В Европе процесс первичного накопления капитала шёл ускоренно, благодаря возможности выдаивать средства из колоний. Опираясь на поддержку своих государств, западноевропейские торговые компании диктовали колониальным странам грабительские условия коммерческих сделок, прибегали к прямым захватам земель, разграблению сокровищ, военным контрибуциям. В колониальных странах экономические проблемы решали военной силой. Создавались крупные плантационные хозяйства, где людей эксплуатировали самым бесчеловечным образом. Работорговля обеспечивала колоссальные доходы, превышавшие прибыли от любых промыслов того времени.
В США процесс первичного накопления в значительной степени опирался на обезземеливание местных индейских племен, работорговлю и хищническую эксплуатацию цветного населения.
Теперь, возвращаясь к российской истории, мы можем сказать, что именно исторически неизбежный процесс раскрестьянивания деревни определил железную логику социально-экономического развития России конца XIX — первой половины ХХ столетия. В эту логику укладывается даже кажущаяся непоследовательность властей по отношению к крестьянской общине. После отмены крепостного права Александр II законодательно усилил права общины, впервые юридически сделав её собственником бульшей части крестьянской земли. Ещё больше усилил права общины Александр III, который своим указом запретил даже простой раздел крестьянского двора без согласия общины. Да и Николай II до 1905 года придерживался той же позиции.
Общину поддерживали «сверху» оттого, что властям было гораздо легче собирать выкуп за землю с неё, чем с каждой крестьянской семьи в отдельности. Но когда община стала формой коллективного протеста против дальнейшего удушения крестьянства, то власть начала наступление на неё. И уж совсем она стала неинтересной дворянской элите после того, как указом Николая II были отменены «долги» крестьян по выкупным платежам за ранее полученную ими землю.
И вот, в этих условиях власть получил Пётр Столыпин.
Безумные реформы Петра Столыпина
Общину начали ликвидировать, чтобы создать новый класс высокоэффективных «фермеров», насадить то самое «мелкое землевладение, которое является на Западе опорой общественности и имущественного консерватизма», — о чём писал П. А. Столыпин в уже цитировавшемся письме Николаю II летом 1906 года. Однако общинной земли на всех крестьян, количество которых к тому же росло в силу естественного процесса деторождения, и так-то не хватало. Ликвидировать помещичье землевладение, и за счёт этих земель решить земельную проблему крестьянства было нельзя, так как её тоже кто-то обрабатывал и претендовал на неё. Оставалось либо раскрестьянить основную часть селян, превратив их в рабочих, либо отправить их из европейской части России куда подальше, например, в Сибирь.
О том, что ликвидация общины «должна была» улучшить обработку земли, дать увеличение сельскохозяйственного производства, заложить основы устойчивого экономического развития и роста государственных доходов, приходится слышать даже сегодня, а уж тогда-то учёных обоснований реформе было тем более немало.
Говорили, что хозяйствование улучшится при отмене чересполосицы. А практически урожайность в беспередельных общинах (где никакой чересполосицы не было) в среднем не отличалась от урожайности в передельных общинах. Практика упорно не желала подтверждать планы теоретиков. А самое удивительное, что частная собственность на дворянские земли в России к тому времени существовала уже полтора столетия, но эффективного собственника в лице русских помещиков страна так и не получила!
Признаем: да, это правда, что в начале ХХ века урожайность на землях помещиков в среднем была на 15–20 % выше, чем у крестьян. Однако объясняется это вовсе не различием в формах собственности на землю, а тем, что помещики изначально были более зажиточными, и в отличие от беднейших крестьян могли позволить себе обеспечить хотя бы минимальный уровень агротехники. Затем, среди помещиков не было безлошадных, а среди крестьян их было, напомним, до 30 %. Не будем также забывать, что все помещичьи поля распахивались с помощью плуга, а около половины крестьян ещё пахало сохой.
И даже при этом за полтора столетия помещики не смогли превратиться в эффективных собственников. Так какие же были основания полагать, что крестьяне, получив в частную собственность землю, как по мановению волшебной палочки повысят урожайность в разы? Не было для этого никаких оснований.
