Сургуладзе, Буглак, Дзампаев. Жирухин продурачился целый день на допросе — коршунами кинулись на него Еськов и Скрипкин, стали изобличать, и Скрипкин, измаявшись с Жирухиным, наконец просипел:
— Стыдись! У тебя ж высшее образование!..
Постепенно интерес к подсудимым со стороны публики стал ослабевать: эпизоды повторялись, все уже было, в основном, ясно. И подсудимые тоже попривыкли к своей скамье и к процедуре суда — каждый день их привозили в Дом офицеров, как на работу, и они эту работу выполняли в меру своих способностей и «совести», причем почти не сомневались в том, какой будет приговор, так как день за днем на них глыбами наваливались факты, выбраться из-под которых невозможно. Только Псарев все еще никак не оттаивал.
Председательствовал на процессе полковник Малыхин, человек спокойный и опытный. Псарева он решил «взять» логикой. Его допрос в моих отрывочных записях выглядит так:
…П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так где же вы попали в зондеркоманду?
П с a p e в. В Ростове.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вы обвиняетесь, Псарев, в том, что уже в Ростове участвовали в расстрелах населения.
П с a p e в. Это неправда. При мне в Ростове не было ни арестов, ни расстрелов.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так для чего же тогда существовала зондеркоманда?
П с a p e в. Я не знаю.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Скрипкин, подойдите к микрофону. Речь идет об участии Псарева в расстрелах в Ростове. Что вы знаете по этому поводу?
С к р и п к и н. В Ростов я прибыл в июле 42-го года, вместе с Федоровым — взводным. Первого, кого я встретил из русских предателей во дворе зондеркоманды, так это Псарева. Потом во время расстрела мы стояли с ним рядом.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вы не ошибаетесь?
С к р и п к и н. Это впервые в жизни, когда я этот кошмар увидел, разве такое забудешь? Там была вся команда.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Слышали, Псарев? Что скажете?
П с a p e в. Я отрицаю. Скрипкин меня оговаривает.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. В чем же дело, Псарев?
П с a p e в. Я не знаю. Я там не был. Я бы сам признался, без него…
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Как вы попали в Краснодар?
П с a p e в. Нас ехало человек десять, две машины с немцами и переводчиками. В Краснодаре еще шли бои, город еще не был взят, и машины гестапо расположились в нескольких километрах, развернулись на всякий случай ходом на Ростов. Ждали, пока займут город.
Вступили в Краснодар, в бывшее отделение милиции по улице Коммунаров. Офицеры сразу же побежали искать внутреннюю тюрьму. В Краснодаре я также нес караульную службу.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Кем же вы были, зачем приехали?
П с a p e в. Мы были вроде полиции, только назывались так — гестапо…
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Но кто вами командовал? Кто были ваши командиры?
П с a p e в. Переводчики. Командиров прямых не было.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Что же вас, из города в город переводчики возят и нет никакого командира?
П с a p e в. Не было.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Значит, самый главный начальник у вас переводчик? Он вас возит, решает, когда вступать в Краснодар?
П с a p e в. Нет, были и офицеры.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Наконец-то. Какие ж это офицеры? Вам-то что-нибудь сказали, зачем вы приехали, чго будете делать?
П с а р е в. Нам ничего не говорили, но мы так поняли, что будем охранять помещение.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Пустое помещение? А чем же офицеры занимались?
П с a p e в. Не знаю.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. И никого не приводили, не расстреливали?
П с a p e в. Нет.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. И это называлось гестапо? Собралась группа бездельников, кормят вас, поят, и вы ничего не делаете? Гестапо в Краснодаре пустую тюрьму охраняет!
П с a p e в. Я узнал потом, что туда стали доставлять заключенных.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Это другое дело. Так вот: вы обвиняетесь в том, что с вашим участием в Краснодаре были расстреляны сотни мирных граждан, Вам ясно обвинение? Признаете себя виновным?
П с a p e в. Нет.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Но что вы были в Краснодаре, это установлено. И вы ничего не знали?.. В августе 42 года вы и другие в противотанковом рву расстреляли тридцать человек.
П с a p e в. Не знаю ничего.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Еськов! Что вы скажете по этому поводу?..
