организованных властями массовых убийств погибло больше людей, чем на полях сражений.
В небольшом городке, расположенном в поросших джунглями горах Колумбии, представитель местной администрации показывал журналисту фотографию. На ней был изображен он сам в молодости и еще восемь других мужчин. Все они были членами объединения под названием Революционные вооруженные силы Колумбии (ФАРК) – марксистской повстанческой экстремистской группировки, образованной в первой половине 1960-х годов. В 1980-е годы, после двух десятилетий партизанской борьбы, они сформировали политическую партию для того, чтобы установить перемирие и принять участие в выборах.
12 лет спустя, когда журналист рассматривал фотографию, этот чиновник был единственным оставшимся в живых из всей группы. «Все они были убиты, и не случайно, – пояснил он. – Это было целенаправленное физическое истребление». Правительственные войска и выступавшие на их стороне другие вооруженные формирования уничтожали лидеров ФАРК одного за другим. К 2002 году было убито, исчезло или скрывалось такое количество членов группы, что для участия в выборах не осталось претендентов, так что правительство распустило партию [19] -
Когда неопределенность разрешается, стороны истощены от конфликта, перед каждым повстанцем встает выбор: продолжать сражаться или сложить оружие, рискуя тем, что правительство воспользуется слабостью оппозиции. Множество факторов заставляло ФАРК сражаться в горах и джунглях на протяжении пяти десятилетий. Одним из них было систематическое уничтожение их лидеров. После того как группа повстанцев в 2016 году подписала мирное соглашение и объявила демобилизацию, убийства возобновились. В последующие годы по всей стране загадочным образом погибли десятки политиков леворадикального толка и разоружившихся лидеров повстанцев – вероятно, в результате действий тех же самых темных армейских и гражданских вооруженных проправительственных сил.
Это лишь один пример распространенной ситуации: большое правительство подавляет маленькую, но сильную повстанческую группу, с которой предпочло бы договариваться, передав какие-то трофеи или поделившись властью. Проблема подобных гражданских войн заключается в том, что повстанцы должны отказаться ОТ СВОИХ ИСТОЧНИКОВ СИЛЫ: бойцов, вооружений и секретности. Совсем иначе выглядят межгосударственные войны. Когда враждующие страны прекращают военные действия, им нет необходимости формировать совместное правительство. Они не должны распускать свои вооруженные силы или разоружаться. Более слабый участник межгосударственного конфликта далеко не всегда должен беспокоиться о том, что в мирное время будет поглощен своим более сильным соперником.
Однако после гражданской войны, если только участники не поделят страну на части, остается проблема восстановления государственной монополии на насилие. После того как участники сложат оружие, у более сильной стороны – как правило, у правительства – возникают стимулы пересмотреть соглашения и свести старые счеты. Риск существенно повышается, когда повстанцы непропорционально слабы, а режим автократичен и неконтролируем. Аварийные выходы оказываются недоступными. При отсутствии высшей власти, обеспечивающей действенность сделки, все договоренности должны соблюдаться добровольно. Но достичь этого не так-то просто.
Политолог Барбара Уолтер называет проблему обязательств единственным значимым препятствием для урегулирования гражданских войн. Это объясняет, почему такие конфликты длятся так долго. Именно проблема обязательств отвечает на вопросы, почему так трудно заключать продуктивные соглашения, почему они так редко выполняются и почему стороны ведут бесплодную борьбу до последнего солдата. Такие внутренние конфликты действительно длятся дольше, чем межгосударственные войны: средняя продолжительность гражданских войн – около 10 лет. Некоторые участники, как, например, ФАРК, понимают, что, если они сложат оружие, их лидеры будут уничтожены поодиночке. Это одна из причин, почему ФАРК воевали с правительством почти полвека. В мировой истории гражданских войн было гораздо больше, чем межгосударственных, и это чрезвычайно увеличивает множественность конфликтов [20],
Вернемся в Ирак и посмотрим еще раз на попытки американцев сместить Саддама Хусейна. У иракцев есть старая поговорка, которая прекрасно отражает идею превентивной войны: «Лучше пригласить врагов на обед – тогда они не съедят тебя на ужин». Кто-то, глядя на отношения Соединенных Штатов и Саддама Хусейна, видит воплощение проблемы обязательств. Оружие массового поражения, в особенности ядерное, могло бы бесповоротно изменить баланс сил между двумя странами. Каким образом Саддам мог гарантировать, что не будет его разрабатывать? И все же неопределенность может объяснить долгую подготовку к войне, но решение о вторжении трудно списать только на наличие частной информации или неверные представления о положении дел [21].
Саддам мечтал обзавестись атомной бомбой с того момента, как стал президентом. Оружие должно было укрепить его деспотический, тоталитарный режим. Оно должно было утвердить его положение на Ближнем Востоке и на мировом рынке нефти. В этом случае он мог бы усилить свое могущество за счет любой другой группы, включая Америку, Иран, Израиль и Саудовскую Аравию. Первый большой успех пришел к Саддаму в 1980 году, когда Франция продала диктатору два экспериментальных реактора. Французы, стараясь усидеть на двух стульях, хотели передать слабо обогащенный уран. Однако Саддам отказался и использовал свое влияние, потребовав оружейный материал. Ирак был вторым крупнейшим поставщиком нефти во Францию и третьим наиболее ценным торговым партнером – Саддам покупал по-настоящему много оружия. В итоге французы уступили [22].
Все понимали истинные намерения диктатора. Израиль на десятилетия раньше получил аналогичные исследовательские реакторы и материалы для создания собственного атомного оружия. Теперь сделка с французами могла бы положить начало пути Ирака к «исламской бомбе». Протесты Израиля ни к чему не привели. В свою очередь Соединенные Штаты вовсе не высказали возражений. Президент Рональд Рейган был сосредоточен на противостоянии с Ираном, и более сильный Ирак не казался ему источником опасности, Реальная сила Саддама Хусейна и его характер тирана еще не проявились достаточно заметно.
Для этого потребовалось еще одно десятилетие. На протяжении 1980-х и 1990-х годов Саддам провел жесткие кампании против шиитов, курдов, Ирана, Кувейта и даже против собственных военачальников, министров и простых граждан. Запад постепенно стал понимать, к чему приведет попадание атомной бомбы в такие руки.
Однако война не стала первым шагом к тому, чтобы этого не произошло. Так не бывает почти никогда. Решение о военном вторжении слишком дорогое и рискованное. По этой причине противники режима Саддама нацелились на его сдерживание. У них в распоряжении были другие инструменты, которые они задействовали в первую очередь. Например, Ирак подписал договор о нераспространении ядерного оружия и согласился с мерами безопасности, принятыми Международным агентством по атомной энергии (МАГАТЭ). Эти меры включали в себя дипломатию, инспекции и штрафы. Постепенно все это привело к тому, что режим Хусейна оказался под самыми жесткими санкциями в истории человечества. Более того, когда санкции и дипломатические усилия успеха не принесли, у США и Израиля оставались влиятельные инструменты, которые приостанавливали вторжение и включали в себя
