Огневой мощи роты было явно недостаточно для того, чтобы сдержать даже этих, и парни знали это. Без пулеметов самые удачливые рано или поздно доберутся до их рядов. И как только они это сделают, обе роты окажутся отрезанными от штаба.
Лихорадочный голос прокричал: «За пулемет! За пулемет!»
Двое рванули по мешкам с песком до пустого гнезда. Один отшатнулся и упал. Второй добежал сквозь пули, но исчез за укрытием. Когда пулемет не смог завестись, кто-то позвал зарядника. Тибор инстинктивно рванул вперед. Глаза его смотрели ровно на несколько метров вперед и больше никуда. Ноги сами несли его – быстрее, чем он мог даже подумать остановить их.
Гнездо представляло собой натуральный хоррор. Трое солдат лежали в массе собственной крови и кишок. Пока новый стрелок прицеливался, Тибор поднял целую пулеметную ленту и быстро вставил ее в приемник. Стрелок управлял потоком свинца примерно тридцать секунд, пока не откинулся назад с рассеченной посередине головой. Не раздумывая ни секунды, Тибор встал за ствол и нажал на курок. Связка китайцев прямо за периметром испарилась. Еще какие-то фигуры возникали из темноты, но Тибор продолжал молотить по ним, направо и налево, пробивая дыры в их рядах все шире и шире, пока ручей и кустарник за ним не покрыл ковер из недвигающихся и угловатых тел, как мозаика уложенных посреди наполовину пустых мешков с песком.
На какой-то момент атака прекратилась, словно пулемет заткнул поток людей у самого источника. Но струйки темных фигур теперь продирались через несколько узких, случайных траншей, опасно близко расположенных у ручья. Огонь винтовок из невидимых щелей прошивал защитные мешки с песком и выбивал в них зияющие дыры. Обороняющиеся отвечали шквалом гранат – горы трупов росли.
Когда атака зашла в тупик, кто-то сообщил, что командный пост батальона попал в осаду и нуждался в подмоге. Внезапно у роты Тибора появилось две задачи: сдерживать китайцев и помочь товарищам.
Люди начали бросать линию обороны. Тибор слышал приказ, но остался у оружия; руки, кажется, приклеились к стволу. Он орал остальным уходить, кричал, что догонит их. Когда парни из его взвода замедлились, он снова заорал на них. Он прикроет их, вопил он, но им надо уходить, пока у него есть патроны. Несколько стрелков отскочили от мешков с песком, пока Тибор продолжал строчить из пулемета, вынуждая врага не высовывать головы из траншей.
Почти вся рота отступила, но пулемет Тибора продолжал сдерживать врага на том берегу ручья. Он говорил себе бросить ствол и уходить, пока он не остался один на линии, но все никак не мог улучить момент. Винтовки продолжали постреливать. Выбора не было – надо продолжать огонь.
Тибор не заметил колотушку, упавшую прямо перед ним. Позже он думал, что, наверное, она прилетела откуда-то со стороны, а уже потом закатилась под него. Внезапно гейзер осколков и металлического мусора взвился из темноты. Ствол вырвался у него из рук. Взорвалась банка охлаждающей жидкости. Рядом с ухом пролетела пулеметная лента. Он почувствовал жалящую боль в руке, груди и ноге. Через долю секунды его, парализованного, снесло к задней стенке гнезда. В голове, еще работающей, пронесся образ похожего на отвертку штыка, вылезающего из темноты и направленного ровно ему в грудь. Ему повезло. Мешки и шлем уберегли от взрыва. Он остался в сознании, ощущение рук и ног вернулось почти сразу. Выбираясь из гнезда, он сиганул в темноту – до того, как враг успел прибыть за возмездием.
Отец Капаун находился в окруженном штабе, когда враг пробил периметр. Он смотрел с ужасом и одновременно удивлением, как легкие, неистовые человечки врывались в их ряды, сеяли смерть, а затем, по какой-то известной только им причине, бежали дальше, прямо через лагерь и в лес, будто их продували через трубу Куда они двигались, никто не знал: огоньки их винтовок стихали во тьме. Капаун и врач бросились в самое месиво и начали оттаскивать раненых к землянке. Вскоре к штабу небольшими группками стали подтягиваться остатки других рот, защищавших периметр в сотне метров к северу.
Полчаса спустя соединенные силы трех рот сумели отбросить китайцев – но, разумеется, ценой колоссального урона. От изначального периметра батальона остался жалкий кусок, усыпанный убитыми и ранеными.
