С истинным уважением и любовью есмь
ваш навеки
Ф. Булгарин.
18. Февраля 183 °Cпб.
Адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину etc.
____________
* в этом честью уверяю. Мне рассказали содержание, и я, признаюсь, не согласился в многом. Представлю тех, кои мне рассказывали.—
449. П. А. Вяземский, Пушкин и Е. А. Карамзина — В. Ф. Вяземской. 1 марта 1830 г. Петербург.
[П. А. Вяземский:]
1-го марта у.[тро.]
Вот я и в Петербурге. Долго собирался, за то долго и ехал. Я приехал сюда вчера вечером. Чуть было не пришлось тебе раскаиваться, что ты целые четыре месяца торопила меня ехать. Несколько раз дорогою думал я занемочь не на шутку, но всё отделалось кашлем и болью в голове от кашля же, потому что первая половина дороги ужасно была ухабиста, и ухабы и кашель так разбили мне голову, что я должен был на станциях отдыхать по четырнатцати часам. Признаюсь, часто приходили мне на мысль наш обед сам-тринатцать и книга к Набокову. Но по счастью, я доехал не к нему, а в Петербург. Карамзиных и Мещерских нашел здоровыми. Пушкина видел, он собирается в Москву. Что болезни в Остафьеве? Сделай милость, ни под каким видом не переезжай в Остафьево прежде апреля. Дети всю зиму были больны, перевезти их зимою в дом, который несколько лет не был топлен и к тому же при болезнях там свирепствовавших, было бы дело непростительное, тем более, что сберегло бы всего пятьсот рублей. Толмачев Вам кланяется. Прости, моя милая, обнимаю и благословляю Вас всех от души. Ну, Машенька и Пашенька, стыдно бы Вам было посмотреть на братцев, об Андрюше и говорить нечего, он почти с меня ростом, но и Николинька чуть ли не выше Машеньки. Смотрите же, ростите умом, если бог не даст Вам другого роста. Кланяйтесь от меня Mr Robert и M-lle Julie [308] и засвидетельствуйте мое нижайшее почтение их сиятельствам князю Павлу и княжне Надежде Петровным.
[Пушкин:]
Виноват я перед Вами, княгиня. Простите великодушно. На днях явлюсь к Вам с повинною. Цалую Павлушу.
А. П.
[П. А. Вяземский:]
Что ребенок Голицыной? Пошли узнать о нем.
[Е. А. Карамзина:]
Je vous embrasse de tout mon cœur, chère et bonne P-cesse Véra, en vous remerciant de nous avoir envoyé à la fin notre cher voyageur, Dieu merci je l'ai trouvé beaucoup mieux [que] qu'un billet de lui daté de Poméranié ne me l'annonçait, un peu de toux et de fatigue, voilà tout son mal qui, j'espère, dans quelques jours de repos n'y paraîtra plus rien, мы будем его баловать и за ним ухаживать. Mille tendresses à toute la chère et aimable famille. Adieu, je suis toute entourée de comptes, comme une хозяйка doit l'être pour le 1er du mois. Bonjour, chère amie. [309]
450. П. А. Вяземскому. 14 марта 1830 г. Москва.
Третьего дня приехал я в Москву и прямо из кибитки [310] попал в концерт, где находилась вся Москва. Первые лица, попавшиеся мне на встречу, были Н. Гончарова и княгиня Вера; а вслед за ними братья Полевые. Приезд государев сделал большое впечатление. Арестованные были призваны к Бенкендорфу, который от имени царя и при Волкове и Шульгине объявил, что всё произошло от неразумения, что государь очень обо всем этом жалеет, что виноват Шульгин etc. Волков прибавил, что он радуется оправданию своему пред Московским дворянством, что ему остается испросить прощения, или лучше примирения, [311] графини Потемкиной — и таким образом всё кончено и все довольны.
Княгиня Вера очень мило и очень умно говорила о тебе Бенкендорфу. Он извинялся перед Потемкиной: Quant à M-de Карцов tout ce qu'elle dit c'est comme si elle chantait… [312] А жена твоя: Vous eussiez pu remarquer, Général, qu'elle chantait faux. [313] Отселе изъяснения. Puisque nous sommes sur le pied de la franchise, vous me permettrez, Général, de vous répéter la demande de la C-sse Potemkine: la réhabilitation de mon mari. [314] — Он сказал ей, что недоволен твоим меморием. Я не читал его: что такое? Ты жалеешь о том, что тебя не было в Москве — а я так нет. Знаешь разницу между пушкой и единорогом? Пушка сама по себе, а единорог сам по себе. Потемкин и Сибелев сами по себе, а ты сам по себе. Не должно смешивать эти два дела. Здесь ты бы был конечно включен в общую амнистию, но ты достоин и должен требовать особенного оправдания — а не при сей верной оказии. Но это всё безделица, а вот что важно: Киселев женится на Л.[изавете] Ушаковой, и Катерина говорит, что они счастливы до гадости. Вчера обедал я у Дмитриева с Жихаревым. Дмитриев сердит на Полевого и на цензора Глинку; я не теряю надежды затащить его в полемику. Дай срок. Прощай, помяни меня на вечере у Катерине Андреевне и пиши мне к Копу.
14 марта.
Запечатай и отошли записку Гагарину Театральному.
Адрес: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому, в С.-Петербург на Моховой, в доме Межуева.
