«Завтра». Я помню закулисную часть театра. Открывался лифт, в лифте стоял пуфик с облупившейся краской, с выцветшим шелком. На нем сидел старослужащий театра, седовласый, в потертом сюртуке, он спрашивал, кому какой этаж, и «развозил» всех. В этом было что-то удивительно трогательное.
Н.Ц. Сегодня, если говорить о реконструкции закулисной части театра, то это значит — говорить о преступлении против музыкального театра.
«Завтра». Почему так?
Н.Ц. Достаточно сказать, что в коридорах вместо деревянных полов положили кафель. Это значит, что перед выходом на сцену артисту балета нигде невозможно будет присесть, нигде невозможно погреться перед выходом на сцену. Нам предлагают репетиционный зал, где можно погреться и откуда бежать по кафельному полу на сцену! Но бывают ситуации, когда греться надо очень близко к выходу на сцену во время смены декорации. И раньше все это было предусмотрено. Дальше. В театре было четыре балетных репетиционных зала, два из которых были просто гениальными. Они были созданы в советское время. Все артисты мира, кто приезжал в Большой театр, говорили, что нет ничего более удобного, лучшего для репетиций. Сегодня они снесены. Сегодня в историческом здании три новых репетиционных балетных зала. Но каких! Вы знаете, наверное, что в Большом театре сцена с покатом. Так вот, из шести существующих залов на сегодняшний день только два с покатом, тогда как артист должен к нему привыкать. В одном из этих двух залов с покатом градус поката превышает допустимый. Построили два новых зала. В них нельзя поднять балерину, потому что она будет биться головой о потолок. В большом зале окно сделано в потолке, огромное окно. Как будто не в нашей стране снег, наст, не в нашей стране был «Трансвааль-парк», к тому же сочетание естественного света, падающего сверху, и электрического противопоказано артистам балета во время работы. Зато окон вообще нет в гримуборных. Артисты в театре проводят по 8-12 часов. Понимаете, находиться все время в замкнутом пространстве. Часто еще так бывает, что при работе вентиляции кто-нибудь заболевает воспалением легких. А без вентиляции как можно будет находиться в гримуборной, в этом бункере, где собираются по двенадцать человек?! Артисты потеют, переодеваются, вы представляете, какая там будет душегубка, какой будет запах?
«Завтра». Кроме вас кто-либо говорит об этих проблемах?
Н.Ц. Нет, никто не говорит.
«Завтра». Вы ведете себя так, как будто один в поле воин!
Н.Ц. Я уверен, что, в конце концов, крики «караул!» начнутся после открытия. Люди начнут ходить в театр, выкладывать впечатления в интернет, в блоги. Журналисты пройдутся по зрительному залу, не все же они ангажированы?! Тогда и не один аудит придет в театр, и не одна передача будет снята про вандализм над историческим памятником. Я в этом уверен просто!
«Завтра». Что вам в старом здании было особенно ценно, кроме сцены?
Н.Ц. Вы знаете, там было дорого все! Поймите, я туда пришел маленьким мальчиком. Я там вырос точно так же, как тысячи сотрудников Большого театра. По сей день, если мне снится сон, связанный с работой, то я всегда нахожусь в старом историческом здании.
«Завтра». Большой театр был парадной частью государства. Последнее время связь нарушилась?
Н.Ц. Нет, не очень она нарушилась. И за последние двадцать лет на спектакли приходили главы государства, приводили делегации.
«Завтра». Как-то эта часть жизни прошла мимо моего внимания.
Н.Ц. Вы послушайте артиста, который танцевал все правительственные спектакли. Пока Владимир Владимирович Путин был президентом, он регулярно посещал Большой театр. Посещал гастроли Мариинского театра. Больше того, он приходил в кулисы, с нами, артистами, общался.
«Завтра». Вы не говорили Путину о проблемах реконструкции?
Н.Ц. Пока не говорил. Я очень надеюсь, я уверен, что он обратит внимание на них.
«Завтра». Николай, на заре реформ обещали новую систему оплаты артистам. Что-то изменилось в лучшую для вас сторону?
Н.Ц. Опять же благодаря Путину Большой театр имеет грант. Но дальше он зависает на моменте распределения денег на огромном количестве людей. Изменилось и законодательство. Был отменен в свое время КЗоТ. В КЗоТе было четко прописано, что имеет право делать работник театра в зависимости от своего звания, были предусмотрены различные статьи увольнения, выхода на пенсию. Раньше звания давались для чего-то, и это было гарантом чего-то. Звание не давали каждому попавшемуся. Сейчас звание сведено просто к миленькой медали к пенсии, как утешение, не более того.
«Завтра». Вы на себе ощутили прелесть новой системы оплаты?