Еськов с готовностью вскакивает; он уже в «активе» и доволен тем, что суд то и дело обращается к нему за уточнениями.
Е с ь к о в. Участвовал Псарев! Ты Юрьева помнишь? Высокий, седой эмигрант Юрьев. Он и возглавлял эту операцию. Ему захотелось лично пострелять тех, кого должны были удушить. Вот он и взял тридцать человек, вывез в ров — сам стрелял, потом нам приказали…
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Слышали?
П с a p e в. Слышал. Это неправда. Я не был…
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Дальше вы обвиняетесь в том, что в поселке Гайдук раздевали, подталкивали в ров, стреляли и закапывали даже живых. В течение двух дней расстреляна была тысяча человек…
П с a p e в. Я только наблюдал эту сцену, сам не участвовал. Помню, выехали из Новороссийска по направлению к Гайдуку, свернули вправо или влево, метров четыреста. Там уже стояла группа наших офицеров: Эмиль, Унру, Николаус, помощник шефа — такой старый, похожий на Гитлера, морда перекошена, а среди переводчиков — Оберлендер. Вскоре пришел первый автобус — бывшая «скорая помощь». Не доезжая метров пятнадцати, стали ссаживать по пять человек. Людей заставляли раздеваться, подводили к тому месту, где стояли офицеры. Раздавались очередя. Так я впервые увидел этот ужас. Когда первую машину расстреляли, принялись за вторую… Под конец дня шеф заставил закапывать трупы. Я очень испугался, мне страшно было, и тогда Федоров сказал: «Ну ладно, грузи вещи…» А Еськов стоял около машин, стаскивал людей и подгонял ко рву. Некоторых за руку тащили переводчики…
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. А сами вы что в это время делали?
П с a p e в. Я стоял в оцеплении.
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Еськов!..
Е с ь к о в. Правильно Псарев говорит, он стоял в оцеплении. Но в каком оцеплении? Подвозят автобус, они окружат его, заставляют раздеваться, гонят людей к траншее и расстреливают. И я стрелял. Куда ж денешься?
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Так, Псарев?
П с a p e в. Нет, он наговаривает.
E с ь к о в. Что ж я, на себя самого наговариваю? Вон позови психиатра, пусть проверит, — может, я с ума сошел?..
Судья чуть улыбается, и в публике легкий смешок.
Подсудимые заволновались: вот черт Еськов, подобрал-таки ключ, пожалеет его Малыхин, и уже Сухов тянет руку, тоже проявляет «активность» и ехидно вонзает в Псарева вопросец:
— А скажите-ка, Псарев, на какой день по вашем приезде началась операция?
Но получается это у него неуклюже, и вопрос его ни к чему, и Малыхин этот вопрос отводит…
И так во всех деталях уточняется сцена расстрела в Гайдуке — кто где стоял и кто что делал, и все эти детали чрезвычайно важны потому, что решается вопрос о жизни и смерти.
А я думаю об Оберлендере (это не тот «знаменитый» Оберлендер, а всего лишь однофамилец — Гельмут Оберлендер, переводчик зондеркоманды, вроде Вейха). Оберлендера нет сейчас на суде, как нет многих карателей из зондеркоманды СС 10-а — Шаова Ахмеда, Тимошенко Григория, Залесского Ивана, Коопа и Рябова, которые живут, никем не наказанные, в Западной Германии, в Бразилии, во Франции, в Соединенных Штатах Америки и в Парагвае. И вот Псарев, который тогда, в Гайдуке, стоял на расстоянии одного шага от Оберлендера, прижат к деревянному барьеру, и Еськов суетится около микрофона, и через несколько дней грянет над ними приговор, а Оберлендер от всего этого избавлен. Давно уже он не каратель и не преступник, он архитектор: окончил в Западной Германии институт, перебрался в Канаду, где строит для богатых заказчиков виллы по индивидуальным проектам, и далекими кажутся ему Россия и этот процесс. Он свое отстрелял, и теперь живет спокойно, и, наверно, так рассуждает, что всему свое время и на все свои заказчики. А что касается тех тысяч и десятков тысяч людей, которых он когда-то убил, то что же делать? Им просто не повезло. Так всегда в жизни: кому-то везет, а кому-то нет.
