— В свое время вы заявляли, что сделаете все, чтобы дать возможность журналистам ОРТ работать независимо, свободно. Но вскоре после этих заявлений продали свою долю акций на этом канале. Вы приютили на канале ТВ-6 команду НТВ, взяли на себя ответственность за этих людей. Существуют ли обстоятельства, политические или экономические, при которых вы можете избавиться от канала ТВ-6?
— Сегодня нет таких обстоятельств, которые вынудили бы меня избавиться от принадлежащих мне средств массовой информации. Я действительно политик и бизнесмен, хотя непосредственно бизнесом с 1995 года не занимаюсь. Но прежде всего я человек. И когда вы говорите, что я избавился от ОРТ, то демонстрируете незнание того, что произошло. Я не избавился от ОРТ, а меня вынудили, очень жестоким образом, расстаться с тем пакетом акций, который мне принадлежал, и с тем влиянием, которое я оказывал на политику этого канала.
— Что значит — жестоким образом?
— Это значит, что в заложники был взят мой ближайший друг Николай Алексеевич Глушков, заместитель генерального директора «Аэрофлота », который и по сей день сидит в тюрьме. И с моей стороны прощения людям, которые так поступили, не будет. На преследование близких мне людей я смотрю значительно острее, чем на враж-
дебные действия в отношении меня самого. И вот это издевательство, которое власть творит над Глушковым, я не забуду.
Акции ОРТ я отдал под давлением власти в обмен на свободу для Глушкова. И эта свобода была обещана. И власть меня обманула. Поэтому я могу сказать, что отныне не существует обстоятельств ни политических, ни экономических, при которых я могу отказаться от каких-либо принадлежащих мне средств массовой информации.
— Третьяков уверяет, что предлагал вам за «Независимую газету» 20 миллионов долларов. Вы действительно собирались ее продавать?
— Был такой период, когда я реально обсуждал продажу «Независимой газеты». Я действительно считал, что «Коммерсантъ» и «Независимая » занимают в значительной мере пересекающиеся читательские ниши. И я принял решение за счет «Независимой газеты» для себя эту ситуацию разрешить. Я сделал предложение ряду людей, и действительно обсуждалась сумма в 20 миллионов долларов.
Третьяков тогда был полон энтузиазма. Он общался с представителями администрации президента, в частности с главой администрации господином Волошиным, на эту самую тему: не купит ли «Независимую газету» государство или кто-то, кто будет представлять государство, как в случае с ОРТ? Но желающих не нашлось. И действительно, зачем платить, если «НГ» за негосударственные деньги, по существу, проводит позицию власти?
Вплоть до самого дня, когда я объявил о смене руководства газеты, я был готов ее продать. А когда я объявил, что меняю руководство, и Третьяков позвонил мне и сказал: «Борис, сейчас люди, с которыми мы говорили о продаже, поняли, что серьезно собираешься это сделать, и готовы покупать», то я ответил: «Теперь я и за 100 миллионов «Независимую» не продам. Потому что теперь мне надо было продавать свои обещания. Я уже пригласил новых людей в газету. Заявил о своих планах публично, и теперь моя позиция не измеряется деньгами».
Поэтому сегодня я для себя это решение уже не обсуждаю. Я благодарен Третьякову, что он повел себя достаточно корректно в этой ситуации. Хотя экономическое положение газеты оказалось плачевным. И вовсе не из-за недофинансирования с моей стороны. То, что происходило в «Независимой газете», с точки зрения экономики по сегодняшним меркам уже недопустимо.
— А насколько возможно вливание газеты «Сегодня» в «Новые Известия »? По той же схеме, по которой часть коллектива НТВ была переведена на ТВ-6?
— Такой вариант невозможен. НТВ было уникальным коллективом. Я считаю, что других столь же классных специалистов телевизионной журналистики в России не было. Я пытался этот уникальный коллектив спасти. Не хочу сказать, что действовал при этом как чистый альтруист. Я учитывал не только уникальные возможности этих людей, но и их политическую позицию.
Я действительно считаю, что Гусинский плохо распорядился средствами, которые были в его распоряжении. В этом смысле НТВ не являлся бизнесом. Нынешняя ситуация в России позволяет устроить телевизионный канал как бизнес. Тем более такой компактный канал, как ТВ-6. Я уверен, что это удастся команде НТВ, хотя и потребуются капиталовложения, которые измеряются десятками миллионов долларов.
