А суть русской государственности мне хорошо известна. Она не в том, что власть помогает гражданам устроить свою жизнь, а в том, что заставляет себя бояться. Боязнь высшей стадии принято называть уважением. У нас в стране сильно уважают президента и ФСБ; милицию и армию уважают не очень — но это дело поправимое.
Расплачивается русский человек за привычку к уважению во все времена одинаково: старостью у разбитого корыта. И, с моей точки зрения, справедливо: баранов всегда либо режут, либо стригут.
Проблема в том, что страна населена не только дураками и дурами, а вполне себе рационально рассуждающими людьми. Которые, например, понимают, что материнский капитал в 250 тысяч рублей — это морковка, которую неизвестно когда можно будет схрумкать, а ограничение оплаты декретного отпуска 16 125 рублями — это прямо сейчас. Или что пенсия никак от личных отчислений в Пенсионный фонд по-прежнему не зависит — зарабатывай хоть миллиард.
Существует немало людей, по этой причине полагающих, что уход от налогов есть гражданская доблесть. На мой же взгляд, это не столько доблесть, сколько глупость, поскольку государство, требуя все большего уважения, очень даже может за доблесть накостылять.
Моя точка зрения в том, что на уплачиваемые сегодня налоги и сборы — в том числе в Пенсионный фонд — надо смотреть как на обязательные дань, ясак и контрибуцию, уплачиваемую захватчику. Для рационально мыслящего россиянина важно то, что он сегодня из своего кармана платит оброк в 13 процентов (в то время как средний класс в Европе отчисляет примерно 35 процентов). Для россиянина важно, что 26 процентов социальных налогов платит не он лично, а работодатель (в то время как европейский средний класс за социальную страховку платит сам). Для россиянина важно, что его расходы на жилье куда ниже расходов европейца (в Великобритании нормальными считаются 40 процентов после уплаты налогов).
А вот разницу между европейскими обязательными расходами и нашей данью грамотный россиянин должен, на мой взгляд, не проедать и не тратить на растущее потребление, а инвестировать в персональную личную старость.
С захватчиком бороться глупо, а 13 процентов подоходного налога — невеликий ярем: скорее, легкий, по онегинскому типу, оброк. Разницу между европейскими 35 и нашими 13 процентами нынешнее экономически активное поколение либо профукает на текущее потребление, либо инвестирует в персональное будущее. Третьего не дано.
Раб у Онегина, как мы помним, после замены ярема оброком — судьбу благословил.
Следует благословлять и нам.
Хотя и неприятно, конечно, быть рабами.
По субботам в два часа дня в Петербурге в Московском парке Победы проводятся массовые выгулы хорьков на шлейках
Всего в городе, по разным подсчетам, от 100 до 500 добропорядочных хорьковладельцев; в Москве, по тем же туманным подсчетам, их чуть ли не впятеро больше. Однако хорьковые выгулы отчего-то известны как раз петербургские. Говорят, к хорькам мирволит губернатор области Валерий Сердюков: его даже видели с девочкой-хорьком по имени Шнура на руках. Но все-таки это не слишком убедительно, да и бог с объяснениями совсем: пусть останется в природе тайна.
Известно, что первые хорьки в Петербурге появились лет шесть назад. Первые хозяева мучились с поиском корма, с обучением зверьков (на манер кошек) к цивилизованному хождению в туалет, а также с гамлетовским выбором: пускать хоря в семейную кровать или нет. Сегодня хоресодержание — пусть маленькая, но индустрия. Действуют несколько клубов («АЛьФ», «Русский хорь», «Феррет-Центр»), стабильна секция хорьков на выставках, а во время выгула владельцы рассказывают, что упорство и труд в воспитании позволяют сократить количество кювет-туалетов с четырех до одной — «но, разумеется, в однокомнатной квартире». Вообще эти несгибаемые люди методом проб и ошибок пришли ко многим важным выводам. Например, что у хорька должна быть любимая тапочка. Хорек в ней спит.
Что же касается главного вопроса хорьковой повседневности, звучащего в просторечии: «А они правда воняют?» — то ответ лучше искать эмпирическим путем. Во время выгула вам дадут хорька и погладить, и понюхать.
Тогда окажется, что хорьки не воняют, а пахнут, причем владельцы считают — пахнут приятно. Впрочем, если хорька часто выгуливать, то запах уменьшится, а если выхолостить, то и совсем пропадет. Поэтому, если вынюхивать в парке всех хорьков подряд, легко понять, какие из них содержатся в надежде на потомство, а какие уже дали приплод и функцию продолжения жизни завершили.
