очередь, не понимал их вопросов и искал взглядом помощника, который всячески, в том числе жестами и мимикой, пытался мне объяснить, о чем идет речь. Во многих других странах меня наверняка быстро согнали бы с трибуны, да еще и освистали.
После этого случая я окончательно уверовал, что американцы относятся к плохому произношению и к другим языкам толерантно. И в этом нет ничего удивительного, потому что в США как минимум четверть страны говорит с акцентом. Кроме того, существуют региональные диалекты: на Восточном побережье, в центре Америки, на юге и на западе говорят по-разному. А уж как говорит афроамериканское меньшинство — это вообще отдельная история, их часто очень трудно понять. Если в таких условиях каждому предъявлять претензии по поводу знания языка, то все остановится. Первые пару лет, например, для меня большой проблемой было говорить по телефону. Ведь телефон искажает голос, ты не видишь человека, движения его губ, жесты и выражение лица. А когда нарываешься на другом конце, например, на латиноамериканца, выходца из Индии или Пакистана, который сам говорит с большим акцентом, — вообще ничего не разобрать. Поэтому я завел правило встречаться со всеми лично и разговаривать, глядя в глаза: так было гораздо проще. И все же никто никогда мне не говорил, что у меня плохой английский или что я говорю с акцентом и меня трудно понять. Впрочем, сам я это очень хорошо осознавал. В книге «Америка… Живут же люди!» я подробно описал, как осваивал английский язык со всеми его особенностями. Процесс не столько сложный, сколько смешной, стыдноватый и непредсказуемый, регулярно приводящий к комическим ситуациям и неожиданному, хотя и неверному, пониманию собеседника.
Надо сказать, что в Соединенных Штатах есть закон, запрещающий дискриминировать людей по причине плохого знания языка. Правда, для того, чтобы получить американское гражданство, все-таки придется продемонстрировать хотя бы самое элементарное знание английского.
Честно говоря, сейчас проблема языкового непонимания начинает вставать довольно остро в больших корпорациях, где работают сотни тысяч людей, или в армии, где очень много представителей национальных и этнических меньшинств, поскольку для мигранта поступить на службу в армию — значит упростить себе получение американского гражданства, заработать хороший социальный пакет не только для себя, но и для своей семьи. Банки тоже все охотнее нанимают в свои офисы носителей различных языков, чтобы привлечь в число клиентов представителей национальных меньшинств. И в рекламе теперь часто пишут: в офисе, мол, есть люди, которые говорят по-испански, по-английски, по-немецки и по-русски. Потому что одного английского уже недостаточно. И врач, у которого в офисе присутствует говорящая по-русски медсестра, имеет возможность привлечь больше клиентов, поскольку многие, даже очень хорошо знающие английский выходцы из стран бывшего СССР могут не знать медицинской терминологии.
Повторю то, что не устаю повторять. Американцы давно создали в своих обычных публичных школах замечательную систему изучения английского языка для детей из семей, недавно переехавших в Америку и не говорящих ни слова по-английски. Два или три раза в неделю по часу в таких классах — и через год ваши дети свободно изъясняются на английском. Более того, если они пошли в американскую школу не слишком поздно (по моим личным наблюдениям, не позднее 10–11 лет), велика вероятность, что говорить на английском они будут без акцента и американцы будут принимать их за своих. Я знаю много семей, в том числе выходцев из бывшего СССР, в которых дети говорят на английском языке гораздо лучше родителей и зачастую служат им переводчиками в общении с Америкой. Главный фокус этих школьных уроков, в частности, заключается в том, что каждый год в специальном классе собирают всех новых учеников, независимо от возраста, страны прибытия и т. д. Объединяет их то, что все они существенно не дотягивают до языкового уровня одноклассников-американцев. В одном классе английского языка могут сойтись шести— и десятилетние школьники из совершенно разных стран, у которых нет общего языка, кроме еще незнакомого им английского, и они должны его освоить, чтобы понять друг друга. В общем, система весьма эффективная, проверенная многими поколениями иммигрантов и иностранных рабочих в Америке, а у меня лично вызывающая восхищение.
Учитель спрашивает ученика: «Сколько времени может находиться человек без скафандра в космическом безвоздушном пространстве?» Знаете, что отвечает самый умный ученик? «Практически вечно».
* * *
Звонок: «Доктор! У меня срочное дело. Мой маленький сын проглотил лезвие бритвы!» Доктор: «Успокойтесь! Вы что-нибудь уже предприняли?» — «Да, я пока побрился электрической».
Дружить по-американски
Американцам, как и всем остальным народам, не чужды дружеские отношения. Правда, они не совсем такие, к каким привыкли мы, россияне. Не хуже или лучше — просто другие. Само понимание дружбы в Соединенных Штатах иное. Американская дружба не подразумевает, что вы, к примеру, можете в три часа ночи приехать к другу с бутылкой водки и сказать: «У меня вот такая проблема. Давай посидим, выпьем, поговорим». Тебя просто не поймут, а то и вызовут полицию. Сочтут алкоголиком или психом, пошлют к психотерапевту или в Общество анонимных алкоголиков. Кстати, американцы не стесняются своих взаимоотношений с этим обществом и открыто заявляют: «Да, я член Общества анонимных алкоголиков, хожу на занятия, лечусь от этого». Пьянство в Америке — не грех, не преступление, а болезнь, и американцы относятся к ней спокойно. Более того — многие гордятся тем, что лечатся. А те, кто прошел все этапы борьбы с собственным алкоголизмом и завязал навсегда, часто сами становятся менторами и помогают другим. Заметьте, и здесь американцы опять находят возможность похвалить себя: бросил пить — гордись этим и не скрывай своей гордости. То же самое относится к наркоманам, шопоголикам, клептоманам и жертвам любой другой болезненной зависимости. Что же касается дружбы, то она, подобно прочим сферам жизни, тоже эволюционирует, становится все менее американской — и более привычной, если хотите.
Несколько лет назад в рамках одного университетского курса, посвященного глобальной политике и безопасности, я поднял тему взаимного непонимания и различного смысла одних и тех же понятий в России и США. В группе были и американцы, и студенты, родившиеся и выросшие в России. Мы, в частности, беседовали о дружбе и сошлись
