2000
СТАРЫЕ КНИГИ
Я люблю старые книги куда сильнее новых. Они хранят печать времени. У каждой книги есть своя история, настоящая или придуманная, каждая помнит руки, которые прикасались к ней, и глаза, которые читали ее. Мальчишкой с повадками охотника и полотняной торбой на плече я блуждал по старым книжным лавкам. Я помню охватившую меня безумную радость, когда удалось увести из-под носа нерасторопного конкурента «Путевые картины» Гейне в скромном переплете серии «Универсаль де Кальпе», и отчаянную борьбу, которую я вел со своими домашними за право обладания бабушкиным наследством — потрепанным первым изданием собрания сочинений Гальдоса. Это по нему я впервые прочел «Национальные эпизоды».
Я всегда считал, что в мире нет бесполезных книг. В самой неказистой с виду, самой глупой, неспособной обогатить ни ум, ни сердце своего читателя, непременно есть маленькая тайна, возможно, одна строчка, которая может кому-нибудь пригодиться. В действительности книги никогда не ошибаются — это люди могут ошибаться в выборе книг. Книга благородна сама по себе. Старые книги родились в маленьких типографиях; их сшили вручную, бережно смешали краски, с любовью выбрали бумагу. Они становились гордостью издателей, типографов и торговцев. Они появлялись на свет, как дети, и, как люди, переживали драмы, бедствия и войны. Со временем книги, сошедшие с одного типографского станка, навсегда отдалялись друг от друга. Их, как людей, ждали разные судьбы. Каждая узнала взлеты и падения, катастрофы, печали и одиночество. Они бывали в богатых библиотеках и жалких лавчонках старьевщиков, в нежных руках и в лапах злодеев, безжалостных к людям и книгам. У них есть свои герои и мученики, истерзанные и потрепанные от бесконечного чтения, сражавшиеся до последней страницы, как настоящие солдаты. Есть и такие, что погибают нелепо и бесславно, — утонувшие, сгоревшие, порванные, убитые во цвете лет. После них ничего не остается. Полное забвение.
Но есть и такие, которым посчастливилось попасть в хорошие руки. Их перечитывали и берегли, они дали жизнь новым книгам, своим потомкам. Эти книги, старинные или просто старые, редкие, необычные, вульгарные, восхитительные, скучные, красивые и уродливые, дорогие и дешевые, до сих пор путешествуют по миру, выбирая головокружительные маршруты, и порождают новые идеи, истории, факты и мечты. В свое время они избежали огня и воды, спаслись от мошенников и злодеев, не стали жертвами человеческого фанатизма, невежества и жестокости. На долю этих книг выпало бессчетное количество опасностей, но они дожили до наших дней. Не важно, чему они обязаны своим спасением: дружеской заботе, алчности дельцов или простому случаю. Теперь эти книги готовы открыть свои страницы любому, кто поманит их за собой.
Прошу вас, не медлите. Ступайте в букинистические лавки или к антикварам, если можете себе это позволить. Подлинные сокровища попадаются на развалах так же часто, как и в самых лучших международных каталогах: настоящая ценность книги определяется ее содержанием. Только не нужно вечного нытья о том, что старые книги слишком дороги. Пиво тоже дорого, и билеты в кино на всякую американскую чушь, и бензин, наконец. Кроме того, не стоит забывать о библиотеках. Где бы ни произошла ваша встреча со старой книгой отнеситесь к ней с вниманием и почтением, как к благородному, полному достоинства ветерану. Вам повезло: сколько ее собратьев исчезло навсегда! И, как ни горько, их ряды продолжают редеть из-за нашей преступной беспечности. Общаться с оставшимися — особая честь. Как знать, возможно, если вы научитесь понимать ее язык и будете достойны ее, однажды вечером, в мягком кресле, в тишине кабинета, в любом подходящем месте она тихонько расскажет вам свою старинную, захватывающую, прекрасную историю.
