требования к жизни и людям". Следующая реплика Басова раскрывает его буржуазно-либеральные политические убеждения: "Это так... Повышать - да! Но в пределах
возможного... Все совершается постепенно... Эволюция! Эволюция! Вот чего не надо забывать!". "Я не требую... невозможного...", - отвечает Марья Львовна.
И хотя она не произносит то слово, которое само собой подразумевается после басовской тирады об эволюции, - в условиях цензурного режима того времени Горький не смог его написать, - но оно, необходимое по смыслу сцены, по смыслу их идейного столкновения, прозвучит в ушах зрителей. Это слово - революция. Дальнейшие слова Марьи Львовны о долге писателя, на мой взгляд, лучшее из всего, что было вообще сказано и написано на эту тему. Многое в этих словах звучит современно и в наши дни: "...мы живем в стране, где только писатель может быть глашатаем правды, беспристрастным судьею пороков своего народа и борцом за его интересы... Только он может быть таким, и таким должен быть русский писатель... Я этого не вижу в вашем друге, не вижу, нет! Чего он хочет? Чего ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто" он: друг мой? враг? Я этого не понимаю...".
Лучше нельзя сказать! Вот что было темой спора, с такой силой разгоревшегося в столовой Басовых, вот одна из проблем, поставленных Горьким в "Дачниках". И эту проблему следует выявлять с максимальной отчетливостью на всем протяжении пьесы.
После ухода Марьи Львовны Басов отпускает по ее адресу язвительные замечания, не стесняясь Дудакова, перед которым не считает нужным прикрывать никакими украшениями свои обывательские взгляды. Дудаков, размышляя о происшедшем, приходит к выводу, что Марья Львовна может так горячо интересоваться отвлеченными вопросами потому, что ей не так трудно живется, как ему, Дудакову, совсем раздавленному мелочами жизни. Это признание измученного доктора - очень горькое признание. Но мысль Басова работает уже в другом направлении - он с искренним восхищением рассказывает о проекте махинации Шалимова с имением покойной жены. Однако на Дудакова этот рассказ производит совершенно неожиданное для Басова впечатление.
Вместо того чтобы разделить его восторг перед ловкостью Шалимова, доктор ошеломляет своего собеседника вопросом: "Вам не странно, то есть вас не удивляет, что мы не опротивели друг другу, а?.. Ведь ужасно пустые люди все мы... вам не кажется это?..". Басов серьезно удивлен таким поворотом разговора. И от того, что эти два человека, по существу глубоко чуждые друг другу, сами не понимают нелепости своих взаимоотношений, и от того, как серьезно они убеждены каждый в своей правоте, рождается замечательный комизм сцены, когда они, вооруженные удочками, мирно уходят вместе на рыбную ловлю. Действенная линия, которую условно можно назвать "место писателя в жизни", линия, связанная с личностью Шалимова, будет еще продолжена дальше - в сцене Юлии Филипповны, Варвары и Шалимова. Сейчас, после ухода Дудакова и Басова, действие ломается -начинает активно развиваться другая тема, возникшая еще в первом действии. Эта тема, эта действенная линия, тоже чрезвычайно важная в пьесе, - линия отношений Власа и Марьи Львовны.
В первом действии эти персонажи столкнулись всего один раз: Влас по обыкновению дурачился и на серьезные вопросы отвечал в шутливом тоне, а Марья Львовна его обрезала, но потом, почувствовав, что "немножко резко обошлась" с ним, и поговорив о нем с Варварой, ушла к Власу в кабинет. О чем они там говорили, неизвестно. Очевидно только то, что между ними существуют какие-то напряженные, не очень гладкие отношения. Сейчас, во втором действии, в них кое-что проясняется, становится понятным.
Встрече Власа с Марьей Львовной предшествует его сцена с Соней, когда он читает свои шуточные стихи, пародируя уличного певца ("Велик для маленького дела..."), и делает это так остроумно и талантливо, что Соня умирает со смеху; ей стоит большого труда перестать смеяться и задать наконец Власу вполне серьезный вопрос: "...как бы вы хотели жить?". И вдруг горячо, искренне, чистосердечно, бросив всякое шутовство, Влас отвечает: "Хорошо! Очень хорошо хочу я жить!". Он вкладывает в это "хорошо" совсем не тот смысл, который вкладывают в понятие хорошей жизни Басов и Шалимов. Влас говорит о жизни-подвиге. Так и понимает его Соня, спрашивая: "Что же вы делаете для этого?". "Ничего! совершенно ничего не делаю я!", - уныло говорит Влас.
