или «Эйфелевой башней», а иногда еще грубее – «чудо-хер» или вроде того.
Мы знали о странной и развращенной природе половой жизни мамы с папой с очень раннего возраста, поэтому в каком-то смысле она нас не шокировала. У нас не случалось внезапных и травматичных открытий на эту тему – хотя, конечно, это знание не переставало быть неловким и пугающим. Для всех нас.
Я знала, что мама уже работала проституткой довольно долго, когда она стала привлекать меня помогать ей в этих делах. Она поручала мне и Хезер сидеть с младшими детьми. В дверь звонили, и она просто исчезала в своей комнате на верхнем этаже – и иногда успевала принять нескольких клиентов за несколько часов, прежде чем спускалась вниз. Когда я стала подростком, мне нужно было отвечать на телефонные звонки мужчин, которые хотели заранее договориться о времени для встречи с Мэнди – под этим именем мама работала.
Это часто происходило после вечернего чаепития, когда она наверху принимала клиентов. Мне нужно было заглядывать в специальную книжку, которую она использовала для работы, и записывать туда назначенное им время. Я как будто бы играла роль маминого секретаря. Для меня было очень сложно и неловко это делать, особенно когда некоторые из звонивших спрашивали о подробностях, какого именно рода услуги они хотели бы получить.
– Простите, но об этом вам нужно поговорить с ней, – говорила я им, сжимаясь внутри от стыда. – Я только отвечаю на звонки. Скажите мне свое имя и время, в которое хотите ее увидеть.
Нас заставляли вести себя тихо, пока мама развлекает клиентов – в гостиной был динамик, и через него мама говорила нам: «Заткнитесь, я вас слышу!» Полагаю, это было нужно, чтобы не отвлекать мужчин, но выполнять это требование было тяжело, особенно когда в доме стало уже восемь детей. Мужчины пользовались отдельной входной дверью, на которую папа повесил табличку «Мэнди». Хотя как-то раз мама, должно быть, провела одного из них в свою комнату, не закрыв дверь в мою спальню. Я сидела за столом и делала домашнюю работу, мужчина осмотрел меня сверху вниз и спросил: «А можно ли ее?» Мне стало очень стыдно, и мама резко ответила: «Нет, ее нельзя!»
Иногда она рассказывала мне о своих клиентах, и у меня складывалось впечатление, что это люди довольно печальной судьбы. Один из них прострелил себе руку из дробовика. У другого был стеклянный глаз. Она говорила, что иногда им нужно было просто посидеть и поговорить, и некоторым мама по-настоящему нравилась. Большинство ее постоянных клиентов были белыми пожилыми мужчинами. Один из них не спал со своей женой много лет. Мама говорила, что они были одинокими и нуждались в компании не меньше, чем в сексе. Они даже дарили ей подарки: я знаю это, потому что все, на чем была написана буква «М», передаривалось мне, ведь мама работала под вымышленным именем, а мое имя начиналось как раз на эту букву. Однажды она дала мне золотое ожерелье с первой буквой моего имени, и я носила его, пока не покинула родной дом. Сегодня мне кажется очень странным, что я вообще его носила.
Мы представляли, что могли подумать соседи обо всех мужчинах, которые регулярно посещали наш дом. Однако соседи были не из любопытных, и я помню только один раз, когда кто-то из них пожаловался. Он услышал звуки во время одной из маминых встреч с клиентом, доносившиеся из открытого окна. Он постучал в дверь и стал высказывать свое недовольство об этом папе. Папа выпроводил его, а позже мама с папой подошли к дому этого соседа и, как позже описала это мама, «разобрались с ним». Вдвоем они могли олицетворять довольно ощутимую угрозу для любого, кто доставлял им проблемы, но я могу представить, что в этом разговоре с проблемным соседом ведущей была мама.
Хотя большинство маминых клиентов были постоянными, знакомыми папы и жителями Глостера, некоторые приезжали из разных других мест, увидев рекламу Мэнди, которую папа давал в британские журналы по поиску знакомств. Завсегдатаи в основном уверенно заходили в дом, а новички выглядели подозрительно и неловко. Она зарабатывала этим много денег, которые сначала прятала в лифчик, а потом перекладывала в красный ящик для денег. Иногда после встреч наверху она показывала мне деньги, которые заработала за день.
– Гляди, сотня фунтов, – говорила она, махая передо мной купюрами.
– Так, а где моя зарплата няни?
Я осмеливалась задать такой вопрос, только когда чувствовала себя особенно смелой. Но никогда больше не звучало никаких вопросов про оплату моей помощи. Деньги, которые она получала за работу, были важной частью семейных доходов. Она говорила, что с годами так набирались тысячи фунтов. Разумеется, с помощью этих денег выполнялись все перестройки в доме, в том числе и ремонт ее рабочей комнаты наверху.
Из всей работы, которую папа сделал по модернизации дома, в это место он вложил больше всего усилий. Помимо маминой рабочей спальни, где стояла кровать с балдахином и кружевными занавесками, а также спальни, в которой мама спала с папой, в этом помещении находились также кухня и гостиная. Он даже соорудил «гавайский» бар с коктейлями, стены которого были расписаны изображениями необитаемого острова. Там было много места, где стояли шкафы с посудой, полки для секс-игрушек и камеры, на которые папа снимал мамины встречи с мужчинами.
Они держали это помещение на верхнем этаже закрытым. Мама обычно носила ключ от него на цепочке у себя на шее, и это казалось несколько странным, потому что она и папа прекрасно знали: для нас нет секрета в том, что именно происходит в этом помещении. Это была секретная часть их жизни, в которой на самом деле ни для кого из нас не было секрета.
Иногда нам удавалось проникнуть в это помещение, взломав американский замок с помощью кредитной карточки. Мы с любопытством осматривались там, хотя никогда не бывали сильно удивлены тем, что увидели. Это помещение просто казалось грязным и неприятным. Мы никогда не оставались там надолго, и