РАЗБОЙНИК И КОЗА
Я знаю одну маленькую девочку, непреклонную воительницу из сказочного мира. Как-то раз, увидев по телевизору, как разбойник напал на священника, бредущего по дороге со своей козой, она с тревогой спросила: «А козу не убьют?» Должен признаться, я прекрасно понимаю эту девчушку. Я тоже волновался бы по этому поводу, хотя люблю корриду, котлеты из телятины и изделия из натуральной кожи. Хотя если понадобится, могу обойтись и без боя быков, телятины и кожаных курток. Что же до разбойника, то, если уж нет возможности достать негодяя, прежде чем он нажмет на спусковой крючок, и кто-то непременно должен погибнуть, я бы тоже предпочел спасти козу. Наверное, и сам священник поступил бы так же. Я написал однажды, что от гибели человечества земля только выиграет: у нее появятся покой и надежда на будущее. Когда же погибает животное или целый вид, когда исчезают лес или море, в мире прибавляется печали и зла. И к тому же зверей никто не спрашивает. Они не голосуют и ни в кого не стреляют. А вот мы, люди, живем в дерьме да и не заслуживаем ничего другого.
Все предыдущее высказывание, вероятно чересчур эмоциональное, стоит рассматривать исключительно как пролог к истории, которую я собираюсь вам рассказать. Недавно я узнал о существовании молодежной организации под названием Лига защиты морских животных. Как следует из названия, ее члены собираются посвятить себя изучению и защите китов, дельфинов и других обитателей наших вод. У ребят уже есть сайт в Интернете, и, мне кажется, мы о них еще услышим. Такую инициативу можно только приветствовать: у компании отчаянных смельчаков, никак не связанных с государством есть все шансы выиграть битву, о которой не желает слышать наша неповоротливая, равнодушная и скверно организованная администрация (избавь меня боже от необходимости писать слово «коррумпированная»).
Клянусь, нет зрелища прекраснее двадцатиметрового кита, гордо проплывающего на горизонте вместе со своим детенышем или стаи дельфинов у Балеарских островов, когда они целыми сотнями охотятся при свете луны или плывут перед твоим кораблем в чистых водах Средиземного моря, время от времени приподнимая головы, чтобы посмотреть на тебя. Я всей душой желаю, чтобы на земле остались эти умные твари с загадочной улыбкой; говорят, они ласкают друг друга и вступают в близость лишь для того, чтобы получить удовольствие, не подчиняясь инстинкту размножения. Так делают только дельфины и люди. ЛЗМЖ предупреждает: из двадцати видов морских животных, что пока еще плещутся в наших водах, несколько находятся на грани уничтожения — некоторые разновидности дельфинов, кит, касатка. Их губят не только бесконтрольное загрязнение моря, но и браконьеры с переметами и запрещенными сетями, привыкшие ходить туда-сюда вдоль берега, как сосед Педро по своему дому или, если угодно, как русские по Чечне. Чтобы прекратить это, ЛЗМЖ предлагает создать пять заповедных морских зон и контролировать их совместно с пограничниками. Не помешала бы и небольшая торпедная флотилия, чтобы топить подонков, пускающих дельфинов и моллюсков на собачий корм. Приходится, впрочем, довольствоваться малым.
Это справедливая борьба. Разве попытки противостоять негодяям, опустошающим моря, при полной — и порой весьма подозрительной пассивности — бюрократии, не заслуживают нашего внимания? И дело отнюдь не только в морских млекопитающих. А как быть с красным тунцом? Испанские фирмы истребляют его наперегонки с французскими, а правительство взирает на это с благосклонной улыбкой. Пойманную рыбу везут в Японию, чтобы в Осаке всегда могли есть свежие суси. А простым рыбакам не достается ни одного паршивого дуро. В следующий раз, когда мне захочется поболтать, я, пожалуй, открою вам страшную тайну переселения красы наших вод в так называемые заповедники. А заодно объясню, чем заповедник отличается от концлагеря с холодильными камерами. Любой рыболов или моряк знает, что́ происходит на самом деле, и только чиновники ни о чем не подозревают. Да ладно, господин министр. Не заговаривайте мне зубы, ваше превосходительство.
