И всё-таки я пошёл, терзаемый стыдом и сомнением, отгоняя саму мысль о появлении на людях[?]
И не увидел ничего в их глазах[?]
Кроме сочувствия!
Они бережно помогли мне взобраться на железнодорожную платформу, влезть в закреплённую на ней радиостанцию, бросили на жёсткую лавку одеяло и подушку, уложили меня, намочили холодной водой вафельное полотенце и прижали к моему пылающему лицу.
Велик и сострадателен русский солдат!
Приехали мы в Одессу через Знаменку, где цепляли наши платформы к другому составу, а потому не скоро. И мои гематомы стали бледнеть, но вид был не совсем приличный.
Мои бывалые сержанты получали продукты, палатки, горючее, недостающую технику на складах. Оказалось, что они со всеми, кто был нам нужен в военном округе, давно знакомы и, пожалуй, лучше меня разбираются в том, что нам может понадобиться в поле.
Со своей задачей мы все справились. Провели испытания сноровисто, хотя у солдат были промашки, о которых я предпочёл умолчать в своём письменном докладе. Начальство осталось довольно и ни словом не обмолвилось о моём появлении перед подчинёнными в непотребном виде.
И тогда я подумал, что русские солдаты ещё добры и снисходительны, что при всеобщей злобности трудно было бы существовать не только в армии[?]
Повторюсь, что это было в декабре 1947 года. Именно тогда маршала Жукова отозвали в Москву.
Вскоре у него случился инсульт. Но он быстро оправился и получил назначение командовать Уральским военным округом. И был строг, но справедлив.
Жукова опасались не только подчинённые, но и первые лица государства.
Про Сталина я упомянул, но скажу ещё, что в год его смерти я уже три с лишним года жил в Москве и учился в военной академии, маршировал по Красной площади на парадах в первой шеренге, стоявшей предыдущей осенью в двух десятках шагов от двери Мавзолея Ленина.
Было без пяти десять 7 ноября 1952 года, когда из неё вышел Сталин в сопровождении всех членов политбюро, остановился и взглянул на часы.
Видимо, было ещё рано подниматься по лестнице Мавзолея. И он повернулся к свите лицом, а к нашему строю спиной, снял фуражку, достал из кармана платок и стал вытирать большую, жёлтую как дыня[?] лысину. Зная шевелюру отца родного по великому множеству портретов, я обомлел и почувствовал, как напряглась и задержала дыхание вся наша шеренга. Моя будущая жена рассказывала, что в детстве спросила у мамы, какает ли Сталин, и опечалилась, получив утвердительный ответ[?]
И слышал я там же похоронную речь Берии, из которой запомнил только одно словосочетание: "Тот, кто не слеп, тот видит[?]" А потом по приказу Жукова вместе с другими офицерами осадил одну из частей внутренних войск, подчинявшуюся Берии и, как оказалось, не участвовавшую в заговоре этого "английского шпиона".
Жукова, который вместе с другими военачальниками ликвидировал Берию, назначили министром обороны. Однако тандем, как любят говорить теперь, Маленкова и Хрущёва распался. По слухам, ключевая фраза, вызвавшая страх Хрущёва перед Жуковым, будто бы была произнесена во время заседания партийной верхушки, когда делили власть хрущёвцы и молотовцы.
- Вы ещё вызовите войска сюда, - якобы сказал Молотов. Вмешался маршал Жуков:
- Войска могут быть вызваны только по моему приказу!
И стоило Жукову отплыть с эскадрой в Адриатическое море, как он получил отставку.
Но и потом маршал, видимо, находился под пристальным вниманием определённых учреждений, хотя никогда не тешил своего честолюбия высказываниями, которые могли бы быть приняты за желание стать во главе государства. Но в глубине души многие советские люди, наблюдая за бронзовеющими посредственностями, подумывали и о таком повороте событий.
Когда же дело касалось нашей недавней военной истории, у него была своя нелицеприятная точка зрения о сражениях и людях. Она не умаляла ничьих заслуг, была точной фактически, но подавалась не без сарказма, что воспринималось официальной и внутренней цензурой его редакторов очень настороженно, всё с той же опаской. Что происходит и сейчас, несмотря на обильную демократическую болтовню.
