В частности, в Смуту западные соседи отхватили по куску собственно «Царьства Руского» (Швеция – Новгород, а Польша – Смоленск), но не удержали. Остановка западноевропейской экспансии на восток бесила многих, ряд мыслителей и властных особ на Западе находили достигнутое продвижение вопиюще недостаточным. К примеру, западноевропеец Адольф Гитлер, всегда считавший экономической базой «промышленной революции» и дальнейшего экономического роста Англии ее двухвековую подпитку за счет выжимания соков из Индии, говорил, что российские пространства станут для Германии «тем, чем была для Англии Индия»[70]. Но подчинить Россию оказалось не по силам ни одной европейской державе.
На земле крайне мало стран, которые избежали участи стать колонией, протекторатом, «заморской территорией» (номинальной частью имперской метрополии), доминионом, подопечной, подмандатной или просто полностью политически зависимой территорией той или иной западноевропейской державы. Либо подвергнуться ее оккупации. А то и стать для этой державы «ничейной землей», пространством для заселения. Россия – не просто исключение, она – поразительное исключение. Это не только самая большая из стран (немногих, повторяю), не поддавшихся этой закономерности, но и вообще самая большая страна мира. Русская государственность не прерывалась с момента своего возникновения никогда.
* * *
Вопреки всем бурям XX в., Россия сохранила свою уникальную территорию. Практически весь ареал проживания великорусского народа сосредоточен сегодня внутри российских границ. Те, кто говорят, что «Россия вернулась к границам Ивана Грозного», не очень понимают, о чем речь. Дозревшие до самостоятельного бытия народы, отделявшиеся от Российской империи (а затем от СССР), отделялись, естественно, на своей земле и вместе с ней. Испания тоже когда-то владела Фландрией, а Венгрия – Словакией, и, утратив их, они не лишились частей своей национальной территории. Для сравнения: Германия на сегодняшний день утратила ровно треть, по сравнению с 1914 г., своей именно национальной, т. е. дотоле немецкой, территории.
Если за современными границами России остались значительные очаги компактного проживания людей русского самосознания, то это произошло по воле коммунистических вождей. Так, в 1920 г., обеспокоенное малочисленностью рабочего класса Украины, а значит, слабостью «классовой базы» украинских большевиков, ленинское руководство передало в состав Украины ряд районов Донбасса с преимущественно русским рабочим населением. Впрочем, происходил и обмен территориями. В 20-е гг. Украина передала России города Шахты и Таганрог с их округами, а РСФСР Украине – Путивль, Мирополье и ряд волостей. Белорусская ССР состояла на момент вхождения в СССР всего из шести уездов бывшей Минской губернии. Витебская, Могилевская и Гомельская губернии после революции оказалась в составе РСФСР. Руководитель Белоруссии, энергичный Александр Григорьевич Червяков (судьбоносные имя с отчеством для этой республики), добился к 1926 г. передачи этих земель – 26 уездов в общей сложности – в состав Белоруссии. Хотел получить и Смоленск, но не смог. В 1936 г. были выделены в отдельные республики Казахстан и Киргизия – дотоле автономии в составе РСФСР. В 1944 г. РСФСР вернула себе Иван-город и Пыталово, отданные было в 1920 г. соответственно Эстонии и Латвии. В 1954 г. Украине был передан Крым. История более мелких переделов и «уточнений» границ между советскими республиками и областями заняла бы тома, это отдельная тема.
Из народов, входящих ныне в состав России, оказались разделены государственными границами лезгины и осетины, но это произошло еще в результате развала Российской империи большевиками.
Собственно российская территория даже приросла – за счет Калининградской области, Карельского перешейка и северного берега Ладоги (то и другое, до 1917 г., – части Великого княжества Финляндского), Тувы (которая одна больше всей Прибалтики) и Курильских островов, а также района Печенги, возвращенного финнами, и Южного Сахалина, возвращенного японцами.
Ни российское руководство, ни общественность (отдельные активисты не в счет) не ставит вопрос о пересмотре границ с соседями. Россия и без того располагает замечательной территорией, уникальной в стратегическом, геополитическом и транспортном отношении, самой перспективной территорией мира. Об этом у нас шла речь в первой части книги.
