13 декабря 1857 года уже Александру II было доложено, что в Петербурге и Вильно задержаны два письма одинакового содержания, адресованные санкт-петербургскому и новоград-северскому предводителям дворянства на тему освобождения крестьян. Копия письма была представлена императору. Последовало распоряжение письма уничтожить[401]. Так же поступали и с теми изданиями А.И. Герцена, которые посылались из Лондона и обнаруживались чиновниками секретных экспедиций. Но 15 марта 1858 года Александр II повелел выдавать подобную литературу всем министрам, шефу жандармов, товарищу министра народного просвещения, шталмейстеру И.И. Толстому и в 3‐ю экспедицию Министерства иностранных дел[402].
Что касается перлюстрации в Сибири, то уже к 1837 году выяснилось — никаких важных сведений она не доставляет. Поскольку письма «государственных преступников» официально просматривались в III Отделении, тобольский почтмейстер доставлял в Петербург лишь выписки из переписки старообрядцев, «не заслуживавших никакого внимания». Из Томска и Иркутска, кроме выписок из некоторых частных писем «незначительного содержания», ничего «по предмету заговора» доставлено не было. Поэтому на докладе у императора 13 апреля 1837 года А.Н. Голицын сделал вывод, что «перлюстрация в сибирских губерниях не приносит никакой пользы в отношении главной и даже единственной цели ее — наблюдение за корреспонденцией государственных преступников» и «может сделаться вредною по трудности скрыть ее долгое время в малых городах». Николай I это мнение утвердил[403].
На изменение сети перлюстрации влияли также транспортные новации. В мае 1837 года была учреждена экстрапочта между Одессой и Варшавой. Поэтому наместник в Царстве Польском И.Ф. Паскевич и генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии М.С. Воронцов высказались за то, чтобы корреспонденция из южных губерний России в ряд иностранных государств отправлялась через Варшаву, а не через Радзивилов. В связи с этим, по мнению князя Голицына, доложенному 9 октября 1838 года в Царском Селе, возникала деликатная проблема: почтовые отправления «выходили из‐под надзора российской перлюстрации, а Варшавская заменить ее не может, ибо производиться будет вне пределов Российской империи [странное утверждение в устах российского сановника, поскольку Царство Польское было юридически и фактически частью империи], где в видах пользы государственной должно сосредотачиваться все, относящееся до благосостояния собственно России». В случае же если государь будет уверен, что «перлюстрация в Варшаве достаточно может обеспечить надзор корреспонденции», то предлагалось войти в переговоры с почтовыми ведомствами Царства Польского и Пруссии для обсуждения конкретных вопросов нового маршрута перевозки почты[404].
В развитие данного сюжета 16 апреля 1839 года высочайше было утверждено представление о направлении корреспонденции из южнорусских и ряда других губерний в Вену через Варшаву. Это давало возможность доставлять почту из Вены в Санкт-Петербург вместо четырнадцати — семнадцати дней за восемь с половиной суток. В новой ситуации терял смысл «черный кабинет» в Радзивилове. Было решено «в видах пользы государственной… чтобы корреспонденция, которая пойдет через Варшаву, подвергнута была наблюдению в одном из центральных ее пунктов в империи, независимо от того надзора, который установлен для нее в Варшаве». Таким пунктом был определен Житомир, «куда будет стекаться вся корреспонденция… на Варшаву из южных губерний России». Туда из Радзивилова перевели двух чиновников для занятия «секретным делом независимо от нынешнего ее [почтовой конторы] состава»[405].