А что касается газеты «Сегодня», то не хочу никого обидеть, но эта газета не занимала той суперпрофессиональной ниши в газетном мире, которую занимала в телевизионном мире команда НТВ. И «Новые Известия» для меня совершенно не то же самое, чем было ТВ-6.
Я глубоко уважаю главного редактора «Новых Известий» Игоря Несторовича Голембиовского. У меня с ним очень сложная история отношений. Начиналось наше знакомство с моего глубочайшего возмущения публикациями в «Известиях», посвященными моему израильскому гражданству. А сегодня меня очень многое с ним связывает. Поэтому я никогда не думал о том, чтобы предложить коллективу газеты «Сегодня» перейти на работу в «Новые Известия ».
Вообще, для меня сегодня средства массовой информации как инструмент политики играют значительно меньшую роль, чем раньше. Пришло другое время. И борьба государства за СМИ, как рычаг политического влияния, с моей точки зрения, ошибочна. И на следующих выборах не средства массовой информации будут играть решающее значение в победе тех или иных сил.
— А что?
— Знаете, то, что раньше называлось «дойти до каждого». Не виртуально, а напрямую. Так, как победил Квасьневский в Польше, когда он первый раз становился президентом. У него тогда не было средств массовой информации в руках. Он просто протопал всю страну. Второй пример — Берлускони, который практически отказался от использования средств массовой информации в предвыборной борьбе. И заменил это технологией непосредственного об-
щения с людьми. Конечно, Россия по размерам не Польша и не Италия, но…
Замечу, что власть в последнее время последовательно уступает в борьбе за регионы. Хотя у нее в руках средства массовой информации. Власть проигрывает именно потому, что она, как всегда, отстает от времени, думая, что она и так справится, компенсирует свои ошибки силой. И все рейтинги президента — это мыльный пузырь. Народ прекрасно понимает импульсы власти, даже когда формально власть не объявляет того или иного кандидата своим. Понимают люди и действуют вопреки воли власти. Это говорит о том, что народ все больше не доверяет власти, Путину.
— Вы собираетесь продолжать заниматься политикой, бороться за власть? Будете заниматься публичной политикой?
— Ваш вопрос немного странен. Вы живете в мире тех же самых «из– мов», которые придумали некоторые журналисты. Я занимаюсь публичной политикой много лет. Хотят представить эту политику как некоторую интригу, как игру «двора». Я не занимаюсь политиканством. Я не занимаюсь интригой. Я стараюсь понять стратегические приоритеты России и пытаюсь реализовать эти приоритеты. Должен вам заметить, очень успешно.
Я занимаюсь политикой с 1994 года, с того момента, как вышел указ президента об акционировании ОРТ. Приобретение 49 процентов акций ОРТ оказалось поворотным событием в моей жизни. В отличие от многих я в то время понимал, что делаю это не для бизнеса, что делаю это исключительно как политик. И взглядов своих никогда не скрывал. Всегда высказывал их публично.
— Но ведь это не политика — высказывать свои взгляды.
— Это безусловно политика, если превращается в действие. Мои слова никогда не расходились с действием. Я говорил и действовал.
Я действительно считаю абсолютно необходимым создание в России правой оппозиции. Оппозиции, противостоящей зигзагу в российской политике, который осуществляет сейчас российская власть. Если бы Путин был правым, то я с такой же яростью, как сейчас, боролся бы за создание левой оппозиции. Поскольку первостепенный вопрос для либерального устройства государства — существование оппозиции в принципе.
Путин не является правым. Он пытается представить себя либералом, но конечно же, он либералом не является. И мне особенно приятно создавать либеральную оппозицию, поскольку разделяю либеральные взгляды.
— В какие формы вы собираетесь облечь эту свою оппозицию?
— Не существует иной формы, кроме политической партии. Я действительно пытаюсь построить в России политическую партию. Реально оппозиционную партию, которая будет бороться за власть.
— Вы пытаетесь построить ее с нуля или опираетесь на какие-то уже существующие организации?
— Я не хотел бы сейчас давать ответ на этот вопрос.
— Но это уже не публичная политика!
— Я ведь открыто вам говорю, что не хочу отвечать на этот вопрос. Тем не менее я его прокомментирую. Я могу вам сказать, какую политическую нишу должна занимать партия, которую я намерен строить. И вы поймете, что ни одна из существующих партий не является основой для того, что я хочу создать. А вот союзники у нас могут найтись.
