Краеугольный камень национализма: нация – первична, государство – вторично. Государство есть форма, отнюдь не определяющая нацию, но лишь выражающая её во времени и пространстве. Недостатки и преимущества государства есть недостатки и преимущества нации. Будет сильная нация – будет и сильное государство. А Россия с хиреющим, вымирающим и смешивающимся русским народом не нужна мне и задаром! Это не нация должна служить государству, а государство должно служить нации. Государство – это детище нации, воплощение её чаяний. Поэтому обязанность государства заботиться в первую очередь о состоянии нации, а уж потом о “судьбе реформ” и прочем. В нынешней “многонациональной” России этого не наблюдается.
Кто бы что ни говорил, а важнейшим элементом дееспособности народа является его национальное самосознание, осознание его сильных черт. Но об этом запрещали говорить, прятали информацию к размышлению. Оккупационное правительство разрешает это делать только своим сопременникам, евреям. Вот почему, когда русские начинают говорить о национальном самомознании, их через еврейские СМИ начинают клеймить “фашистами” (это любимый жидовский термин). А когда Йоня Яковлевич Горин, один из лидеров еврейских общин России, говорит о необходимости повышения национального самосознания евреев, жидорежим России рассказывает нам побасенки, что это демократия. Можно подумать, что мы живём в Израиле…
Прежде всего, надо стать самим собой, осознать себя представителем нации. Беда в том, что слишком долго тупые коммуноиды и хитрые евреи внушали русскому человеку бред об “интернационализме”, заставляя отказаться от своего национального лица. Но сейчас все больше и больше молодых людей начинают гордиться своей нацией, отмечая её достоинства. Открытие Запада имело для нас не только отрицательные последствия. Теперь, когда западный образ жизни перестал быть для нас заманчивым запретным плодом, а воспринимается вполне обыденно, и даже уже успел надоесть до чёртиков, мы всё больше убеждаемся в своей самодостаточности. Мы лучше тех, какими нас рисуют недоброжелатели. Только правят в нашей стране уроды. И сидят эти чучела у власти только потому, что мы ещё не успели до конца осознать кто мы есть. Все наши проблемы – не от силы врага, а от нашей временной слабости. Нужно разбудить русского медведя, и тогда, сколько бы матёрым ни был волк, он убежит, поджав хвост.
Вообще о национализме можно говорить очень долго. Рекомендую к прочтению книгу дореволюционного апологета русского национализма Михаила Осиповича Меньшикова, “Письма к русской нации”. Ему не простили ничего, ни искреннего национализма, ни талантливой публицистики, ни обличения кривды и изуверств. Он был арестован на Валдае. 19 сентября 1918 года Михаил Осипович писал своей жене из заключения: “Члены и председатель черезвычайной следственной комиссии евреи, и не скрывают, что арест мой и суд – месть за старые мои обличительные статьи против евреев… Запомните – умираю жертвой еврейской мести не за какие-либо преступления, а лишь за обличение еврейского народа, за то что они истребляли и своих пророков. Жаль, что не удалось ещё пожить и полюбоваться на вас ”. 20 сентября 1918 года он был расстрелян чекистами.
Русичи! Почему жиды постоянно убивают наших лучших людей? Почему они убивают наших, почему не мы их? Почему они руководствуются иудейской заповедью “лучшего из гоев – убей”, а нам через своё сраное ХЕРстианство подсовывают заповедь “не убий”? Долго мы будем играть в одни ворота? За кого они всех нас держат? За биороботов? За быдло? За двуногий скот? И до каких пор мы всё это будем терпеть!?
– "Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу,
не больше и не меньше" – сказал Шалтай презрительно.
– "Вопрос в том, подчиняется ли оно вам", – сказала Алиса.
– "Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин", – сказал
Шалтай-Балтай, – "Вот в чём вопрос!"
(Льюис Кэролл, "Алиса в Зазеркалье")
С чего начинается богатство нации? Богатство нации начинается с языка. Язык – это достояние не какой-то отдельной личности, а нации в целом. Национальный язык формируется тысячелетиями многими поколениями людей одной нации и постоянно развивается. Он является универсальным и самым мощным инструментом миропознания и самовыражения. Язык формирует мозг человека и задаёт его менталитет. Язык – один из стержней нации, некая нематериальная территория, на которой народ чувствует себя стойким и сильным. Язык – это коллективный мозг народа. Утрата языка – невосполнимая утрата. Выучив язык данной нации, автоматически получаешь доступ ко всей национальной культуре, к литературе, к поэзии, к традициям, к знаниям, к опыту, к мировоззрению, к системе воспитания, к характеру нации в целом, к фольклору и так далее.
За последнее время стали известны вехи становления нашего национального сознания и его сокровищницы – русского языка. Сейчас важно сказать главное. Главное – это то, чем каждый русский, каждый славянин, каждая генетически родственная нам нация вправе гордиться – удивительной историей, раскрывающейся древностью нашего волшебного языка.
Русский язык странен, необычен и наделен совершенно особыми свойствами, которые не могут быть следствием болгарского заимствования, называемого "кириллицей". Чтобы понять его уникальные свойства, приведём ряд высказываний великих русских писателей. Михаил Васильевич Ломоносов сначала утверждал, что презираемый западноевропейскими учеными "варварский" язык руссов не уступает ни одному из европейских. "Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по её могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает". А затем он, знавший многие иностранные языки, утверждал превосходство русского языка перед иноземными языками. "Повелитель многих языков язык Российский не токмо обширностью мест, где он господствует, но купно и своим собственным пространством и довольствием велик перед всеми в Европе".
И далее Ломоносов говорил не о степени распространения родного языка, но о его исключительных возможностях: "Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским с друзьями, немецким с неприятелем, итальянским с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатую и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков".
Историк и писатель Николай Михайлович Карамзин подмечал другую особенность русского языка: "Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем почти без всякого чужого примеса течет…". Как же так "без примеса"? Да ведь в русском великое множество германских, финно-угорских, тюркских, французских, а в последнее время английских заимствований. Может, Карамзин принимал желаемое за действительное? Может, он хотел видеть русский язык подобным исландскому, где в законодательном порядке запрещены любые иноземные слова и выражения, для которых следует подыскивать отечественные аналоги? Нет, всё верно. Заимствования быстро усваивались, вливались в общий строй русской речи, переиначивались и менялись практически до неузнаваемости, становясь новой русской лексикой. Основа же языка оставалась неизменной. Именно об этом говорил Александр Сергеевич Пушкин: "Как материал словесности язык славянорусский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими". Народная речь во всём её разнообразии неисчерпаема не только как источник поразительных образов, но и как настоящий клад, способный обновить литературный язык, потеснить все неудобопроизносимые иностранные заимствования. Восторженный поэт-романтик Вильгельм Карлович Кюхельбекер высказывался так: "Русский народ – народ первый в свете по славе и могуществу своему, по своему звучному, богатому, мощному языку, коему в Европе нет подобного!".
Николай Васильевич Гоголь (на Украине его стараются сделать национальным писателем), живя в Италии, отмечал: “Всякий народ своеобразно отличился, каждый своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает в выраженьи его часть собственного своего характера. Сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово”.