Н.Ц. Я на себе ощутил прелесть только одного. И я, и все артисты можем выезжать в театры, куда нас приглашают. Мы стали гораздо свободней. С другой стороны, за двадцать лет службы в Большом театре — мне не стыдно это сказать — Большой театр никогда ничего по отношению Цискаридзе не сделал. Единственное, и я очень благодарен за это, Попечительский совет театра оплатил лечение. У меня была серьезная травма, и я лечился в Биаррице в дорогой клинике. Это единственное, что было сделано для артиста Цискаридзе, и то Попечительским советом. Но танцевал я не только свои репертуарные спектакли, я много танцевал по заменам. Даже благодарности не прозвучало. Я не жалуюсь. Это факт. Администрация театра ведет себя, как местные царьки. Вот, мы хотим Петрова, Иванова, Сидорова погладить по шерстке — и погладим. Никакие заслуги перед искусством не учитываются.
«Завтра». Значит, только поманили миллионами Нуреева или Макаровой.
Н.Ц. Мы, простые артисты, конечно, миллионов не имеем.
«Завтра». Но у вас есть другое богатство! Вы были учеником Галины Улановой и Марины Семеновой. Что можете сказать об этих двух величайших балеринах?
Н.Ц. Это были очень сильные люди. Они умели держать удар. И Уланова, и Семенова видели в театре страшные вещи. Их предавали, против них писали доносы. Это была другая сторона жизни, полной радости успеха, восхождения. Вот вам пример. Великая Уланова скончалась. Прошло какое-то время, и один работник нашего театра написал гадостную книгу, где пишет об Улановой нелицеприятные вещи.
«Завтра». А что была за история, когда Марина Тимофеевна Семенова без лифта поднималась на самый верх театра?
Н.Ц. Да, да. Это было в старом здании Большого театра, там был репетиционный зал на уровне четвертого яруса, на уровне Аполлона, а лифт сломался. Обычно Марина Тимофеевна всегда приходила вовремя, а тут ее нет. И мы не знали, придет она на репетицию, не придет? Ждем. И вот Семенова входит, запыхавшись, в наш зал и говорит: «Что-то уставать стала». Ей было 95 лет!
Это традиция: каждый год 31 декабря, в свой день рождения, Николай Цискаридзе танцует в Большом театре Щелкунчика-принца. Маша - Елена Андриенко
Она родилась при Николае II и скончалась при Медведеве. Представьте себе этот временной отрезок. Она училась во время революции, когда праздновали 300-летие дома Романовых, она стояла с флажком на улице во время парада. Она танцевала перед комиссарами, перед Лениным, перед Сталиным. Она была женой Карахана, он был сначала послом в Турции, потом замминистра иностранных дел. Она была женой врага народа, она и это постигла. Она была любимой ученицей Вагановой. Семеновой обязан советский балет фактом своего существования. Звание народной артистки Семеновой дали, когда ей было почти 60 лет. И вот, когда Марина Тимофеевна скончалась, Большой театр палец о палец не ударил для того, чтобы похоронить ее на Новодевичьем кладбище.
«Завтра». В интернете вас благодарили любители балета за участие.
Н.Ц. Слава богу, мне удалось связаться с администрацией Владимира Владимировича Путина. Я разговаривал с Игорем Ивановичем Шуваловым. И только вмешательство этих людей позволило великой Семеновой быть упокоенной на Новодевичьем кладбище.
«Завтра». Вы знали таких персон. На ваш взгляд: личность определяет историю или история выдвигает личность?
Н.Ц. Мне кажется, что это взаимосвязано. Семенова мне говорила: «Колечка, никогда ничего не подписывай. Твое дело танцевать, пока колонны стоят. Твой Бог — а она была очень верующим человеком. — видишь, Аполлон в кругу муз. Вот ему и служи». Я часто вспоминаю слова Марины Тимофеевны. Есть такие вещи, когда я понимаю, что временщики уйдут. Просто жалко потраченного времени. Помните: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен»? К сожалению, моя жизнь — я выпустился в 1992 году — пришлась на эпоху перемен. И я эту эпоху, всю эту чехарду в Большом театре, несу на себе уже двадцатый сезон.
«Завтра». Петипа говорил: «Балет — серьезное искусство». Многие считают балет легкомысленной забавой. Ваше мнение?
Н.Ц. Балет — серьезное искусство, и прекрасное в одном случае: если оно качественное. Большой театр был эмблемой нашей страны. Во всяком случае, последние сто лет Большой театр был символом имперской власти и величия. Если мы это не будем понимать, если мы будем заниматься идолопоклонничеством перед Западом, мы, конечно, все это потеряем.
