Начинающийся конфликт принес немалые выгоды для обеих сторон в Голландии и Германии, и королева Анна на радостях жаловала Джону Черчиллю, графу Мальборо, герцогство. Тем временем Франция определила для себя самого опасного противника и решила, что победить можно, если удастся сдержать армию Мальборо на севере, а в это время захватить Австрию с ее союзниками-баварцами. Мальборо разгадал этот замысел и предпринял марш-бросок на юг по Рейнской равнине в Германию, сохраняя свою тактику в таком секрете, что даже союзники не знали его маршрута.
Через пять дней он подошел к берегам Дуная. Расстояние, которое он преодолел, составляло 250 километров; нас это не слишком впечатляет — подумаешь, во время каникул можно на велосипеде и больше намотать, — но военных историков эта цифра приводит в полный восторг. Тогда, в начале восемнадцатого века, столь быстрое продвижение пешком и верхом на лошадях обычно изматывало армию, солдат косили усталость или болезни, вызванные сырой водой. Впрочем, Мальборо строго следил за тем, чтобы его войска были постоянно накормлены и напоены, так что, по свидетельству одного из офицеров-очевидцев, «солдатам ничего не оставалось, кроме как ставить палатки, кипятить воду в чайниках и ложиться отдыхать».
Между тем французы здорово тормозили в попытках преследования Мальборо, потому что каждое изменение в тактике и направлении маневров требовалось согласовывать с королем-самодуром Людовиком XIV, а до Версаля было несколько дней пути. Хуже того, депеши из-за границы можно было зачитывать Людовику только в определенные часы, где-то в промежутках между расчесыванием париков и другими, более интимными церемониями.
На берегах Дуная Мальборо встретился с австрийской армией Евгения Савойского, еще одного врага, которого себе нажил Людовик XIV. Евгений родился в Париже от одной из любовниц Людовика и мог бы служить во французской армии, если бы «король-солнце» его не отверг. Тогда Евгений отправился в Австрию и вместо французской возглавил армию Габсбургов — ту самую, которой предстояло объединиться с Мальборо и нанести Франции величайшее в истории военное поражение.
Бленхейм: повторение Азенкура
Состоявшаяся в 1704 году битва при Бленхейме, так же как и другая знаменитая победа над французами, при Азенкуре, стала жертвой искаженного наименования. На самом деле сражение произошло у баварской деревни Блиндхейм, и англичане, исковеркав ее название, разозлили не только французов, но и баварцев.
Для человека невоенного это сражение покажется ничем не примечательным, в истории немало примеров, когда войска шли в атаку, невзирая на огонь пушек и мушкетов противника, и победа доставалась тому, кто демонстрировал больше самоубийственной храбрости. В этой битве около 52 000 англо-австрийцев противостояли 56 000 франко-баварцам, которые заняли, как им казалось, непробиваемые позиции на подступах к деревне Блиндхейм и в самой деревне, окруженной болотами и густыми лесами. Французский только-только отправил королю Людовику донесение о том, что враг ни за что не осмелится атаковать, когда на рассвете 13 августа 1704 года армии Мальборо и Евгения показались на горизонте.
Самоубийственные атаки продолжались весь день, и в конце концов сражение было скорее проиграно французами, нежели выиграно англо-австрийцами. Если точнее, победа стала возможной благодаря умению Мальборо подмечать ошибки французов и тотчас их использовать. Когда французы сосредоточили слишком большие силы в деревне, он отвел своих солдат и накрыл деревню артиллерийским огнем, поджигая дома и вынуждая противника выйти на открытое пространство. Когда французские командиры разошлись во мнениях относительно стратегии и оставили брешь в обороне, Мальборо немедленно нанес удар в самое слабое место. В итоге 30 000 французских солдат погибли, включая 3000 кавалеристов, утонувших при попытке отступления через быстрый Дунай, а более 10 000 солдат из лучшей пехоты Людовика XIV пришлось сдаться, когда их оставили отрезанными от главных сил перессорившиеся генералы.
Это поражение не только заставило выйти из войны союзника Франции — Баварию, но и сделало Мальборо еще более знаменитым во Франции, так что он даже стал героем популярной песенки «Мальбрук в поход собрался» (французы тоже постарались исковеркать его имя). Но куда важнее то, что поражение стало жестоким ударом по самолюбию Людовика XIV.
