Н.Ц. Балет — серьезное искусство, и прекрасное в одном случае: если оно качественное. Большой театр был эмблемой нашей страны. Во всяком случае, последние сто лет Большой театр был символом имперской власти и величия. Если мы это не будем понимать, если мы будем заниматься идолопоклонничеством перед Западом, мы, конечно, все это потеряем.
«Завтра». Ваше отношение к прокатам в Большом театре номеров западной хореографии?
Н.Ц. Это правильно. Большой театр как главный театр мира должен показывать шедевры. А люди, которые руководят Большим театром, должны быть профессионалами, имеющими отношение к музыкальному театру. К сожалению, последнее время в руководстве театра никто не имеет музыкального образования. Потому не всегда берутся шедевры. Берутся, скажем так, под личный вкус.
«Завтра». На ваш взгляд, какие спектакли должны быть обязательно в Большом театре?
Н.Ц. Должна быть сохранена вся русская классика. Это касается и оперы, и балета. Должны быть самые важные спектакли западного репертуара, которые не умерли за последние 50–60 лет. Они развивают артистов.
«Завтра». А как быть со вкусом публики?
Н.Ц. Немаловажный фактор — это интерес публики. Мы работаем для зрителя. Русский зритель любит истории. Это так. Русский зритель плохо переносит спектакли абстрактные, недолго может смотреть их. Последнее время я часто думаю о том, что те же Чайковский, Мусоргский. были глубоко православными людьми. Они писали свои произведения, в которых наказывали своих героев по законам православной веры. В произведениях есть и мистика, и глубинные основы. Последнее время постановки Большого театра перечеркивают вообще все основы! А они важны очень. Не просто так композиторы писали свои вещи. Я считаю, что надо уважать глубинные национальные основы. Произведения русской классики очень духовны. Они идут рука об руку с верой.
«Завтра». Вы не боитесь, что вас назовут еще и ортодоксом?
Н.Ц. Я ни в коем случае не религиозный человек. Но я считаю, что религиозные основы надо уважать. Приведу пример. Я танцевал Меркуцио или графа Альберта. Я выходил на сцену с католическим крестом. Я танцевал индуса в «Баядерке», я выходил с третьим глазом на лбу. Я должен уважать культуру, к которой относится спектакль.
«Завтра». Николай, на сцене вы — романтический герой. Как связана вот эта поэтическая приподнятость образа с жесткой конкуренцией в театре?
Н.Ц. В детстве, в Тбилиси, я увидел передачу о Верико Анджапаридзе, замечательной актрисе советского театра. С ней было интервью. Она сказала интересную вещь, которая для меня оказалась ключевой. «Я могу сидеть рассказывать анекдот, — говорила Анджапаридзе, — и пойти и тут же умереть на сцене. Я не знаю, как это я делаю». Когда я переступаю порог сцены, что-то меняется. Это ремесло. Очень сложное. Имеет свои нюансы. Но думаю, когда артист заигрывается в свою профессию, это неправильно. Всю эту артистическую спесь с меня сбила мама. В училище на вахте сидела тетя Нварт, она была армяночка. Она была вахтершей и мыла пол в парадном. И мама мне говорила: «Вот тетя Нварт — самый главный человек. Она гораздо важнее, чем ты. Ты создаешь хорошие эмоции, а она моет пол. И если ты позволишь себе не поздороваться с ней, я тебя накажу». Так что с тех пор артист я — только на сцене.
«Завтра». На ваш взгляд, как связаны гений и злодейство?
Н.Ц. Для меня уважение к артисту и к человеку — параллельные линии. Я могу обожать артиста, преклоняться перед его талантом и не здороваться с ним как с человеком, если он, на мой взгляд, человек непорядочный. Отрицать гениальность не буду.
«Завтра». Когда в 80-х годах спрашивали у Нуреева, почему балет загибается, он отвечал: «Звезд нет! Я не танцую!», Ваше мнение.
Н.Ц. Во многом виноваты люди, которые управляют театром. Они не инициируют создание чего-то масштабного, а выбирают для театра какие-то местечковые вещи. Советский театр находил возможности заказывать партитуры таким композиторам, как Прокофьев, Шостакович, Андрей Петров. Другое дело — не каждый спектакль был успешным. Но сегодня не делается ни-че-го! Когда в прошлом году объявили, что наш театр инициирует создание балета «Мойдодыр», вы знаете, я думал: может быть, я это. «Аншлаг» смотрю? Большой театр говорит о балете — «Мойдодыр»! И это — все?! Не «Король Лир»! Не «Братья Карамазовы»!..
«Завтра». Николай, каждый год 31 декабря, в свой день рождения, вы танцуете в Большом театре «Щелкунчик». Что это? Дань традиции, балету?
