Да он и не смог бы, даже если бы захотел, ведь за Екатериной Арагонской стоял ее могущественный племянник император Священной Римской империи Карл V, которого затея Генриха привела в состояние тихой ярости. Английский король не убоялся, порвал отношения с обоими, и с императором, и с папой, объявив себя главой независимой английской церкви. Всесильный канцлер Томас Уосли, поддержавший папу, слетел со всех постов и мигом очутился в Тауэре, где скоропостижно скончался при невыясненных обстоятельствах. Вспомните незавидную судьбу Амана, визиря персидского царя, загремевшего под фанфары стараниями Есфирь? За Уосли полетели головы других сторонников «католической партии», в том числе и знаменитого английского мыслителя Томаса Мора,[197] которому припомнили и долгую полемику с идеологами протестантов, и отказ признать Анну Болейн королевой, и выступления против политики «огораживания» общинных земель, вследствие которой тысячи вчерашних крестьян становились пауперами. Сэру Томасу, на протяжении многих лет поддерживавшему с Генрихом VIIII приятельские отношения и сменившему на посту опального премьера Уосли, без лишних проволочек отрубили голову.
В результате дипломатические отношения Англии с Габсбургами и Святым престолом оказались напрочь испорчены, Зорзи и его «венецианцы» взяли верх. Новым премьером (точнее, лордом-канцлером), с подачи королевского духовника и члена «Спиритуали» Томаса Старки,[198] стал лорд Томас Кромвель,[199] предок знаменитого Оливера Кромвеля и член того же тайного сообщества. К слову, Кромвель, в отличие от своего предшественника философа и филантропа Томаса Мора, носившегося с идеями социальной справедливости и упразднения денег, как главного виновника несчастий человечества, изложенными в его знаменитой «Утопии»,[200] был профессиональным бизнесменом со связями хоть куда. За плечами новоиспеченного лорд-канцлера была долгая служба в Италии, у флорентийских банкиров из дома «Фрискабальди», где он курировал взаиморасчеты со Святым престолом, а затем в Голландии, в качестве представителя английских торговцев шерстью.
Очутившись у власти, Кромвель принялся продвигать на ключевые посты своих людей. Джеральд Роуз рассказывает, как при нем в Кембриджском университете возникла «Маленькая Падуя», элитарное общество, которым руководил профессор Томас Смит, долгое время обучавшийся в Италии. Вокруг Смита группировались люди, которым было суждено сыграть выдающиеся роли в грядущую эпоху королевы Елизаветы: ее будущий личный секретарь Роджер Эшем, ее будущий воспитатель Джон Чек и ее будущий премьер-министр сэр Уильям Сесил, приходившийся Чеку свояком.[201]
Правда, перед тем как Англия окончательно стала «продвинутой реинкарнацией средневековой Венеции», всем перечисленным выше персонам довелось пережить весьма неприятную «пятилетку». Она случилась, когда в 1553 г. скончался (так и не достигнув совершеннолетия) единственный сын Генриха VIII Эдуард VI (1537–1553), которым британские «венецианцы» вращали куда хотели, а на престол взошла Мария I Тюдор, старшая дочь короля Генриха от опальной королевы Екатерины Арагонской. Мало того, что Мария была рьяной католичкой и наполовину испанкой, так она еще и выскочила замуж за испанского дофина, будущего короля Филиппа II Габсбурга, наследника императора Священной Римской империи Карла V. Оказавшись у власти, Мария принялась, засучив рукава, делать искусственное дыхание английскому католичеству. А заодно категорически запретила ростовщичество.
Трудно сказать, по какому пути пошла бы человеческая цивилизация, если бы Мария Католичка родила Филиппу II наследника мужского пола, который бы впоследствии претендовал на престол обоих великих морских держав, находившейся в расцвете сил Испании и стремительно набиравшей соки Англии. Однако ничего подобного не случилось. Королева Мария скоропостижно скончалась, освободив трон для своей сводной сестры Елизаветы, дочери Генриха и Анны Болейн. Начался «английский золотой век».
5.9. «Золотой век» Англии
Конечно, он не был никаким золотым для вчерашних английских крестьян, которых при Елизавете сгоняли в так называемые работные дома еще энергичнее, чем при ее приснопамятном папе Генрихе VIII. И вешали при малейшем сопротивлении еще безжалостнее, так что количество казненных превысило сто тысяч человек. А чего крестьяне носами крутили, спрашивается, ведь им предоставлялась заманчивая возможность вкалывать, в адских условиях, по четырнадцать часов в сутки (считайте, в две смены) за миску баланды и краюху хлеба, на мануфактурах, принадлежавших англо-итальянским хозяевам. Организованным по принципу, сотворившему знаменитое «китайское чудо», если еще кто не знал. Ни во Франции, ни в Германии, ни в России той эпохи не было ничего подобного, что поделать, они основательно отставали от «колыбели демократии» на Британских островах.