Помнится, как после публикации воспоминаний маршала я побывал в редакции журнала "Молодая гвардия", и там Падерин, один из редакторов, военный писатель и полковник, помогавший маршалу Чуйкову с воспоминаниями, поведал мне, что мемуары Жукова, обработанные и выпущенные АПН, не имеют ничего общего с подлинными текстами. Падерину принесли от Жукова и положили на стол машинописный экземпляр, но он, прочтя первые страницы, затрепетал так, что поопасался читать дальше и отправил текст обратно. Дошёл он вроде бы до слов: "Южным фронтом командовал всадник без головы Будённый[?]"
Падерин говорил мне, что свалял дурака, не сделав копии с сокровища, которое, как я понял, он не прочёл до конца.
Последний раз я видел маршала Жукова в Гагре в первой половине 60-х. Мне довелось тогда снимать вместе с Юлианом Семёновым дом, хозяин которого, завзятый охотник, владелец двух сеттеров, натасканных на полевую дичь, возил нас на Пицунду. Там теперь великое множество многоэтажных пансионатов, а тогда за прибрежными соснами начинались кукурузные поля, и осенью, после уборки, перепелов на них водилось великое множество.
Мы охотились и очень много работали. Юлиан был добродушен и нравился мне тем, что ни о ком никогда не говорил дурно. Как-то мы с ним и его женой Катей решили развлечься и отправились в Старую Гагру, где давали концерт на открытом воздухе. Не помню, что был за концерт, зато навсегда запомнил, как Юлиан толкнул меня локтем и указал на сидящего впереди широкоплечего пожилого человека в штатском костюме, шепнув:
- Жуков[?].
Когда тот повернул голову в сторону что-то щебетавших двух дам, я сразу понял, кто это. Тем более что одна из дам спросила что-то о командующем Дальневосточным округом, и он коротко ответил на вопрос жены, видимо.
В перерыве Жуков стоял с дамами в широком проходе, и не всякий узнавал, кто это. Но я чувствовал, что все проходящие мимо не могут оторвать взгляда от прекрасной лепки его лица. Одна она говорила о силе воли, мужестве, достоинстве, уме[?]
2011 г.
Кусто
ЛИТРЕЗЕРВ
Дмитрий РАЙЦ
Родился в 1990 г. и живёт в Новосибирске. Учится в Сибирском государственном университете телекоммуникаций и информатики.
Oh, l"enfance, le temps quand il semble que toute la vie sera comme l"ete[?]1
1
В маленьком допотопном телевизоре тощий старичок в красной шапке и висящей на его костлявом теле синей рубашке ходит по палубе корабля и что-то говорит, показывая рукой вдаль. Это капитан Жак Ив Кусто, великий исследователь Океана, благородный и неустрашимый мореплаватель и ныряльщик. Со своей верной командой он избороздил и кишащие пираньями воды Амазонки, и скованные льдами холодные северные моря[?] Какой он умный, добрый, внимательный! Он как дедушка, но только ещё лучше!
Кусто надевает акваланг и ныряет. Длинной вереницей шествуют, щёлкая клешнями, по песчаному дну красные лангусты, скачут куда-то морские коньки, черепахи не спеша гребут плавниками, среди водорослей мечутся диковинные треугольные рыбки; пробивающиеся сквозь толщу воды пятна света плавно скользят по зеленеющим камням с наросшими на них жёлтыми, фиолетовыми, оранжевыми ветвями кораллов.
И водолазы, подражая обитателям моря, грациозно извиваются и безмятежно перебирают ластами, за ними поднимаются облака пузырьков. Синеет океанская даль, таящая в себе ещё так много загадок[?] Вперёд же, Кусто! Для тебя нет ничего невозможного!
2
Кошка с пышными усами, волнистой рыжей шёрсткой и разноцветными (зелёным и голубым) глазами, даже застряв под забором, не собирается терять чувства собственного достоинства. Гордое существо не станет же уподобляться собаке, оно не начнёт в панике теребить суматошно лапами. С важной миной она ждёт какого-то чуда, делая вид, что просто прилегла отдохнуть под тенью забора и поглядеть, как Миша и Даня сидят на крыльце, едят крыжовник да смотрят на берёзовые верхушки. И мальчики верят сейчас, будто достают эти верхушки до самого неба. Дедушка садится рядом с внуками и также поднимает взгляд на могучие кроны берёз. Ему они кажутся чуть поменьше.
3