Н.Ц. Подарок самому себе. Я мечтал танцевать в Большом театре, и самый большой подарок для меня был, если мама мне покупала билет в Большой театр на «Щелкунчик». Когда я впервые вышел на сцену в этом спектакле, я ощутил необыкновенную легкость. Полет души. И мне дорого это ощущение.
Марина Алексинская, «Завтра», 26.10. 2011
Тина Канделаки: «Большой театр превратился в рыночный ларек»
Телеведущая Тина Канделаки раскритиковала состояние, в котором пребывает сегодня Большой театр после недавней реконструкции. Канделаки отметила, что, со слов ее знакомого, который ходил накануне на балет «Иван Грозный» в Большой театр, акустика в зале оказалась скверная.
«Он сидел в партере, но часто замечал, что все музыкальные партии как будто сливаются в некую звуковую кашу. Это притом, что у Олега врожденный слух. Сила настоящего искусства — в том, что оно заставляет забыть о театральной условности, погружает нас в другой мир, в сказку, заставляет полностью выпасть из серой реальности. В этом случае «забыть и воспарить» у моего партнера так и не получилось, — пишет Канделаки в своем блоге в ЖЖ. — Реальность грубо напомнила о себе и после спектакля, когда знакомый костюмер провел его за кулисы. Дешевая аляповатость и многочисленные недочеты бросаются в глаза не сразу. Но старожилы провели его по всему зданию и наглядно показали, чем на самом деле завершилась шестилетняя реконструкция. Это, друзья мои, кромешный ужас. На месте храма искусства теперь стоит рыночный ларек».
Тина Канделаки:
«Большой театр — символ высокого классического искусства России. За что его превратили в дешевую подделку?»
Так, отмечается, что вместо старинной лепнины «нам подсовывают позолоченную пластмассу и папье-маше».
«А куда делось знаменитое сусальное золото? Теперь вместо него пошленькая «золотая» краска, в некоторых местах криво нанесенная, — продолжает Канделаки, сопровождая свои комментарии снимками из Большого театра. — А что висит на месте бронзовых канделябров — убедитесь сами. Строительный отдел «Икеа», не более. А куда делись настоящие бронзовые ручки на дверях? Вместо них привинтили китайский ширпотреб. Элементы декора облупились всего за один год? Старинную люстру тоже в прямом смысле подменили. Утащили на время ремонта, а потом так и не вернули. Впрочем, не досчитались старожилы и дверей из цельного дерева: они заменены современной подделкой. Из лож исчезли антикварные стулья, на которых сиживали еще цари и генсеки. Канула в неизвестность знаменитая картинная галерея Большого театра. Казалось бы, это все детали. Но ведь именно они и создают атмосферу, в них как раз и кроется суть! Кроме того, я подозреваю, что антиквариат стоит немалых денег»
Что касается гримерок, то, пишет Канделаки, новый интерьер «удачно оттеняют» дешевая мебель и леопардовые занавески.
«Эта тесная бойница безжалостно бьет по эмоциям артиста каждый раз, когда он забегает сюда переодеться или перевести дух, — отмечает телеведущая. — А ведь люди искусства — они как дети. И даже такие мелочи, как безвкусные драпировки, могут существенно притупить их эстетическое восприятие. Закулисная часть театра отремонтирована так, что на репетиции легко можно заработать себе производственную травму. Если раньше в репетиционных залах был постелен паркет, то после «восстановления» мы видим здесь скользкий и холодный кафель. Балерины постоянно падают. А новые потолки? Они настолько низкие, что невозможно нормально подбросить напарницу в воздух: того и гляди больно ударится головой. И такие случаи уже были».
Канделаки отмечает, что постоянно ломаются и сценические механизмы, а в районе бельэтажа регулярно прорывает канализацию. Из-за этого стены покрылись грибком и частично пошли трещинами.
«Отдельный вопрос — человеческое отношение к артистам. Как я поняла, руководство театра уже давно славится своим особенным стилем в общении с сотрудниками. Не случайно многие предпочитают поменять место работы, пусть даже на менее статусное. Год назад покинули театр Иван Васильев и Наталья Осипова — без преувеличения, самые многообещающие танцоры не только российской, но и мировой сцены. Это вызвало большой резонанс. На пике карьеры они перешли в Михайловский театр Санкт-Петербурга, предпочтя столицу культурную столице купеческой. Стандартная ставка танцовщицы кордебалета в Большом театре — 9 тысяч рублей! Вообще-то прожиточный минимум по Москве для работающих людей составляет 10 677 рублей», — пишет Канделаки, подчеркивая, что в бюджете затраты на содержание Большого театра прописаны отдельной строкой.