Настроение его изменилось, и он остается вдвоем с Марьей Львовной, уже сбитый со своих привычных позиций. Он еще пытается острить и шутить, но уверенность потеряна, и стоит только Марье Львовне ласково и серьезно спросить: "...Зачем делать из себя шута? Зачем унижать себя?..", - как Влас на глазах у нас меняется, становится серьезным, печальным, глубоким. Как будто какой-то свежий родник искренности, желания найти близкую душу прорвался в этом резком, насмешливом юноше, не знавшем материнской ласки. По-видимому, Влас впервые заговорил с Марьей Львовной так откровенно, горячо и страстно. И хотя он еще ни слова не сказал о своей любви, но именно этой короткой сценой и начинается горький роман увядающей женщины с молодым, дерзким, смелым, талантливым Власом, которому автор "Дачников" отдал так много симпатии.
Влас и Марья Львовна уже не появляются на сцене в этом акте, но к его финалу выясняются новые интересные подробности развития их отношений.
А в следующий сцене опять становится центром действия Шалимов, и снова проблема места писателя в жизни должна завладеть вниманием зрителей. Басов в начале акта отрекомендовал Юлию как интересную женщину, и сейчас Шалимов проверяет это сообщение своего закадычного друга.
Юлия Филипповна, действительно, оказалась просто находкой для утомленного писателя: она так хорошо его понимает, она так умна, очаровательна, каждый ее взгляд обещает собеседнику совершенно безоблачные отношения, без всяких драм, без всякой психологии. И Шалимов так увлекается разговором с Юлией Филипповной, что совершенно забывает о присутствии Варвары, которая смотрит на него с нескрываемым удивлением. Она помнит, как несколько лет назад, глядя на него, "дрожала от радости, что есть такие люди...". И вот он здесь, рядом с ней, - лысый, пошлый фат, совершенно растаявший от примитивного кокетства и наивной опытности Юлии Филипповны...
Во время диалога Шалимова с Юлией оживилось, наконец, действие второго плана: на любительской сцене началась репетиция, которую ведет Замыслов. Он - режиссер, увлеченный процессом создания художественных образов. Поэтому свое: "Юлия Филипповна, пожалуйте!" - он
произносит не как помощник присяжного поверенного, а как жрец искусства. И Юлия Филипповна подчиняется зову Мельпомены беспрекословно.
А Шалимов, проводив ее восхищенным и несколько масляным взглядом, оборачивается к Варваре, которая смотрит на него с удивлением и грустью. И от того, что он прочитал в глазах Варвары, от ее огорченного голоса и невнятных слов Шалимов вдруг смутился, сконфузился, обозлился на себя. Это интереснейший психологический зигзаг. Мне кажется, что, после того как Варвара сказала: "Я, кажется, теряю
способность удивляться...", должна наступить довольно большая и очень выразительно сыгранная пауза, которой следует заменить текст до слов Шалимова": "Вы знаете
пословицу: "с волками жить - по-волчьи выть"?".
Начинающийся этими словами монолог, заставляет Варвару заново открыть глаза на Шалимова - не того, каким он впервые поразил ее воображение, и не того пошлого фата, каким он только что был; перед нею опять другой человек -глубоко разочарованный, несколько опустошенный, но умный, тонкий и честный. Может быть, Варвара уже готова протянуть ему робко руку, но Шалимов внезапно умолкает и произносит уже совсем другим тоном: "Впрочем, не смею задерживать вас...". Это сказано не очень вежливо, может быть, но это сказал тот Шалимов, который когда-то "вышел на эстраду, такой крепкий, твердый", с вдохновенными глазами.
В сгустившихся почти до ночной темноты сумерках Варвара осталась одна. Она идет, слабо освещенная луной, со своими тяжелыми раздумьями, смутными предчувствиями, и садится на скамью вдали от террасы. О чем она думает? О чем жалеет? Пусть вместе с ней и зрители еще раз задумаются над вопросом о месте писателя в жизни, о настоящем лице Шалимова.
А нить печальных мыслей Варвары прерывается шумным появлением ее супруга, переполненного впечатлениями от всяких новостей, событий, сплетен и удачного клева. Он в восторге от всего происходящего: во-первых, он видел, как у сухой сосны Влас целовал руки Марьи Львовны, это сенсация; во-вторых, он еще не успел поделиться с женой новостью о Яшке Шалимове, о его намерении оттягать землю у сестры своей покойной жены. Это замечательно, такой материал для сплетен, пересудов и так далее.
Таким образом, линия отношений Власа и Марьи Львовны вступила в новую фазу. Шалимов предстал перед Варварой опять в новом свете и, сам того не ведая, нанес ей еще один удар. Наконец в отношениях Варвары с мужем произошел теперь уже резкий поворот: Басов показал себя таким