квадрат.
Век двадцатый - он разорван
и смят,
Полупопран, полупроклят,
полусвят[?]
Может быть, он от невзгод и утрат
Превратился в самый чёрный
квадрат.
И поверженных в нём идолов сонм,
И скрывается здесь Авеля брат,
И несбывшийся в нём сказочный сон -
Всё вместилось в этот чёрный
квадрат.
У него нет ни друзей, ни подруг.
Одинок он, черноте уж не рад.
Я возьму и нарисую рядом круг,
Веселее чтобы стал мой квадрат.
Галина ЛЕОНТЬЕВА
* * *
Слышишь, время возвращаться!
Кто уехал, пусть вернётся!
Снег на ветках, снег на крышах,
тонут в нём заботы наши.
Слышишь, время возвращаться!
И посуда к счастью бьётся,
и у всех ковёрных рыжих
нос веснушками украшен.
Словно праздник приближая,
гонит ветер лист по насту.
Через сутки приезжаешь.
Слава Богу! Ну же, здравствуй!
Людмила КУЗЬМИНА
* * *
А солнцем лист согретый
Трепещет, как флажок.
Окончен праздник лета!
Так тихо. Так свежо[?]
Всю черноту в природе
Забелит скоро снег,
И кровь заколобродит
В мечтаньях о весне.
Как жить со всеми в мире,
Но быть для всех чужой,
Одной, в пустой квартире,
С мятущейся душой?
Татьяна АЛЕНЧИКОВА
* * *
С начала всё начну - ещё не поздно.
Труд доброты не пропадает зря.
Я вверх смотрю, а значит - вижу
звёзды,
Пусть даже их зажгли не для меня.
Лидия РЫБАКОВА
Сольвейг
Путешественник возвратился в дом,
мир, как книжицу, пролистав.
И вернул ей жизнь, как забытый
сон, -
предварительно отобрав.
От волос её веет ладаном,
столько лет прошло - всё прошло.
Почки лопались, листья падали
и снега стучали в стекло.
Он явился. От солнца бронзовый.
Не стряхнув приключений прах.
И чужих духов запах розовый
кое-как отстирав с рубах.
Он вернулся всезнайкой-странником
в дом, где властвует тишина.
Где крыльцо заплело кустарником.
Где, старея, ждала она.
За окном, в застеколье, душно так,
даже мысли - и те молчат.
Всё глядела в окно и слушала,
как часы на стене стучат.
Не терзая себя вопросами,
не жалея других мужчин,
молча слёзы роняла росами,
не считала своих морщин.
Думал он - разлука с копеечку.
Как звезды августовской след.
Верил - встретит всё ту же девочку,
что рукою махала вслед.
А она надтреснутым голосом
о тоске кричит в зеркала
или медленно красит волосы
цветом воронова крыла.
Две столицы
Зыбкий свет ночей целлофановых
сквозь прямые, как струны, линии[?]
Мне привыкнуть придётся заново,
что московские ночи - синие.
И к прошитой огнями темени,
чтоб нырять в неё, будто в воду сом.
И от вечной нехватки времени,
не стыдясь, бежать за автобусом.
В кружевной сети переулочной
адреса искать по наитию.
И на запах батонов к булочной
торопиться всегда к закрытию.
Здесь подъезды, а не парадные,
здесь бордюры, а не поребрики,
здесь Неглинная, здесь Басманная,
здесь асфальт, на солнце серебряный.
А вокруг - не сады, а скверики,
и смешение стилей пёстрое[?]
Как Колумб открывал Америку,
открываю Москву непросто я -
не по-питерски вечно спешащую,
откровенную, в чем-то лживую,
карнавальную, настоящую
и до боли в глазах красивую!
Трактат маркиза, или Что скрывает старый свиток
Трактат маркиза, или Что скрывает старый свиток
ЗАГАДКИ ИСТОРИИ
Эдуард КРАСНЯНСКИЙ
Детектив, уходящий корнями вглубь веков, - жанр не новый. И всё-таки в каждый период времени он приобретает актуальное значение лишь потому, что даёт ответ на жгучие современные вопросы. Вот и новый роман Эдуарда Краснянского "Чингиc Хаим", исполненный в жанре живого расследования с присущими ему атрибутами - погонями, убийствами, загадками, родился именно в наши дни как авторская рефлексия на процессы глобализации и переустройства мира в новых условиях. В центре романа - проблема самозваных многочисленных "пророков" Господа, на протяжении многих веков добивающихся межконфессионального размежевания, которое, как считает автор, изжило себя в наши дни. Именно воплощение случившихся исторических событий и легло в основу сюжета романа, недавно вышедшего в издательстве "Бослен".
Сегодня с разрешения автора публикуем в сокращении одну из глав.
Краснянский Эдуард Владимирович - писатель, журналист. Автор восьми романов, в основном в жанре актуального политического детектива, среди которых такие, как "Заложник", "Укрепрайон Рублёвка", "Кремлёвский опекун",
"Дефолт совести", "Восстание вассала", "210 по Менделееву"
(в соавторстве с А. Смоленским).
Бизнес-центр "Александр Хаус".
Москва. Россия.
В наши дни.
- Алло! Платонов слушает.
- Здравствуйте, Вадим Петрович, - голос был незнакомый, но ровный, без угрожающих или заискивающих интонаций, к которым он привык, много лет занимаясь журналистскими расследованиями. - Я ваш коллега. Бывший. В том смысле, что в последнее время отошёл от журналистики. Зовут Лев Багрянский!
Это имя было хорошо известно в профессиональных кругах. Начиная свою карьеру, Платонов в чём-то даже пытался подражать Багрянскому, который к тому времени уже считался признанным репортёром. Он обладал отменным пером, умел обыденный факт приправить острыми специями и подать под неожиданным ракурсом, неизменно вызывая интерес у читателей.
- Здравствуйте, - то, что Багрянский, если и не прочитал, но, во всяком случае, видел его книжку, весьма льстило самолюбию.
- У вас там слышится гвалт вперемежку с милыми женскими голосами. Это бодрит, но для нашего разговора подошла бы более спокойная и интимная обстановка. Если вы, конечно, не возражаете[?]
- Что вы! Напротив. А нельзя ли намекнуть на тему беседы?
- Можно, - Багрянский был готов к вопросу. - У меня в руках ваша книга "По следам нераскрытого убийства". Написано крайне интригующе и занимательно. Грех, наверное, так говорить, когда речь идёт об убийстве преподобного отца Александра, но мне хотелось вполне заслуженно пощекотать ваше авторское честолюбие.
- Благодарю. Мне особенно приятно слышать такую оценку от вас, - Платонов был искренне тронут.
- Давайте обойдёмся без встречных любезностей, - поспешил остановить его Багрянский. - Сразу признаюсь, книга - лишь повод для беседы. А тема[?] Мне кажется, тема вас заинтересует. Она, можно сказать, тоже связана с проведением независимого расследования.
Вадим насторожился.
- Если так, мне придётся согласовать её с редактором.
- Не думаю. Скорее, вам придётся взять творческий отпуск за свой счёт, - слишком уж категорично заявил бывший журналист, будто они обо всём договорились. - То есть отпуск не за свой счёт, а за счёт группы заинтересованных лиц.
Платонову это нравилось всё меньше.
- Лев Владимирович, я безусловно польщён, но не кажется ли вам, что со стороны такая форма организации и финансирования расследования выглядит несколько сомнительной. Меня что, заранее ангажируют?