Вся эта как бы не очень серьезная история с хорьками на самом деле ужасно важна для Петербурга, да, пожалуй, и страны. Она — часть бурления всех малых, милых, ни от кого не зависящих форм жизни — начиная от устройства огородов на крышах многоэтажек и заканчивая движением велорикш. Эта история показывает, что жизнь неизменно многообразнее представлений о ней. Так что в парк Победы, коли случится в субботу быть на берегах Невы, стоит зайти — точно так же, как погулять по Летнему саду, полюбоваться art nuveau на Каменноостровском проспекте или покататься по каналам на лодке. А в минуту, когда на сердце тяжесть и холодно в груди, ничто так не поднимает настроение, как посещение сайта «про хорьков и для хорьков» вроде horek.ru: «Про пушистых про зверьков/ Про приятелей моих/ самых лучших — про хорьков/ Расскажу сейчас я стих».
Единственное, от чего хотелось бы предостеречь — от немедленного приобретения зверя в дом. Очень серьезная девушка, специалист по гражданскому праву и секретарь клуба держателей хорьков «АЛьФ» Таня Морозова мне строго сказала: «Вы обязаны написать, что хорек — это не игрушка, а большая ответственность».
Я обещал.
Мужичонка-охранник, с ходу опознаваемый персонаж российской действительности, сравнимый лишь с мандельштамовским командированным («нету его ни страшней, ни нелепей» — помните, с пузырями треников на коленях и вареной курицей в купе?), на самом деле есть кривое, но отражение общемировой тенденции.
Вот уже лет 10, а то и 15 серьезные люди на Западе ведут дискуссии о кризисе мужской самоидентификации. Если эта проблема и кажется надуманной в России, то по той же причине, по какой у нас пренебрежительно машут рукой в сторону, скажем, экологии — несмотря на российские пыль, грязь и уничтожение лесов, полей и рек.
Суть в том, что прежние мужские рыцарско-мачистские добродетели (физическая сила, отвага, готовность к защите любви, семьи и родины) в нынешнем мире не востребованы. И значит как минимум — старомодны, а как максимум — напрасны и смешны.
В нынешнем мире физическую силу заменяют механика и электроника (а в прочих случаях — албанские, польские, туркменские гастарбайтеры или российские солдаты). А что до семьи и любви — то там изменилась роль женщины, не просто отказавшейся от роли бесплатной стряпухи, няньки, швеи и любовницы, но и успешно нашедшей себя в массе иных общественных ипостасей.
Женщинам сегодня можно все. А вот мужчинам нельзя очень много чего — хотя бы потому, что непонятно, чего им можно. Это и есть кризис мужской самоидентификации.
И я вовсе не увожу ловким приемом разговор от того, с чего начал, — то есть от вожделенной российским мужчиной должности, предполагающей выдачу военизированной униформы с нашивкой security (в провинции — «охрана») на рукаве. За тысяч 16 (в Москве) или 8 (в провинции) рублей зарплаты в месяц. С работой «сутки через двое». Не способного при этом никого ни от чего защитить. Я просто хочу сказать, что этот, прости, господи, охранник есть очень наше, очень российское проявление проблемы, известной всему миру.
Ведь достоинство мужчины не в форме его жизни, а в ответственности, которую он за эту форму несет. И кризис мужской самоидентификации — это прежде всего кризис ответственности. Сегодняшний гонимый ветром перемен мужичонка мало за что отвечает: ни за последствия секса, ни за необходимость кормить семью в браке, ни за жизнь с женщиной вне брака, ни за воспитание детей, ни за содержание детей после развода, ни за производимый им общественный продукт, ни за политическое устройство общества, ни за экологию — вообще ни за что. Ему его ответственность представляется таковой: выглядеть крутым и сильным в глазах окружающих. И при этом избежать пенделя под зад от того, кто круче и сильнее его.
И вот тут я возвращаюсь в Россию к нашему охраннику.
Потому что эта социальная фигура, с моей точки зрения, и является олицетворением современного российского мужчины. В охранники потому так и стремятся и охранников поэтому так и много, что эта позиция — апофеоз мужской безответственности.
Это безответственность профессиональная — кто из этих обычно хлипких человечков способен скрутить грабителя или поразить метким выстрелом цель? Они сами давно скручены авитаминозом и гиподинамией, а оружие им не дают, и правильно делают: спички детям не игрушка.