В 1909 г. в современных границах России насчитывалось 85 млн жителей, в 2009 г., сто лет спустя, – 141,9 млн, на 67 % больше. Несмотря на все гекатомбы XX в.! Разумеется, в начале XX в. никто не думал, что прирост окажется таким скромным. Но все познается в сравнении. Во Франции население выросло за тот же период с 40 до 62 млн человек (на 55 %), в Бельгии – с 7,5 до 10,7 млн (на 39 %), в Великобритании в ее нынешних границах (т. е. с Ольстером) – с 42 до 61 млн (на 45 %); в Швеции – с 5,5 до 9 млн (на 63 %). В Италии население выросло за эти сто лет с 34,8 до 58 млн человек, на 67 %, что в точности равно российскому показателю. С другой стороны, население Португалии выросло за то же время на 85 %, а Испании – даже удвоилось.
Когда Россия входила в XX в., никто не мог предсказать, сколько десятилетий у нее займет завершение перехода от аграрного общества к индустриальному, и не было уверенности, что она этот переход завершит даже во второй половине века – прежде всего потому, что преобладание сельского населения в стране было подавляющим. Это переход не завершили в то время и в более продвинутых частях Европы. В Швеции, совсем не отсталой стране, перед Первой мировой войной в городах жило всего 20 % населения, а Франция пришла к соотношению 50: 50 только в 1930 г. Сталинское «раскрестьянивание», произведенное самыми свирепыми методами, снизило к началу Великой Отечественной войны сельское население РСФСР до 65 %. Но даже к моменту смерти диктатора городское население еще не сравнялось с сельским – несмотря на выдавливание рабочей силы из деревни с помощью оргнаборов, армейской службы и другими способами. Преемники Сталина доделали дело, аграрного общества к моменту их ухода с исторической сцены в России не было настолько, что страна уже не могла обходиться своим продовольствием. Как бы то ни было, сегодня в России общество современного типа, с хорошим уровнем образования, вполне готовое как к постиндустриальному развитию, так и к новой индустриализации.
* * *
Российский суперэтнос радикально изменился за последнее столетие – во многом в лучшую сторону. За несколько поколений народ может измениться до неузнаваемости. Это правило мировая история подтверждает на многих примерах. Согласно историческим свидетельствам, в XVI–XVII вв. чеченцы слыли самым мирным среди народов Северного Кавказа. Зато большой свирепостью славились в это время шведы. Они так отличились на юге Польши во время Тридцатилетней войны, что Генрик Сенкевич не хотел ехать в Стокгольм за своей Нобелевской премией – не мог простить шведам их зверства трехсотлетней давности. В Российской империи в буйных народах ходили финны, легко пускавшие в ход свои знаменитые «финки». «В конце XVIII – начале XIX в. в Европе не было народа более мирного, идиллического, философского и более пренебрегаемого соседями, чем немцы» (В. О. Ключевский). Показателен пример США. Вплоть до конца 60-х в ряде штатов были отдельные школы для белых и черных, отдельные места в автобусах, отдельные скамейки в парках. И хотя расизм и сегодня остается одной из самых горячих тем американской жизни, в 2008 г. в США был выбран черный президент.
Чарлз Диккенс писал в 1856 г.: «Двенадцать месяцев назад считалось «не по-английски» не вешать собственных солдат. Тридцать лет назад было «не по-английски» не вешать людей дюжинами каждый понедельник. Шестьдесят лет назад было «не по-английски» вставать из-за стола трезвым». Но потом это стало вполне «по-английски», хотя пришлось долго привыкать. Диккенс продолжает: «Один мировой судья заявляет мне, что я принадлежу к народу пьянчужек. Все англичане – пьяницы, таков судейский припев» (Ч. Диккенс. Собрание сочинений в 30 т. Т. 28. – М., 1960. С. 376).
Итак, все этносы меняются. Радикальным образом изменился за последнее столетие российский суперэтнос и его основа – русский народ. Как целое, былая Россия исчезла подобно Атлантиде, мемуаристы, не сговариваясь, называют ее «потонувшим миром». Исчезли многомиллионные сословия, почти ушло крестьянство со всеми его обычаями, нормами, правилами и ценностями, с авторитарным укладом, с патриархальностью, ушло то, что Пьер Паскаль называл «русской крестьянской цивилизацией». Одна из самых проницательных характеристик победы в нашей стране марксистской утопии такова: это было «разрушение последнего сохранившегося целостного реликта христоверующего средневековья»[71].