Однако Столыпин продолжал убеждать общество, что если русский крестьянин бросит общину и возьмёт землю в частную собственность, то от этого будет большая крестьянину польза.
Чтобы подтолкнуть крестьянина в эту сторону, было сделано немало политических шагов. Это и отмена выкупных платежей в ноябре 1905 года, и указ от 5 октября 1906 года об уравнении крестьян в гражданских правах: отныне крестьяне могли, не испрашивая разрешения «мира», менять место жительства и свободно избирать род занятий. Это и правительственная поддержка развернувшейся с января 1907 года энергичной работы по «землеустройству», состоявшей или в закреплении за отдельными крестьянами их наличных земельных участков (с сохранением чересполосицы), или в выделении новых участков в одном месте (отрубов). А то и в образовании отдалённых мелких имений для крестьян, выселявшихся из деревни на хутора.
Планы Столыпина предусматривали увеличение сельскохозяйственных угодий в одних руках, — но в силу «плохости» нашей земли это требовало финансового обеспечения, которого как раз и не было. Поэтому, хотя к 1915 году из общины вышло 3084 тыс. дворов, или 26 % от числа общинников, среди них преобладали бедняки, которые, получив наделы в собственность, тут же их продавали. Даже в благодатных местах, в Поволжье и на юге Украины, где выход из общины шёл наиболее активно, слой зажиточных деревенских хозяев, о котором мечтал Столыпин, всё же не смог сложиться из-за недостатка в сельском хозяйстве средств. А государство не могло оказать хуторянам и отрубникам помощи в том размере, какого требовала ситуация!
Таким образом, «фермера» в России не получилось, а с другой стороны — разрушение общины, при сохранении отсталых методов землепользования, неизбежно вело к социальной деградации деревни, массовому обнищанию, концентрации пашни в руках так называемых кулаков. Между тем эти последние совсем не аналог европейских или американских фермеров. Наш отечественный кулак социально и экономически оставался частью общины; именно за счёт общины он копил первоначальный капитал, — отнюдь не в конкуренции с товарностью помещичьего хозяйства, а во внутридеревенском ростовщичестве, паразитстве, «мироедстве». Он попросту замещал собой помещика, но на более низком уровне. А уж в появлении батрака вообще невозможно увидеть никакого «прогресса».
Легко понять, что аграрная политика Столыпина создала почву для острых конфликтов, не изжитых потом аж до 1930 года. В европейской части России лишь около четверти выделившихся из общины получили согласие сельского схода, тогда как остальные пошли на укрепление земли в собственность против воли односельчан. Выход из общины часто сопровождался столкновениями выделяющихся с крестьянами-общинниками, а последних с властями, которые столь же интенсивно стремились покончить с общиной, как прежде пытались её законсервировать. В то же время весьма нередко в роли ревнителей «общинных традиций» выступали деревенские богачи — кулаки, использовавшие старые порядки для эксплуатации односельчан.
Анализируя сходные процессы в разных странах мира, мы можем сделать вывод, что экономическое раскрестьянивание села и увеличение городского населения России в начале ХХ века, бесспорно, соответствовало историческим потребностям. Основные экономические проблемы России конца XIX — начала ХХ века, это: аграрное перенаселение (в центральных районах свободной земли практически не было), нехватка капиталов, узость внутреннего рынка. И решать их следовало, исходя из магистрального направления развития страны — индустриализации. Но индустриализации не началось, а раскрестьянивание пошло само по себе, как побочный и никого из числа властителей не интересующий процесс, порождая социальную напряжённость и целый ряд других отрицательных общественных явлений. Благо, хоть бродяг вдоль дорог не вешали, как это было в Англии в XV–XVII веках. Впрочем, и повесили кое-кого: за 8 месяцев 1906 года по решениям военно-полевых судов было казнено 1102 человека, более 137 в месяц.
1907, август. — Русско-английское соглашение о разделе сфер влияния в Азии, оформление Антанты.
1908, март. — Создание организации «Союз Михаила Архангела». Май. — Закон о постепенном в течение 10 лет введении всеобщего обязательного среднего образования.