Создание новых «черных кабинетов» определялось и внешнеполитическими интересами. В частности, в конце 1830‐х — начале 1840‐х годов усиливается внимание к ситуации в Дунайских княжествах (Молдавии и Валахии). Напомним, что с XV века они находились в зависимости от Османской империи. Но в ходе русско-турецких войн здесь росло влияние Российской империи. Уже в 1800 и 1801 годах были учреждены российские заграничные почтовые конторы в Бухаресте и Галаце. По Бухарестскому миру 1812 года Турция лишалась права держать войска в княжествах. По Адрианопольскому миру 1829 года — отказалась от вмешательства во внутренние дела княжеств. В 1829–1834 годах Валахией и Молдавией управлял российский генерал П.Д. Киселев. Вместе с тем с 1826 года в каждом из княжеств избирались господари с утверждения России. Постепенно в Молдавии и Валахии росло национальное движение под лозунгами объединения в единое государство и достижения полной независимости. К тому же здесь сталкивались интересы ряда крупнейших государств: Австро-Венгрии, Великобритании, России, Турции, Франции.
Выше я уже упоминал о создании службы перлюстрации в Бухарестской почтовой конторе в 1815 году. В ноябре 1839 года А.Х. Бенкендорф сообщил А.Н. Голицыну повеление государя «учредить бдительнейший надзор за заграничной перепиской, проходящей через г. Одессу и Бессарабской области местечко Рени». На докладе 19 ноября Голицын представил императору два варианта исполнения этого повеления. Согласно первому, предлагалось «учредить в Одессе и Рени надзор за корреспонденцией, поступающей и отправляемой в иностранные земли». Препятствием здесь являлась трудность найти чиновника со знанием языков греческого, молдавского и валахского (одно из наречий румынского языка). Второй вариант предусматривал пересылку корреспонденции для «надзора» в Киев, Житомир, Вильно и Москву. Но это означало существенное замедление прохождения почты. Николай I согласился с мнением князя о предпочтительности первого варианта. Было решено учредить перлюстрацию в Одессе и Рени при почтовых конторах, назначив туда по два чиновника «для секретного дела», ибо найти специалиста со знанием всех языков, на которых в этих местностях шла переписка, было крайне трудно. Особое внимание предлагалось обратить на корреспонденцию, идущую через Одессу в Дунайские княжества, Турцию и обратно[406]. Почти через месяц, 12 декабря, Голицын получил «Высочайшее разрешение обратиться к генерал-губернатору Новороссии и Бессарабии М.С. Воронцову с просьбой о приискании надежных чиновников, владеющих греческим и молдаво-валахским языками». И только 10 марта 1840 года Голицын доложил государю о готовности начать перлюстрацию в Одессе и Рени.
В ходе этого доклада встал весьма конкретный вопрос: как проводить перлюстрацию с бумагами, представляемыми для окуривания в карантины Одессы и Рени? Дело в том, что начиная с 1823 года Россия пережила в XIX веке восемь эпидемий холеры: в 1823, 1829, 1830, 1837, 1847, 1852, 1865 и 1892 годах. При этом пять раз заболевание приходило с юга. Каждая эпидемия продолжалась ряд лет. Лучшим средством для недопущения холеры в новые регионы до 1860‐х годов считались карантины. В них проводилось окуривание людей и вещей серой. В карантинах Одессы и Рени в это время часто проводилось окуривание важных дипломатических бумаг. Поскольку карантин не зависел от почтовой конторы, то эти бумаги оставались бы вне секретного надзора. Выход был найден с помощью барона Ф.Ф. Стуарта, чиновника секретной экспедиции, знакомого с устройством карантинов. От него А.Н. Голицын узнал, что перлюстрацию можно производить в так называемой практической комнате, куда никто не допускается без особого разрешения директора карантинного дома. Бумаги же находятся в курительных ящиках в карантинной комнате двадцать четыре часа, хотя для производства окурки достаточно и тридцати минут. Поэтому уже окуренные бумаги можно перенести в практическую комнату для снятия копий[407].
Через несколько лет, 27 декабря 1843 года, было принято решение учредить в данном регионе дополнительно «черный кабинет» в Галаце с учетом пребывания в этом городе консулов почти всех европейских стран. Объектом для перлюстрации должна была стать корреспонденция, идущая через Галац из Константинополя и Бухареста на Рени в Россию и обратно. В Галац для «секретного дела» решили направить чиновника «под гласным именем» переводчика, каковых штат заграничных почтовых контор не предусматривал[408].