Никто из придворных не осмеливался явиться к нему с докладом, пока его любовница, мадам де Мантенон, не собралась с духом и не сообщила ему страшную новость о том, что про него больше нельзя сказать «непобедимый».
В этой затянувшейся войне Людовик то искал мира, то вновь гнал свою армию в наступление, в то время как Мальборо маршировал по континенту, одерживая одну за другой блестящие победы над французами. Он даже взобрался на такую ступень, откуда можно было бы атаковать даже Париж, будь на то политическая воля самых верхов.
Но уже была запущена и обратная реакция. Мальборо оказался в роли поп-звезды, у которой слишком много хитов, и британский военный истеблишмент ополчился на него, обвиняя в коррупции и стремлении к величию. Его отстранили от командования.
Впрочем, даже это не спасло Францию от поражения в войне, и в 1713 году Людовик подписал Утрехтский договор, согласно которому признавал новую династию на британском троне, уступал англичанам большие территории Французской Канады и, что самое унизительное, соглашался на то, что короны Франции и Испании никогда не объединятся, даже если их будут носить члены одной королевской семьи. По сути, Людовик подписывал отказ от своей мечты о мировом господстве.
Людовик XIV умер 1 сентября 1715 года от вызванной нарушением кровоснабжения гангрены, которую доктора поначалу диагностировали как ишиас, а потом пытались лечить лекарствами от оспы. И хотя по сей день его вспоминают как блистательного «короля-солнце» — главным образом те, кто обалдевает от размеров Версальского дворца и завидует количеству королевских любовниц, — в то время его уход был чем-то из серии «Бон вояж, и не возвращайся». Толпа встречала насмешками и улюлюканьем похоронную процессию, которая двигалась к собору Сен-Дени на севере Парижа, где находится королевская усыпальница. (Хотя, может, это местная традиция, поскольку французский президент, если проедется сегодня по этому северному пригороду, живой или мертвый, встретит такой же прием.)
На смертном одре Людовик, похоже, признал собственные ошибки и обратился к своему пятилетнему преемнику, будущему Людовику XV, со словами: J'ai trop aimé la guerre («я слишком любил войну».) Возможно, он просто пытался упростить положение вещей, потому что даже ребенку было понятно, что в словах отца кроется нечто большее. Людовик XIV растратил государственную казну на бездарные войны и огромный, как город, дворец, вдохновлял аристократию на пижонство и праздность, душил налогами простой народ, который все-таки потерял терпение и принялся рубить привилегированные головы спустя семьдесят четыре года. Хуже того, способствовав сплочению двух самых амбициозных и смелых солдат Европы — Вильгельма Оранского и герцога Мальборо, — Людовик лишил Францию шанса распространить свое влияние на весь континент.
И словно мало было нанесенных Людовику оскорблений, «Мальбрук» собрал все богатство, нажитое за годы своей блистательной карьеры, и отстроил собственный Версаль, грандиозный замок в английской провинции, названный (пусть и с ошибкой) в честь французского поражения: Бленхейм. Это здание представляет собой монумент французскому унижению, а его вход украшает скульптура герцогской короны на пушечном ядре, сокрушающем геральдическую лилию, гербовую эмблему французской монархии. И это еще не все. Дворец был построен на земле, дарованной герцогу благодарной нацией, и по сей день род Мальборо выплачивает британской монархии ежегодный символический взнос в виде флага с геральдической лилией.
Если коротко, родовое поместье Черчиллей-Мальборо служит вечным напоминанием об исторических «проколах» Людовика XIV, трехсотлетней антифранцузской шуткой, над которой ежегодно посмеиваются полмиллиона посетителей, включая членов британской королевской семьи.
Глава 9
Почему America[67] не стала l’Amérique[68]?
В голове каждого француза есть крохотная жилка, которая никогда не перестает пульсировать.
Это вовсе не область мозга, связанная с сексом, о котором французы на самом деле довольно легко забывают — когда, например, обсуждают еду, болезни или права рабочих. И это не колония бактерий, которая проникла в череп из какого-то на редкость живого сыра.