Кому, конечно, была лафа, так это хозяевам вышеупомянутых мануфактур, вовлеченных в работу по схеме английская шерсть — голландское сукно — венецианские ткани. Правда, эта самая лафа началась не сразу, сильно мешали испанцы, державшиеся за Нидерланды мертвой хваткой вопреки гражданской войне, полыхающей там. Испанцев было решено давить, но не сразу.
Для разминки королева Елизавета спустила с поводка своих знаменитых каперов, пиратов, получивших у нее соответствующие лицензии вроде тех, что сегодня приобретают наши перевозчики. Эти самые каперы и устроили испанцам эдакую необъявленную морскую войну, грабили их караваны почем зря под небом всех без исключения широт. Многие из пиратов под официальной британской «крышей» действовали столь успешно, что удостоились впоследствии высочайших правительственных наград, адмиральских званий, рыцарских титулов и всего такого прочего.
Новой статьей доходов только входивших во вкус британских олигархов стала работорговля. Именно королева Елизавета I проторила эту дорожку, произведя в адмиралы пионера английской работорговли сэра Джона Хоукинса (1562) за первую блестящую операцию по доставке живого товара с Черного континента в Новый Свет. В память об этом достойном всяческого уважения «подвиге» на гербе новоиспеченного флотоводца даже высекли вооруженного мотыгой негра. Не уверен, будто аборигены Дагомеи и Гвинеи, которых Хоукинс и его доблестные соратники по работорговле перебросили на плантации Гаити или Ямайки, были в восторге от этой стороны «славного английского золотого века», но их, понятное дело, никто не спрашивал. Примерно в эти же годы «взошла звезда» самого прославленного английского пирата и адмирала, сэра Фрэнсиса Дрейка,[202] который по части морских грабежей вообще не имел себе равных.
5.10. Разделяй и властвуй
Мы можем быть более уверенными в мире у себя, если нарушим мир у наших врагов.
Джованни Ботеро Трактат «Об основании государства», 1589
Да, признаем без оговорок, враги елизаветинской Англии тоже были не лыком шиты. И, конечно, не сидели сложа руки, завороженно глядя на «английский беспредел». Напротив, они, естественно, плели заговоры, грозили крошечному островному государству и интервенцией, и экономическими санкциями, да только руки оказались коротки. Да и смерть их косила немилосердно. Аскет и бывший инквизитор папа Пий V,[203] отлучивший Елизавету от церкви специальной буллой, сошел в могилу, так и не дождавшись свержения «королевы Бесс», как недоброжелатели звали англичанку.
Тело главы Католической лиги французского герцога Генриха Гиза по прозвищу Меченый[204] полетело в Луару, проткнутое шпагами десятка убийц. Знаменитый дон Хуан Австрийский,[205] безусловно самый одаренный и перспективный стратег Филиппа II, победивший турок при Лепанто и очистивший от них Тунис, расстался с жизнью при загадочных обстоятельствах. Между тем примечательнейшая была личность, серая овечка, оказавшаяся львом. Рожденный от Карла V немкой Варварой Бломберг, дон Карлос был признан бастардом лишь в завещании императора, а потому рос и воспитывался вдали от мадридского двора и оказался в высшем испанском обществе лишь по милости сводного брата, Филиппа II. Зато практически сразу проявил себя в борьбе со средиземноморскими пиратами, опустошавшими испанские берега, возглавив успешную карательную экспедицию.
Буквально сразу после этого дон Хуан укротил восстание крещеных мусульман в Гранаде, а в 1571 г., всего 24 лет от роду, командуя соединенным европейским флотом из трехсот галер, уничтожил в сражении при Лепанто громадный флот турок османов, захватив полторы сотни вражеских кораблей и вызволив из рабства сто двадцать тысяч христиан. Неудивительно, что его имя гремело по всему Средиземноморью, неудивительно, что его сводный брат Филипп II возревновал, лишив дона Хуана всякой военной поддержки, когда доблестные солдаты последнего осенью 1573 г. захватили Тунис. Отозванный Филиппом из Африки, победоносный дон Хуан был отправлен на ответственнейший и одновременно скользкий пост испанского правителя Нидерландов, но и тут пришелся не ко двору. Вероятно, его намерение вторгнуться в Англию, предварительно вызволив из заточения и Марию Стюарт, на которой дон Хуан собирался жениться, напугало Филиппа II. О реакции на эту затею английской владычицы королевы Бесс, вероятно, и говорить нечего. Тем более что дон Хуан очень скоро нашел общий язык со своими новыми подопечными — голландцами. Мстительный и недальновидный испанский король снова, как это уже было в Северной Африке, перекрыл сводному брату кислород, прекратив поставки боеприпасов и пополнений экспедиционным войскам. Кончилось противостояние печально. Сначала скоропостижно скончался Хуан де Эскобедо, которого звали правой рукой дона Хуана Австрийского, а за ним последовал и сам военачальник, сраженный неизвестной болезнью на тридцать втором году жизни! План вторжения на английские острова остался на бумаге, как и замысел дона Хуана жениться на шотландской королеве Марии Стюарт.[206]