Несколько человек каким-то чудом ухитрились проскользнуть через петлю, затягивавшуюся вокруг 3-го батальона. В суматохе первой атаки майор по имени Мориарти сумел протащить двадцать или тридцать человек на юго-восток, сначала мимо китайского патруля, а затем мимо чуть не целой роты, каким-то необъяснимым образом избежав обнаружения. Похоже, им на руку сыграло то, что их было относительно немного. Другие сбежали еще раньше, когда стало ясно, что поражение неизбежно; они присоединились к группе Мориарти и двинулись на юг. На следующее утро около сотни измученных выживших дошли до союзной территории, занятой южнокорейцами. Но остальной 3-й батальон – точнее, все, что от него осталось – был полностью окружен к югу от Унсана.
В отступающей роте Тибора некому было лечить раненых; в лихорадочном броске до штаба отсутствовал даже намек на какую-либо организованность. В спину им дышали вражеские пули. Раненые падали в темноту и так там и оставались. Никто не останавливался, чтобы помочь им; в данной ситуации это было равносильно самоубийству.
Сержант Бриер оказался одним из немногих сержантов, сумевших сохранить личный состав, но чем ближе его люди подбирались к штабу, тем опаснее становилась дорога – противник носился по лесу и палил во всех направлениях сразу.
Когда Тибор добрался до остатков периметра, было слишком темно, чтобы разобрать, откуда шел враг. Китайцы как сумасшедшие сновали в своих тяжелых куртках и кроссовках. Одни стреляли или пыряли штыками в окопы, другие пробегали мимо штаба и исчезали в темноте, словно бегуны на заданном маршруте: только что были здесь и раз – их уже и след простыл. Но чем больше американцев возвращалось сюда, тем меньше оставалось здесь врагов – они уходили в сторону реки.
Тибор прыгнул в пустой окоп и разрядил несколько обойм подряд. Два пулемета стрекотали, будто переговаривались между собой. Стрелки сосредоточили свое внимание на мосту, скидывая подсвеченные луной фигурки в вялотекущий ручей, в котором они тонули, словно в чернилах. Тибор и еще несколько стрелков ждали, пока тонкие силуэты материализуются на дальнем берегу, затем отправляли их в небытие до того, как те успеют слиться с тростником и кустами.
Бой заканчивался, оставшиеся в живых солдаты батальона Тибора укрывались за тремя уцелевшими танками, а затем вновь выходили, формируя новую оборонительную линию. Но отвоевать позиции они не могли – невидимые китайские стрелки, похоже, скрывавшиеся в неглубоких траншеях, мешали им выбраться из-за мешков с песком и покореженной техники. Беспорядочно падали минометные осколки, недолетавшие, впрочем, до солдат и танков. У Тибора и остальных складывалось ощущение, что китайцы толком сами не знали, куда надо стрелять. Вполне могло быть, что как только американцы отошли от линии фронта, они оказались за пределами досягаемости врага.
Офицеры провели перекличку в своих отрядах, затем приказали экономить боеприпасы. Приказ пошел по рядам: боеприпасов крайне мало – экономим. Хотя за периметром находился богатый запас амуниции, было слишком рискованно возвращаться за ним. Парни считали минуты до рассвета, зная: еще одной атаки китайцев им не пережить.
Бомбардировка прекратилась днем. В тишине утра солдаты сумели наконец оценить ситуацию. Общее мнение было таково: если китайцы хоть сколько-нибудь похожи на корейцев, до темноты они не вернутся. Быстро осмотрели новый периметр; он составлял менее двухсот метров в диаметре, примерно треть от изначального размера. И все же его нужно было охранять. От 3-го батальона осталось меньше половины, и совершенно непонятно было, кто пропал, ранен или погиб.
Подвиг Тибора в самые опасные моменты атаки не прошел незамеченным. Те, кому удалось покинуть ручей невредимым, знали, что это случилось благодаря его пулемету. Лейтенант, видевший, как Рубин взялся за пулемет, доложил сержанту Бриеру, что порекомендует майору Ормонду представить Рубина к Серебряной звезде. Но Ормонд пропал в бою без вести, да и вообще неясно было, доживет ли кто-нибудь из них до того момента, когда сможет доложить начальству о храбрости Рубина.
Капрал Хэмм, который провел все утро, безостановочно паля из-за ряда мешков с песком, и только сейчас начавший успокаиваться и понимать, что происходит вокруг него, заметил, что Пейтона нет с ним на линии. Это показалось ему странным, ибо они переговаривались всего пару часов назад. Хэмм рассказал об этом Тибору, который тоже видел его не так давно. Хэмм и Бриер прочесали линию, но Пейтона нигде не было, в том числе среди убитых и раненых. Старшина, которого Хэмм и остальные парни ставили себе в пример, самый опытный солдат в роте, также известный как «Господь Бог», внезапно, никого не позвав с собой, дал деру, пошатнув их уверенность в себе и оставив без лишнего ствола, так необходимого для обороны от китайцев.