[Приписка ниже адреса: ] Вот тебе и другое письмо.
451. Пушкин и Ф. И. Толстой — П. А. Вяземскому. 16 марта 1830 г. Москва.
У меня есть на столе письмо, уже давно к тебе написанное — я побоялся послать его тебе по почте. Жена твоя вероятно полнее и дельнее расказала тебе, в чем дело. Государь уезжая оставил в Москве проект новой организации, контр-революции революции Петра. Вот тебе случай писать политический памфлет, и даже его напечатать, ибо правительство действует или намерено действовать в смысле европейского просвещения. Ограждение [315] дворянства, подавление [316] чиновничества, новые права мещан и крепостных — вот великие предметы. Как ты? Я думаю пуститься в политическую прозу. 70 Что твое здоровие? Каков ты с министрами? и будешь ли ты в службе новой? Знаешь ли ты, кто в Москве возвысил свой опозиционный голос выше всех? Солнцев. Каков? Он объявил себя обиженным в лице Сибелева и цугом поехал к нему на съезжу, не смотря на слезы Лиз.[аветы] Львовны и нежные просьбы Ольги Матвеевны. Москва утихла и присмирела. Жду концертов и шуму за проект. Буду тебе передавать свои наблюдения о духе Моск.[овского] Клуба. Прощай, кланяюсь твоим. Не могу еще привыкнуть не у них проводить вечера мои. Кажется мне, что я развращаюсь.
16 марта. [317]
[Ф. И. Толстой:]
При сей верной оказии, не мог я преминовать, что бы и мне не засвидетельствовать вам покорного почтенья, мой любезнейший князь Петр Андреевич. Желал бы писать гораздо и пространнее, но истинно так, так утомлен удовольствиями, которые нам, счастливым москвичам, доставило внезапное прибытие государя императора. Право, князь, еще не могу отдохнуть и опомниться.
452. А. X. Бенкендорф — Пушкину. 17 марта 1830 г. Петербург.
Милостивый государь, Александр Сергеевич.
К крайнему моему удивлению, услышал я, по возвращении моем в Петербург, что Вы внезапно рассудили уехать в Москву, не предваря меня, согласно с сделанным между нами условием, о сей вашей поездке. Поступок сей принуждает меня Вас просить о уведомлении меня, какие причины могли Вас заставить изменить данному мне слову? Мне весьма приятно будет, если причины Вас побудившие к сему поступку будут довольно уважительны, чтобы извинить оный, но я вменяю себя в обязанность Вас предуведомить, что все неприятности, коим Вы можете подвергнуться, должны Вам[и] быть приписаны собственному вашему поведению.
С совершенным почтением имею честь быть м.[илостивый] г.[осударь] Ваш покорнейший слуга А. Бенкендорф.
№ 993. 17 марта 1830. Его бл.[агородию] А. С. Пушкину.
453. Е. М. Хитрово — Пушкину. 18, 20 и 21 марта 1830 г. Петербург.
18 mars.
Quand je commence à être rassurée sur votre séjour à Moscou — il faut que je tremble sur votre santé — on m'assure que vous êtes malade à Torjok. Votre pâleur est une des dernières [sensat[ions][?]] impressions qui me soit restée. — Je vous vois sans 71 cesse à cette porte, en croyant vous revoir peut-être le lendemain, je vous regardais avec bonheur — mais vous, pâle, ému, sans doute, de cette douleur que vous saviez m'être réservée encore le même soir — vous m'avez fait trembler déjà alors sur votre santé. Je ne sais à qui m'adresser pour savoir la vérité — c'est la quatrième fois que je vous écris. Demain il y a quinze jours que vous êtes parti — il est inconcevable que vous n'ayez pas écrit un mot. Vous ne connaissez que trop ma tendresse et inquiète et déchirante pour moi. Il n'est point dans votre noble caractère de me laisser sans aucunes nouvelles à votre sujet. Défendez-moi de vous parler de moi, mais ne me privez pas du bonheur d'être votre commissionaire. Je vous parlerai grand monde, littérature étrangère — probabilité d'un changement du ministère en France, hélas, je suis à la source de tout, il n'y a que le bonheur qui me manque!
Je vous dirai cependant que ma joie a été parfaite avant-hier soir. Le G.[rand] D.[uc] Michel est venu passer la soirée avec nous — à la vue de votre portrait, ou de vos portraits, il me dit — „Savez-vous que je n'ai jamais vu Poushkin de très près. J'avais de grandes préventions contre lui, mais d'après ce qu'il m'en revient je désire beaucoup le connaître et surtout je tiens à avoir une longue conversation avec lui“ — il finit par me demander Poultava. — Comme j'aime qu'on vous aime!
Malgré que je sois avec vous (malgré l'antipathie que cela vous donne) et douce et inoffensive et résignée — accusez au moins de temps en temps mes lettres. Je serai radieuse, rien que de voir de votre écriture! Je veux aussi savoir de vous-même, mon cher Poushkin, si je suis condamnée à ne vous revoir que dans des mois.
Que de choses dures, [même] déchirantes, même dans cette idée! — Eh bien, voyez-vous, j'ai l'intime conviction que si vous saviez à quel point j'ai besoin de vous revoir — vous auriez pourtant pitié de moi et vous reviendriez pour quelques jours! Bonne nuit — je suis horriblement fatiguée.
